Путь домой. Главы 1-18

В грязном трактире у Калужской заставы гуляла компания рабочих. Отмечали именины Петровича, мастера с Бромлеевского завода. В руках у основательно набравшегося гармониста вконец расстроенная гармонь издавала звуки, похожие на мяуканье охрипшей кошки. Заливисто смеялись аляповато накрашенные "дамы из Амстердама".

Слесарь Тимоха Рябов сидел в дальнем конце стола, чувствуя, что последняя чарка была лишней.

— Закуси, рыжий! — незнакомый парень, по виду, конторщик, придвинул Тимофею блюдо с кислой капустой.

— А ты кто такой? Крыса конторская, мать твою... Почему не пьешь за здоровье именинника?

— Давай выпьем, — конторщик согласно кивнул и взял у подоспевшего полового очередной графин с водкой.

Тимоха поморщился, но выпил за компанию с новым знакомым. Разговор пошел веселее. Собеседники напропалую ругали начальство, вспоминали московский ураган. Постепенно беседа перешла на обсуждение дел нелегальных. В трезвом виде слесарь никогда бы не стал обсуждать столь рискованную тему с первым встречным, но сейчас обильная выпивка под скудную закуску развязала язык.

— Понимаешь, паря, скоро всем живоглотам конец придет. Трудовой народ поднимется — всех господ на куски порвёт. Рабочие люди — сила!

— Какая сила? — конторщик недоверчиво хмыкнул. — У царя войско да жандармы — вот настоящая сила, с ружьями и пушками. Что против них твои бомбисты — разве что какого-нибудь губернатора взорвать. Так царь найдет, кем взорванного заменить. Желающие появятся, только свистни.

— Э-э, в армии тоже люди всякие служат. А против оружия обязательно другое оружие найдется, — Тимоха с пьяной ухмылкой подмигнул собутыльнику. — Только тсс! Никому ни слова! Понимаешь?

— Понимаю, друг! Могила!

— Так вот, была у нас в воскресной школе учительница Ольга Владимировна. Работала до весны. Барышня, конечно, образованная, культурная, но могла, если кто ей не по нраву придется, обложить так, что иной старый мастер покраснеет. А жених ейный, то есть теперь уже муж, на нашем заводе инженер, он социалист, завсегда к нашему брату рабочему благоволит, умные книжки почитать даёт.

— И чего? — скривился конторщик. — Инженер со своей бабой собираются бомбы в министров кидать, как летом в Питере?

— Вот еще! Ольга Владимировна завсегда говорила — бомбы бросать в господ, что тараканов по одному давить. Умаешься до смерти, а прусаков не выведешь. А умный хозяин избу вымораживает. Так и Россию надо целиком выморозить и прибрать. И железные метлы для такой уборки уже готовятся. Раз вечером, давненько уже это было, приезжает Ольга Владимировна на завод. Ну, думаю, к своему мужику — дело молодое. А господин инженер в тот день руку поранил машиной. О чем-то они пошептались. Потом инженер и говорит: "Тимофей! Мы знаем, что вам можно доверять. Не могли бы после смены нам помочь — только никому ни слова?" Отчего же не помочь хорошим людям? И поехали мы на новом моторе господина Вельяминова — инженер сам управлял, хоть рука завязана. Ох и страху я натерпелся! Всю Москву проскочили, не успел оглянуться — уже по Ярославскому тракту катим. Сворачиваем к одной даче — а хозяина я узнал. Английский инженер, что как-то раз помогал нашему налаживать станки из Бирмингема, а потом рассказывал рабочим про социализм. Оказалось, что надо какие-то ящики вынести с дачи и погрузить в авто. Наш инженер грузить не мог из-за руки, поэтому меня и позвали. Мы с мистером Вильямсом перетаскали всё, только один ящик обронили. Оттуда такие железные хреновины посыпались — вроде ружей, только покороче. Инженеры говорят, мол, это новое оружие, с ним рабочие легко справятся с царскими жандармами и солдатами.

— Ну а куда ружья эти повезли? — спросил почти протрезвевший конторщик.

