Абха задергал лапами, из его пасти вырвалось слабое шипение. Чернобородый гном кивнул, железные пальцы разжались, и кобольд рухнул на пол. Тут же на грудь ему опустился тяжелый, окованый железом, башмак.

— Слушай, ты, крысиное отродье, — брезгливо произнес старший гном, склоняясь над кобольдом, так, что ненавистный запах ударил прямо в морду Абхе. — Мы ненавидим вас за то, что вы шныряете под землей, в наших шахтах, как трусливые крысы, которые нападают стаей исподтишка. Ты не представляешь, с каким наслаждением я разорву тебя руками, чтобы не пачкать оружие грязной кровью кобольда. Я даже не буду обещать тебе легкой смерти — она не будет для тебя легкой. И быстрой тоже не будет.

— Не забудь выпытать у него, где он хранит свои сокровища! — гаркнул гном, который стоял у входа в пещеру. — Эти крысы обирают трупы тех, кого им удалось убить, это всем известно. Слышишь, Брен? У него тут, наверное, есть чем поживиться!

Как ни напуган был Абха, мысль о том, что алчные гномы могут добраться до его тайников, заставила его заскрипеть зубами.

— Кто к тебе приходил? — негромко повторил гном и башмак надавил на грудь кобольда сильнее.

— Чело..век... — с трудом выдавил Абха, извивясь на земле и стараясь отвернуться от гномьего запаха.

— Сколько?

— Один... — прошептал Абха. Спасать чужую жизнь ценой собственной он не собирался. — Мальчишка...

Брен выпрямился, но его нога по-прежнему стояла на груди кобольда.

— Мальчишка? — он прищурился, что-то соображая, потом обменялся взглядами с другим гномом, стоявшим рядом с ним. — Что ему было нужно? — продолжил он.

Абха хотел вздохнуть, но не смог.

Гном расценил его замешательство по-своему.

— Слушай, крыса, — снова наклонился он к кобольду, который беспомощно разевал пасть, пытаясь втянуть воздух. — Говорят, ты в свое время улизнул от Ресифа... не знаю, как тебе это удалось... но от гномов хирда "Красные колпаки" тебе не удастся уйти. Ты ведь знаешь, почему наш хирд заслужил это прозвище? Мы окунаем шлемы в теплую кровь тех, кто встал на нашем пути! Помолчи-как еще секунду — и я вырву твое мерзкое сердце и заставлю тебя съесть его... Ты понял?

С этими словами Брен так ткнул металлическими пальцами в грудь кобольда, что тот чуть не испустил дух.

— А как же насчет сокровищ? — снова напомнил гном, переминавшийся с ноги на ногу у входа в логово. — Сначала, пусть расскажет, где он их припрятал!

— Он спрашивал о мечах, которые ковал Ресиф, — заторопился кобольд.

Брен насторожился.

— Что ты ему рассказал? — спросил он.

Абха торопясь и путаясь в словах, ерзая от страха на полу, косясь глазами на железный башмак, пересказал разговор.

Боковым зрением он заметил, как гном, стоявший у входа в боковой ход, ковыряет стену пальцем металлической перчатки, словно надеясь обнаружить там заветный тайник кобльда.

— Был при нем зачарованный меч?

Кобольд кивнул.

— Отовсюду торчат хвосты червей, — пробурчал один из гномов, скривив с отвращением губы. — Что за нора!

Абха закрыл глаза, внутренне собираясь.

Гном пнул его носком башмака в ребра.

— Не закатывай глаза! — приказал он. — Когда он ушел от тебя?

— День назад, — вымолвил кобольд.

— По какой дороге? Куда?

— Он возвращался в Доршату, — заторопился кобольд, незаметно прикидывая расстояние до выхода. Если удастся нырнуть в узкий лаз — гномы не догонят его. Пара минут по знакомому ходу — и он окажется возле болота. А там есть вход в другую нору и им нипочем не поймать его там!

