Зверь лютый. Книга 24. Гоньба

Карамзин излагает конспективно события 12 в., мало уже интересные читателю века 19-го. Но я-то эти годы — на Стрелке песок изо всех дыр выковыривал. Мне это интересно куда детальнее. Например: князь Вщижский Магог — ещё живой. Последний месяц.

Ещё: Гамзила отдаёт городки Олегу. Карамзин просто называет число — четыре. Среди них — Гомий (Гомель) и Путивль. Достаточно глянуть на карту: Гамзила не допускает формирования сплошного массива земель "под Олегом", в любой момент эти разрозненные территории могут быть отняты назад.

У епископа Антония, в конце концов — получилось. Олег "добровольно" уходит в Новгород-Северский. Отчего и герой "Слова о полку Игореве", его брат Игорь, сидевший с матерью и младшим братом у смертного одра отца своего "в изумлении от горести" в Чернигове — князь Новгород-Северский.

— Ура! Закон восторжествовал!

— Закон? Восторжествовал?! Где?! У нас?!!!

Произошедшее — новое преступление. Ибо у Гамзилы есть младший брат Ярослав. Он — следующий по старшинству, ему и должен быть отдан второй "стол" в княжестве. Но Гамзила не спешит отстаивать интересы брата, а у Антония не хватает сил снова добиваться восстановления "справедливости по-святорусски".

Это — временно. Год-другой — всё устаканится, соберёмся с силами... И укажем Олегу — "его место".

Новая усобица — неизбежна.

И тут Олег делает, как ему казалось, прекрасный ход: женится в третий раз.

Первая жена его — дочь Долгорукого, вторая — дочь Андрея Доброго, родного (а не единокровного, как остальные сыновья Мономаха) брата Долгорукого. Сестры, родная и двоюродная, Боголюбскому.

Увы, второй брак был недолгим, меньше, чем через год Олег снова овдовел.

В обоих повторных браках Олег женится стремительно — аж горит! Он не выдерживает и года вдовства, уже через пару месяцев ведёт очередную "молодую" под венец. Не криминал — церковь требует шести недель "паузы". Но — непристойно.

Причина не в "гормональной буре" — в "буре эмоций", происходящих от явной перспективы потери удела. Заботы династические, а не личностные.

Олег решает их тем же, брачным, путём. Через "постель по закону".

Третий брак... Ура! Дочь самого! Дочь Великого Князя Киевского!

Это помогло. В прошлом, 1166 году, дружины Олега ходили на братана к Стародубу, Гамзила, со своей стороны, вместе с половцами, подступал к Новгород-Северскому.

"Но Великий Князь, будучи тестем Олеговым, примирил ссору".

Как это мило! По доброму, по семейному...

Аристократический брак не "соединение двух любящих сердец", а военно-политическая сделка. Кто как на брачном ложе пыхтит — неважно. Важны принятые на себя государями обязательства дружественности.

Олег дважды берёт жён из круга Долгорукого.

Андрей Добрый (княживший в Переяславле Южном) и Юрий Долгорукий были близки, Суздаль регулярно поддерживал Переяславль. И — наоборот. Сын Долгорукого — Глеб (Перепёлка) стал Переяславльским князем после смерти Доброго. Есть обязательства Долгорукого перед Добрым об устройстве детей рано умершего брата, о поддержке его сына — Владимира Андреевича (Добренького) с вокняжением в Турове.

Добренький — ещё живой, хоть и не в Переяславле, и не в Турове. Мне ещё предстоит с ним встретиться.

После смерти Долгорукого эти обязательства перешли на Боголюбского. Понятно, что и второй брак Олега был устроен Андреем. Сделать такое без участия ближайшего (по крови) и влиятельнейшего (по войску) "братана" невесты-сироты — невозможно.

Положение Олега — шаткое. Он "сел на отцов стол". Наперекор обману "лживого грека". Это — преступление.

Был вынужден оставить Чернигов. Договорился с двоюродными, провёл "рокировку" — перешёл в Новгород-Северский.

И от него снова, те же люди, по тому же основанию, требуют отдать и этот город более старшему в роду.

— А пошёл бы ты, братан, в... в Гомий.