— Чего не знаю, того не знаю. Дали мне денег на извозчика, а дальше поехали сами. Дескать, на месте есть, кому разгружать...

Кошелев с удовлетворением прочел донесение конторщика. Вот и сгодились православные активисты. Одного избили до полусмерти, другой напился до белой горячки, зато третий раздобыл полезные сведения. Надо будет отметить удачливого агента и организовать слежку за инженером Андреем Вельяминовым и его супругой. А московским жандармам поставить на вид: опрашивали ведь окружение Вильямсов, от означенного инженера получили формальный ответ и на этом успокоились.

Петра Сергеевича опять заваливали донесениями ревнители православия. Куда ходили, с кем общались Андрей Васильевич и Ольга Владимировна. Какие-то дальние родственники, однокашники по гимназии и императорскому техническому училищу. Всех приходится проверять — а толку чуть. Такие благонамеренные, что тошно становится. Самым опасным карбонарием среди знакомых инженера оказался его товарищ по училищу, подписавший петицию о необходимости срочного благоустройства отхожих мест на Ярославском вокзале.

Кошелев меланхолично перебирал бумаги, куря дорогие гаванские сигары, когда в гостиничный номер вошел жандармский офицер с приглашением от великого князя Сергея Александровича. Императорский дядя и одновременно свояк, московский генерал-губернатор, звал Петра Сергеевича к себе на прием. Многоопытный чиновник понимал, что предстоит отчет о проделанной работе, в какие изысканные выражения не облекалась бы беседа.

Резиденция генерал-губернатора располагалась на Тверской, в двух шагах от "Националя". При личном общении великий князь произвел на Кошелева неприятное впечатление, несмотря на безупречные манеры. Что-то порочное было в этом джентльмене с холеной бородой. Петр Сергеевич, умевший добывать компрометирующие сведения и доверявший своей интуиции опытного сотрудника спецслужб, всё больше убеждался в справедливости слухов о содомских наклонностях "князя Ходынского". Поговаривали и об оргиях с участием великого князя Павла Александровича, младшего брата генерал-губернатора, и его жены, греческой принцессы Александры. Черт их разберет! Похоже, у царской родни принято понимать призыв Христа любить ближнего своего в самом буквальном смысле, причем без различия пола и возраста. Ходили также разговоры о романе великой княгини Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы, и Владимира Джунковского, адъютанта генерал-губернатора. Возможно, великий князь сам поощрял шашни своей супруги, чтобы не препятствовала противоестественным увлечениям мужа. Однако под маской святоши красавица Элла скрывала не только любовные страсти, но и изрядное властолюбие, побуждавшее великую княгиню манипулировать своей истеричной сестрой и ее мужем-императором.

Цедя слова, генерал-губернатор напомнил питерскому гостю, что официальный шеф московского отделения православного союза именно он, великий князь Сергей Александрович, и любые действия с участием московского актива ПС без согласования с ним недопустимы. Формально его императорское высочество был прав, однако Кошелев видел, что реально великий князь делами организации не занимался, свалив их на помощников, превративших отделение в собственную кормушку. Махинации сотрудников бросали тень и на генерал-губернатора, но тот не вмешивался, не выгораживая проштрафившихся и не отмежевываясь от них. Скорее всего, Сергей Александрович Романов считал себя надежно защищенным от любых обвинений своим родством с царём. Не без оснований — за Ходынку вину свалили на полицмейстера Власовского, а великого князя даже не сняли с должности. Но теперь высокопоставленный содомит резко изменил отношение к делам.

Петр Сергеевич попытался осторожно выяснить причины такой перемены, скрываемые под маской начальственного гнева. Но Сергей Александрович рта не давал раскрыть.

— Что вы мне докладываете, милостивый государь? — почти кричал великий князь. — И чем вы занимаетесь в первопрестольной? Собираете клевету на самых достойных подданных империи! Посылаете моих людей с пустяковыми поручениями! И это в то время, когда бомбисты готовят покушения на самых важных лиц в государстве! Под ударом основы Российской монархии!