Абха выждал момент, когда Брен повернулся к другому гному, вывернулся из-под башмака и вскочил. Быстрее молнии он пронесся через всю пещеру, упав у входа в отнорок на четыре лапы, чтобы на всем ходу нырнуть в темную узкую нору и был уже совсем близко, когда в воздухе свистнула боевая мотыга гнома. Он умел выхватывать ее из-за спины со скоростью, которую трудно было ожидать от неповоротливого на вид, закованного в железо коротышки.

— Проклятье, Гота! — заорал рыжебородый гном, с яростью уставившись на шуплое тельце кобольда, распластавшееся в быстро набегающей луже черной крови. — Мы же так и не спросили, где у него сокровища!

— Нет времени их искать! — оборвал его Брен, стягивая обеими руками с головы железный колпак. — Нужно нагнать мальчишку! Он не мог уйти далеко!

Однако, гном задержался на мгновение, чтобы смочить кровью кобольда шлем. Остальные последовали его примеру.

— Мы настигнем его прямо на полпути в Доршату, если проберемся напрямик, по норе кобольда, — заметил один из гномов.

— Ты что, пива опился? — процедил Брен. — В логовах этих тварей полным-полно всяческих хитроумных ловушек! Того гляди, свалишься в яму с кольями или угодишь под сеть.

— Может, пошарим: есть ли тут сокровища? — подхватил другой гном, натягивая свой шлем.

— Он идет не слишком быстро, — проговорил Брен, размышляя. — Чтобы выбраться из леса, ему потребуется время. Опередим его, пройдем через Марремское болото, затем, если понадобится, через горный перевал. Помните: с зачарованным мечом обращаться очень осторожно!

— Наше дело — доставить его куда надо, — пробурчал Гота.

Выбравшись из логова убитого кобольда, гномы остановились на краю болота.

Гота посмотрел на расстилавшуюся перед ними бескрайнюю равнину, покрытую желтовато-зеленой травой, с редкими кочками, с оконцами болотной воды и скрюченными уродливыми деревцами.

— Не люблю болота! — пробурчал он недовольно. — Чуть оступился, и тебя уже тащат ко дну ведьмы...

— А ты не оступайся! — рявкнул Брен, поправляя висевший на поясе топор.— Никто не знает, как пройти через Марремское болото. — усмехнулся он довольно. — Никто, кроме гномов нашего хирда, и не подозревает, что прямо посреди этих топей лежит дорога, безопасная и короткая.

Он прищурился на неяркое солнце, определяя направление.

— Как-то в руки нам попался один из норлоков, — пояснил он. — Успел рассказать про тайные тропы через Маррему... хотя вначале и не собирался, — многозначительно добавил гном и бесстрашно шагнул на пропитанную болотной влагой почву.

Вернувшись в город, Тильвус первым делом наведался в сквер возле театра музкомедии, повидал знакомых, узнал кое-какие новости. Теперь пора было отправляться на работу. Вначале великий маг прошелся по "красной линии", затем спустился на тенистый бульвар и двинулся от урны к урне, от бачка к бачку. За несколько дней отсутствия дел накопилось множество: ресторан "Гретхен", "Русская трапеза", Управление геологии, закусочная "Утес", кафе со странным названием "Минус два"... Баки возле здание финтес-центра Тильвус оглядел лишь для порядка: ничего хорошего от спортсменов ждать не приходилось, так, пластиковые бутылки из-под минералки да банановые шкурки.

Он пересек крошечный скверик речного вокзала и вышел на набережную. Навстречу ему медленно фланировала стайка длинноногих загорелых девушек в микроскопических шортиках, Тильвус тут же сделал незаинтересованное лицо и сосредоточенно сдвинул кустистые брови: летняя жара в городе диктовала свою моду, и великий маг одобрял ее всем сердцем. Но, взяв себя в руки, он мысленно приказал ни в коем случае не оборачиваться на стройных юных прелестниц, прошел дальше и вскоре заметил знакомого по кличке Буран.

Владелец Бурана издалека приветливо замахал рукой, подзывая Тильвуса.

— Здорово, дед! — жизнерадостно заорал оленевладелец, когда тот приблизился. — Слушай, старый, у меня к тебе опять просьба! Короче, держи Бурана, я сбегаю куда надо!