Епископ Антоний, получивший страшный удар по репутации из-за вскрывшегося обмана — дожимает. Для него Олег, мало того, что преступник, ещё и личный враг. Главный князь Черниговских, глава семейства, "хищный" Гамзила — требует доли для своего родного брата. Законной доли в родовом имении.

У Олега нет ни репутации отца, ни душевных свойств того.

Свояк, после измены киевлян, после убийства его брата Игоря, "очертил голову" — готов был умереть, но наказать убийц. И свою "безбашенность" доказывал неоднократно. Страшным "ледовым исходом" из Новгород-Северского, бешеным конным боем в зимнем лесу с "размётыванием" берендеев под Карачевым, добровольной передачей Курска и прав на "шапку Мономаха" Долгорукому...

Ему ничего не жаль. Ни земель, ни "шапки", ни головы своей.

Эта безоглядность внушала страх. И — уважение. Даже люди из ближайшего окружения его двоюродных братьев-противников предупреждали его об опасностях.

Олег "легковеснее". Люди помнят, например, о его предательстве собственного отца, его стяги в лагере противников Свояка при осаде Чернигова.

Его не боятся. И — не уважают.

Чтобы не быть снова "согнанным со стола" Олегу нужны сильные покровители. "Сильных" на "Святой Руси" двое: Ростик Смоленский и Андрей Боголюбский.

Свояк и Долгорукий были "закадычними" союзниками. Олег следует линии своего отца, Андрей — своего. После смерти первой жены — родной сестры Боголюбского, Олег берёт в жёны двоюродную. Военно-политический союз подтверждён.

Но у Андрея нет возможности поддерживать Олега. У Андрея, в год смерти Свояка — Бряхимовский поход. Иначе он бы, наверное, повторил ту хохмочку, которую устроил с Вщижом — послал бы "толпы сватов" из княжьих гридней и городовых полков сопровождать невесту к "брачному ложу".

Андрей занят. Делами Рязанскими, Новгородскими, собственно Суздальскими.

"Покровитель" — "не покровляет".

И тогда — перемена. Олег — "переметнулся". Третья жена — из другой ветви рюриковичей.

— Коли Китай не помог — пойду-ка я под Дятла.

Не хочу делать предположений о причинах "своевременности" смерти второй жены Олега. "Родами померла". Думать о человеке худое не знаючи — грех. Но эта смерть очень удачно открыла "окно возможностей". Возможности сменить покровителя в тот момент, когда под Олегом "запахло жареным".

Помогло. Ростик, верховный правитель "Святой Руси" покрывает преступление — нарушение "лествицы".

"Великий Князь, будучи тестем Олеговым, примирил ссору...". Или — воспрепятствовал исполнению закона? "Ну как не порадеть родному человечку?".

Связка Суздаль-Чернигов-Переяславль рассыпалась в своём среднем звене. Трижды: в самом Чернигове, в Новгород-Северском, во Вщиже, где в эту зиму умирает "самый большой князь Святой Руси" (более 2 метров ростом), зять Боголюбского — Магог.

Положение Олега — "князь ненастоящий" — сохраняется. После смерти Ростика Олег снова оказывается лицом к лицу с Гамзилой, Антонием и "Законом Русским". В РИ, через два года, когда русские рати пойдут в Киев ставить Боголюбского Великим Князем, Олег присоединяется к походу. А Гамзила — нет. А зачем? — Он и так "в законе", в своём праве.

Олег, мечами и кровью своих гридней, стремится искупить свою вину, своё предательство суздальских. Сохранить свой удел. А то, может, и... Андрей суров — может и вышибить Гамзилу с Чернигова. Вернуть отеческий стол, обратная рокировка...

Подобные планы постоянно наполняют умы русских князей. Наряду, конечно, с "тяжкими думами об истовой защите отечества руського и веры православной".

Нормальный попандопуло с нормальным школьным курсом истории в голове, в таких темах, местным...

"Тьфу! Чегой-то в зубах хрустнуло. Дайте щепочку поковырять".

Даже и профессиональный историк, знающий события этих конкретных десятилетий — не тянет. Помимо фактов объективных, вроде урожайности в конкретной год или числа мечей в конкретной дружине, необходимо понимать психику, мотивы, "границы допустимого" конкретных личностей.