Генерал-губернатор размашисто перекрестился.

— Но позвольте, ваше высочество, я всеми силами стараюсь расследовать убийство верных слуг империи...

— Это вы можете рассказывать газетчикам. А на самом деле серая скотинка, сиречь русский мужик, тысячами гибнет сейчас в Маньчжурии. Какое значение имеет гибель еще сотни мужиков? Совсем недавно я посетил Санкт-Петербург и услышал очередное пророчество нашего дорогого друга. Будущее ужасно! Ищите бомбистов и не отвлекайтесь на мелочи!

Кошелев видел нелогичность речи великого князя, пытался безуспешно возражать, ссылаясь на необходимость расследования ростокинского происшествия и для борьбы с эсеровским терроризмом. Но с таким же успехом можно было проповедовать трезвость выпивохам в извозчичьем кабаке. "Дорогим другом" в придворных кругах последнее время именовали Никитина. Бывший женевский душегуб периодически ошарашивал окружающих новыми апокалиптическими пророчествами. Петр Сергеевич не присутствовал при последних беседах Никитина и Сергея Александровича, но догадывался, что речь опять шла о предсказании будущего. А что если за агрессивным, но нелогичным напором великого князя стоит банальный страх? Генерал-губернатор услышал про собственную гибель и старается её предотвратить, отодвинув на второй план все остальные дела...

Сидя в гостиничном номере, Кошелев писал отчеты по итогам московской командировки. Одна бумага — для великого князя Сергея, другая — для главной управы ПС, фактически, для Никитина, третья, самая пространная, — для себя. Первый и второй документы были полны трескучих фраз о достигнутых успехах в героической борьбе с коварными врагами монархии. Зато в личных заметках Петр Сергеевич дал волю накопившемуся раздражению, поминая бездарное начальство и тупых исполнителей. За две недели после памятной беседы с генерал-губернатором пришлось натерпеться всякого, а результаты весьма скромные. Да, в соответствии с великокняжескими пожеланиями, мобилизовав почти весь московский актив православного союза, удалось найти и ликвидировать эсеровскую динамитную мастерскую в Мытищах, рядом с вагоноремонтными мастерскими. Теперь "князь Ходынский" может перевести дух и поставить питерского специалиста в пример собственным охранникам. Никитин получит кучу доказательств, что в ростокинском побоище виноваты эсеры. Много злобных эсеровских боевиков с наганами. В Мытищах эсеры попытались сопротивляться жандармам и были убиты на месте. Так что в наличии покойники, на которых можно списать всё. А "короткими ружьями" тяжело раненый свидетель, не разбиравшийся в оружии, мог назвать "маузеры". Будем считать, что невероятная, выше, чем у картечницы Гатлинга-Барановского, скорострельность оружия боевиков просто почудилась с перепугу.

Но для себя Кошелев твердо решил — найти шпионов, явившихся из будущего, выяснить, что они хотят и что с них можно получить. Все документы, содержащие полезные с этой точки зрения сведения, были тщательнейшим образом подшиты, так же, как и компромат на казнокрадов из московского руководства ПС. Наверняка, у господ из грядущих веков есть что-нибудь и поинтереснее скорострельного оружия. А не будут сговорчивы — пригодятся, по крайней мере, в качестве средства давления на Никитина. Петр Сергеевич чуял нутром — такая интрига обещает серьезный выигрыш. Такая игра против всех захватывала чиновника куда сильнее, чем рулетка в Монте-Карло, где Кошелеву однажды довелось работать по заданию заграничного бюро охранного отделения...

В центральном правлении ПС на Гороховой Никитин тупо перелистывал страницы пухлого кошелевского отчета. Протоколы показаний свидетелей, заключения военных экспертов доказывали, что побоище в Ростокине учинил большой отряд боевиков-эсеров, защищавший японского шпиона и по совместительству агента мирового сионизма Каца. Означенный агент готовил покушение на московского генерал-губернатора — великого князя Сергея Александровича. Отряд возглавляли нелегалы из партии социалистов-революционеров, жившие под именем супругов Вильямс на даче в подмосковной Лосинке. Настоящие имена не установлены, но есть предположение, что это Борис Савинков и Дора Бриллиант, сильно изменившие внешность. Московское охранное отделение при постоянной поддержке со стороны православного союза ведет розыск скрывшихся инсургентов, но для улучшения работы спецслужбам требуется дополнительное финансирование. Часть боевиков уже уничтожена при захвате подпольной динамитной мастерской в Мытищах. Протоколы опознания трупов прилагаются.