— Будешь пирожки брать, с повидлом не покупай, — напутствовал его маг. Он взял оленя за уздечку и пошел к скамейке.

— Ну, чего, жарко тебе?

Буран тяжело вздохнул.

— И не говори, жарища невозможная. И куда так топят? Но в этом, знаешь, свои преимущества есть: народ одевается легко... Чего ты заметил? Кто пялился?! Я?! На кого это? Да перестань! Ничего я не пялился... так, взглянул один раз. Скажешь, тоже! Что ж, теперь все лето с завязанными глазами ходить что ли? Что вчера видел? Что значит "загорают топлесс"? "Топлесс" — это что такое? Что?! Врешь!!! Правда?! А во сколько они приходят обычно? Ну, загорать... это самое... топлесс? Да нет, просто так спросил! Не интересует совершенно... Нет, не рассказывай....как говорится, лучше один раз увидеть, чем.... Гм... ну, может и подойду, если получится... собственно говоря, у меня тут на набережной дела есть завтра.... примерно в это же время...

Что? Ну, где был... ездил кое-куда. С Сидором вместе. Сидор-то? Да ты его не знаешь. Познакомлю вот при случае. Серега? Да, видел, недавно. А вот слушай! Прихожу в сквер, туда-сюда, глядь — Серега сидит. А вот так! Ну, опять выгнала. Оказывается, у них в деревне родственница какая-то померла, а дом на Серегу с сестрой записан. Она продать хотела, туда-сюда, а без Серегиного согласия — никак! Паспортистка, видать, честная попалась. А дом в дорогом районе, там сейчас дачи местные олигархи строят. Олигархи-то? Ну, люди такие... небедные. Ну, вот она Серегу отыскала, он пожил у нее денек-другой, подписал чего надо. А на следующий день она его и турнула. Иди, мол, откуда пришел. Деньги? Да что ты... какие деньги. Ни хрена он не получил. Да Серега и не будет никогда из-за денег собачиться, он — натура тонкая. Да, вот и мне жаль... Приведу, как же, познакомишься. Не, вряд ли он кататься захочет, даже бесплатно. Но все равно, спасибо. А, вот хозяин твой бежит, пирожки мне несет! Что сказать? Ладно, скажу. Да не вопрос, Буран! Не вопрос.

— Спасибо, дед! — проорал мужик. — Пирожки тебе купил! С капустой!

— С капустой — это хорошо, — одобрил Тильвус. — Это... вот еще чего... Спину Бурану натерло вот тут, сбоку. Глянь сам...

— Да ты дед, оленевод! — мужик хохотнул, отвернул крыло седла и тут же сделался серьезным. — О, бляха-муха, точно... Недоглядел я... это под дождик мы вчера попали, а спину я Буранке не вытер. Черт! Никанор голову мне оторвет, если увидит! Он у нас в зоопарке секцией копытных заведует, старший научный сотрудник. Спасибо, дед, что сказал!

Под вечер Тильвус отнес бутылки в прием стеклотары, поговорил со знакомыми, которых застал в очереди и решил еще раз пройтись по "красной линии" — вечером граждане пили пива гораздо больше, чем днем. Да и народу на улице стало гуще: во всех уличных кафе кипело веселье. Великий маг брел, зорко глядя по сторонам: граждане обычно ставили пустые бутылки на поребрик тротуара, чтоб было заметно издалека. В то же время, он бдительно выглядывая в толпе милиционеров: лучше вовремя свернуть в проулок, от греха подальше. На потасканного старого бродягу никто не обращал внимания и Тильвус ощущал себя невидимкой в толпе людей. В этом мире, сбросив с плеч тяжелое бремя власти, он действительно ощущал себя по-настоящему свободным и получал от этого громадное удовольствие. Возле цветочного салона его дожидались две бутылки, заботливо поставленные кем-то возле урны. Тильвус отправил их в пакет и двинулся дальше. Дорогое кафе "Зодиак" он обычно миновал без задержек: охрана там была свирепая и очень не любила, когда всякие сомнительные личности шлялись неподалеку. Да и публика под полосатым тентом на террасе собиралась непростая: контингент, если не считать юных стройных официанток, составляли обычно коротко стриженые серьезные мужики с тяжелыми хмурыми взглядами. На парковке неподалеку, возле дорогих машин, лениво прохаживались крепкие широкоплечие парни, несмотря на жару, все как один, одетые в кожаные куртки и не сводили бдительных глаз со своих хозяев, сидевших за столиками "Зодиака".