Мало истории, нужна психиатрия.

Свояка, например, уже объявляли "во всероссийский розыск", "вне закона". И он, чтобы "выжить и отомстить", сам научился плевать на закон. Его противник и двоюродный брат Изя Давайдович — оставался в "правом поле". Он много чего наворотил, но... типа — в рамках. Отчего и отдал своему злейшему врагу Свояку — Чернигов. Сам, своими руками. Правда — после настойчивых напоминаний со стороны других князей.

В критический момент, в последнюю битву Изи, его вассал, "братан", черниговский князь — дружину не привёл. Наплевав на клятвы и законы. Как поступали по отношению к нему, как вынужден был поступать он сам.

Ехидно прикалывался в переписке. Весьма достойно, с полным соблюдением обрядов по княжескому уровню, похоронил, наконец-то, столь ненавидимого им братца в соборе в Чернигове. С благостным отпеванием и проливанием слёз, описанных Карамзиным. И — "радостью несказанной в сердце своём", у Карамзина не описанной.

Сходно с дядюшкой, с Изей Давайдовичем, ведёт себя Олег: "Нарушаю. Изменяю. Преступаю. Но не сильно".

* * *

Андрей, не обращая внимания на меня, продолжал рассуждать вслух:

— Был Свояк в Чернигове — было спокойно. Свояк пошёл сильно с Ростиком дружить — я Магогу во Вщиже помог. Рати послал, дочку за него выдал. Свояк зубками пощёлкал, да и утёрся. Так ли, иначе, а с той стороны беды вдруг — не могло случиться. Теперь... В Чернигове — Гамзила. Шкура продажная. Только бы кису серебром набивать. Олег... переметнулся. Он-то и так... Вечно матасится. Любит ломаться, кривляться, прыгать на разные лады. Матас, мазопек, корчила, шут, скоморох. Двухклинковый. Мечами шутки на показ крутить — горазд. Разоблачится по пояс голый и давай... посвёркивать. Иной раз и не понять — то ли меч светит, то ли — брюхо. Говорил я отцу — не отдавай за него сестру. А та дурочка — радовалась. "Молодой, высокий, красивый"... Уж она-то за таким мужем наплакалась. А вторая, Андреевна, вишь ты, и года не прожила. С таким-то... штукарём. Третий князь на Десне, зять мой, Магог. Болен он. Помрёт, видать, скоро. Как его в этот рост нечеловеческий попёрло — со дня на день жду. Пока... Бог милостив. Но ныне, видать, всё уже, скоро преставится.

Андрей глянул в "красный угол", иконы не нашёл, перекрестился на подсвечник.

— Выходит — ныне киевлянам прямая дорога в Залесье. Торная. Не преминут.

Он дважды повторил последнее слово. Будто проверяя его на вкус. И — резюмировал своё откровение.

— А тут — Дятел полетел. Сговорится с сынами. И наведёт на меня войско. Два. Смоленцы да новгородцы снова с севера по Волге огнём пройдутся. Киевские да черниговские на Оку выкатятся, с юга.

Он тяжело посмотрел на меня.

* * *

Что, Ванюша, скушал? Микро-гео-политический расклад. "Микро-страсти в микро-мире". Только мрут в этом "микромире" — по-настоящему. Преимущественно — дети и женщины. С голоду, на пожарах, от мора...

Тут учебник истории не поможет. Тут надо рядом с перечнем событий, положить географическую карту да родовое древо рюриковичей, да с их женами, которых летописи упоминают значительно реже, да построить психопрофили участников событий... и их ближайших соратников-советников, которые хорошо если хоть упомянуты по именам раз-другой... а — "короля играет свита". И, главное, хорошенько над всем этим подумать...