А на столе лежала еще одна распухшая от бумаг папка. Рапорт от кавалерийского офицера, находящегося на излечении после полученного под Ляояном тяжелого ранения. Князь Михаил Накашидзе предлагал проект блиндированного автомобиля и рекомендации по боевому использованию бронетехники...

Глава 11. Подмосковные встречи

Поздней осенью Абрамцево выглядело очень красиво, но производило при этом впечатление запустения, даже заброшенности. Даже ажурные перила на деревянном мостике через Ворю покосились и облезли. В школьные и студенческие годы Ростислав часто посещал музей-усадьбу. Великолепные подмосковные пейзажи, картины лучших русских художников девятнадцатого века, интерьеры аксаковских и мамонтовских времен поднимали настроение после городской суеты.

И теперь физик узнавал плоды буйной фантазии художников абрамцевского кружка — баню-теремок, избушку на курьих ножках, маленькую церковь во владимиро-суздальском стиле. Однако лучшие времена мамонтовской усадьбы уже миновали. В последний год девятнадцатого века Савва Иванович разорился, потерял почти всё своё состояние. Абрамцево не пошло с молотка только потому, что бывший железнодорожный магнат успел перевести имение на жену. Сам Мамонтов теперь обитал в городском доме на Бутырке, с переменным успехом пытаясь сделать прибыльным маленький завод художественной керамики. В Абрамцево изредка приезжали дочери — Вера и Александра продолжали при случае приглашать художников, несмотря на постоянные финансовые затруднения.

Печальную историю упадка усадьбы Ростислав и Ма Ян услышали от Валентина Серова. Маститый художник преподавал в Москве, но по старой памяти посещал Абрамцево, где когда-то написал знаменитый портрет юной Верочки Мамонтовой — "Девочку с персиками".

После ростокинского столкновения с нациками Ростислав понял, что оставаться в Лосинке — опасно для здоровья. Слишком уж приметна для окрестностей Москвы внешность жены. К счастью, последняя партия автоматов уже хранилась на складе оружейной лавки деда Семена, под дешевыми охотничьими ружьями. Ящики с автоматами на всякий случай минировались — попытка вскрытия без знания секрета приводила к срабатыванию простого детонатора. Лишние бруски динамита Ма Ян использовала для минирования дачи — надо же устроить жандармам сюрприз-фейерверк на прощание.

Во время вечернего радиосеанса Ростислав рассказал про бой Андрею. Прадедушка воспользовался экспериментальным скоростным автомобилем, чтобы вывезти "Вильямсов" на конспиративную квартиру в Сергиев Посад, прежде чем жандармы выйдут на их след. Сочувствующий социал-демократом инженер-путеец без лишних расспросов согласился приютить московских подпольщиков на несколько дней в своем доме на Красюковке — отдаленной окраине уездного городка, вдалеке от лавры, вокруг которой крутилась местная жизнь. С покинутой дачи супруги сумели взять только деньги, рацию и два автомата с небольшим запасом патронов. Хотя хозяину дома доверяли, на всякий случай ему Ма Ян представили как молодого рабочего-калмыка из Астрахани. По просьбе жены Ростислав купил в лавке старьевщика в Хотькове более-менее подходящую мужскую одежду. Правда, штаны, рубаха и армяк даже самого маленького размера оказались безнадежно велики. Кореянка походила на мальчишку с рабочей окраины, донашивающего отцовские вещи. Надвинутый на глаза картуз с несуразно большим козырьком скрывал черты лица. Физик нарядился мастеровым, благо на фабрике Шмита часто приходилось работать руками, и ладони достаточно задубели.