Тильвус, проходя мимо, всегда невольно ускорял шаг и даже

милицейские патрули, минуя кафе, делали подчеркнуто незаинтересованный вид: стражи порядка как будто становились меньше ростом, когда проходили рядом.

Словом, не было охотников прогуливаться лишний раз возле "Зодиака". Тильвус, хоть и заметил на крайнем столе несколько пустых пивных бутылок, лишь скользнул по ним взглядом: ни за какие коврижки он к этому столику не подойдет, тем более, что за столом сидели двое: один — смуглый жгучий брюнет, с шапкой черных кудрей, а второй — светловолосый крепыш с голубыми глазами и носом-картошкой.

Тут Тильвус ни с того ни с сего вдруг вспомнил гробовщика, с которым познакомился недавно на главной площади и его брата — несостоявшегося юриста.

Хорошая семья. Младший брат — бандит. Старший — гробовщик. Один убивает, другой — хоронит. Все при деле.

Тильвус хмыкнул, покрутил головой и вдруг услышал:

— Эй, дед! Стой!

Кричали с крайнего столика. Тильвус остановился и опасливо оглянулся, готовый в любую секунду дать стрекача.

Светловолосый крепыш махнул ему рукой.

— Иди, дед, сюда, бутылки забери!

Великий маг нерешительно затоптался на месте. Кудрявый брюнет широко улыбнулся, сверкнув двумя рядами золотых зубов.

— Не бойся, отец, забирай, что нам, бутылок жалко, что ли?

Тильвус осторожно приблизился, все еще ожидая подвоха.

— Бери, бери, дед, — светловолосый сделал знак, возле столика тут же выросла официантка.

— Ой, да я бы сейчас убрала, — испуганно пролепетала она. — Извините...

— Ничего, пусть дед подзаработает! А ты, Мариночка, тащи-ка нам еще пивка и рыбки копченой. Побольше только, нам тут со старым другом потолковать надо!

Кудрявый брюнет с большим одобрением поглядывал на официантку в короткой юбочке.

— Какая дэвушка! — восторженно проговорил он, когда она отошла.

— Девушка — класс! — голубоглазый крепыш засмеялся. — Хочешь, поехали завтра на рыбалку? И девушку с собой пригласим!

— Одну? — деловито уточнил брюнет.

— Зачем одну? Много пригласим, чтоб веселей было!

Великий маг торопливо сгребал со стола бутылки, невольно прислушиваясь к веселой болтовне, но тут кудрявый небрежно скользнул по бродяге глазами, Тильвус поймал на короткое мгновение чужой взгляд и похолодел.

Он жил в этом мире долго и с самых первых дней постарался забыть о своих магических способностях: даре предвидения, умении улавливать мысли и чувства других, возможности влиять на чужие судьбы. Разве что ночным зрением иной раз пользовался, а в остальном же — старался быть похожим на остальных людей. И с годами настолько отвык от магии, что даже собственный защитный барьер перестал обновлять: столь сильных чувств, которые могли бы разрушить защиту, люди здесь, как правило, не испытывали. И вот сейчас, сам того не ведая, обычный смертный взломал барьер, на Тильвуса вдруг лавиной хлынула чужая ненависть и яростная жажда смерти другому человеку.

Тильвус моргнул оторопело, перевел взгляд на светловолосого: тот разговаривал с официанткой и смеялся. Кудрявый тоже глянул на приятеля: уже без улыбки, холодно и оценивающе. Маг чувствовал: чернявый несмотря на внешнее спокойствие, нервничает, но внутренне уже готов к тому, что скоро произойдет.

И еще одно понял Тильвус: что убить он хочет непременно сам, своими руками. А почему — великий маг докапываться не стал, в конце концов, не его это дело. Хотят убивать друг друга — на здоровье...