* * *

Андрей вдруг, с внезапным облегчением от смелости сказать прямо, добавил:

— А с восхода — ты. В спину ударишь. Уже начал. Люди смоленские к тебе приходят во множестве. Говоришь — из отцовой вотчины. Так ли оно? Люди епископа смоленского... Один, вон, у тебя в ближних друзьях, племена под руку твою собирает. А зачем они тебе? С иных и подати — только вшей жменя. Городец... И дальше ручки тянешь. Вот карта твоя. Твои люди уж и к Ярославлю подбираются. А на что? Или тебе лесных пустынь мало? Чащоб-буреломов не хватает? Которосль мне перекрыть надумал? Игры с Живчиком... с этим твоим... с "обчеством страха" каким-то. Муром его — тебе в рот глядит. Ты там и попов меняешь, и посадников. Он тебе Муром обещал? А за что? За Коломну, Серпейск, Кучково? А ныне ты прямо сказываешь: отдай Волгу по Мологу. Сиё означает: отдай Кострому и Галич, Шексну с Белозерьем. В Костроме твои люди моего посадника наперёд убили. Замятня, де, там. На что тебе, князь Андрей, с шишами вошкаться? — Отдай воеводе Ивану. Так?

Он не требовал подтверждения или опровержения. Просто разглядывал. Несколько устало. Даже сочувственно. Типа: ребята, я вас понимаю, у вас есть свои интересы. "Человек — не курица, всяк к себе гребёт". Планы строите, манёвры и хитрости придумываете. Это — нормально. Но обманывать меня — глупо. Силёнок в мозговёнках ваших — маловато. Я вас насквозь вижу и ковы ваши хитромудрые — поломаю. Как бы мне тяжко нынче не было.

Молчание затягивалось. Я, честно говоря, никак не мог найти верный тон. Просто сказать: выдумки это всё — не пройдёт. Хмыкнет, да Маноху кликнет.

Где-то в этих подземельях найдёт в РИ свою смерть Рязанский князь Калауз, оставит здоровье его сын, потеряет свои глаза один из сыновей Ростислава (Торца), старшего брата Боголюбского. А ведь Всеволод Большое Гнездо, который столь эффективно использовал здешние застенки — куда более мягкий государь и человек, нежели старший братец его — Китай Бешеный.

И как отвечать на этот каскад обвинений?

Мне, как ДДДД — долбодятлу длительного действия, нормально опровержение по пунктом. Типа:

— Ты сказал вот это. Допускает иную трактовку. Не доказано. Всё недоказанное — трактуется в пользу ответчика.

Только это — игры англо-саксонского права. У нас — судят по вере. "Правда — у бога". А не — в судебном заседании. Андрею плевать на аргументы и сомнительность улик. Он судит сердцем. "Вор! — Я так вижу. На плаху".

Ещё чуток помолчу и...

"Молчание знак согласия".

Не надо.

— Великий Князь Ростислав — смертельно болен. В марте — умрёт.

Андрей... услышал. Но не сразу понял. Взгляд его уже сузившихся, принявших уже обычный, несколько презрительный вид, глаз метнулся по сторонам. Зрачки расширились и снова вперились в меня.

— Э-э-э... откуда...?

— Из свитка. "Кожаного". До Новгорода не доедет. Сил не хватит. Вызовет сына и бояр в Великие Луки. Примирит. На обратном пути, не доезжая до Киева — скончается.

— Это... точно? Головой отвечаешь?

— Да.

Я не опроверг его обвинения. Я их просто отбросил. Дал информацию не о себе или о Живчике — о Ростике, главном персонаже его тревог. Инфу, которая меняет всю картинку. Не возражал против предположений, а устранил главную причину подозрений. Разрушил не умопостроения, но их фундамент.

Я, может, и могу хотеть чего-нибудь этакого. Но это — не "удар в спину" на фоне большой войны. Нет войны — не будет и "удара". А ежели Ванька сдуру и устроит какую каверзу, так его и обломать труда не составит. Не надо иллюзий: Всеволжск против Суздаля — в одиночку не тянет.

Факеншит! Я пляшу на тоненьких лезвиях, на балансе интересов! Между Суздалем и Булгаром. На дольке случайной дружественности Живчика, князя Рязанского. Которая в любой момент может исчезнуть. Либо — у него, либо — вместе с ним. На отдалённости множества других, более сильных, чем я, противников. Эта отдалённость — просто нежелание Боголюбского пропускать... даже не "недругов" — просто чужих — через свои владения. Но это — "обычные интересы мирного времени". Чуть сменятся его интересы, или, точнее — представление о его собственных целях и границах допустимого... Вот пустит Андрей ушкуйников свободно на Волгу... Да хоть в пол-свободы! — Из меня только дымок пойдёт.