— Это сделала не она, — ответила я, завороженно смотря на преподавательницу. Черт возьми, так близко!... Все это время она была так близко! — Ее тогда уже не было: оказавшись в смертельной опасности, Бэйр перескочила в мое тело, но ее душа в нем не прижилась. Позже я встретила сатира, его звали Фавнгриф... кажется, он называл себя Хранителем Садовой Рощи.
— Сливовой, — вежливо поправила Лабава. — Продолжай.
— Он не успел мне ничего объяснить, он умирал, а я едва могла пошевелиться, времени не было. Он проткнул мне руку рогом единорога, втер под кожу порошок, который остался у меня в сумке от прежней Бэйр, и добавил что-то свое. Через несколько месяцев рог стал частью моего тела, превратившись в мышцы и кожу, а по руке от него разрослись полосы.
Расстегнув перчатку, я показала руку Ионоре.
— Вы знаете, для чего это? — в надежде спросила я. Неужели я, наконец, узнаю, что делала прежняя Бэйр!? Просто не верится, и ответ все время ходил рядом в облике этой вредной библиотекарши!
— Я догадываюсь, — увидев, во что превратилась моя кисть, преподавательница судорожно вздохнула.
Белые наросты в середине ладони, наслаивающиеся один на другой, словно лишайники на дереве, — зрелище не для слабонервных. Эти наросты уже начали оплетать пальцы, кожа становилась похожей на кору дерева.
— Но если Бэйр действительно хотела сделать то, о чем спрашивала меня, то эксперимент не удался, — вздохнула Лабава, откидываясь на спинку стула. — То, что вышло — такого никогда не было. Твое счастье, что в Ордене Белых Сов тебя рассматривали недостаточно внимательно.
— А что собиралась сделать Бэйр?
— Что ж, это сейчас уже неважно: у нее не вышло сделать задуманное. Я позвала тебя сюда, потому что хотела сказать, что ты должна защищать последнюю работу Фавнгрифа, ведь не только я вижу, что это такое, и что можно сделать с такими силами. Самое лучшее и самое безопасное для тебя решение, это отрезать руку и сжечь, — заметив мой дикий взгляд, Ионора продолжила, — но на это ты не пойдешь. Потому будь осторожнее. Я не могу говорить прямо, особенно теперь, но я дам тебе совет. Держись поближе к своему опекуну и подальше от кого бы то ни было. Люди, которые хотели бы получить силу инквизиторов, не продавая душу Ордену, уже давно следят за тобой. И от Ордена тоже держись подальше: если они увидят, что с тобой на самом деле, закончишь жизнь подопытной в Церкви. Вот и все, что я хотела тебе сказать.
Совершенно сбитая с толку, я так и не придумала, что еще спросить у преподавательницы, кроме того, откуда ей известны все эти вещи.
— А вот это тебя уже не касается, — ответила она прежним строгим тоном.
Я спросила, можно ли мне будет прийти к ней, если появятся вопросы, но Ионора сказала, что в академию пускают только студентов, и, раз я уже выпустилась, то нечего мне тут расхаживать и плохо влиять на молодые умы. На этом наш разговор закончился.
Добравшись домой, я пристроила только что полученный диплом в рамочке в той части дома, которая была отведена под торговую лавку. Люциус уже выставил на полки наши зелья и, как только бумажка появилась, повесил на двери снаружи табличку "Открыто". Оставив торговлю на колдуна, я поднялась в нашу с Арландом комнату и, упав на кровать, провалилась в глубокий сон.
Очнулась я только к вечеру, когда услышала, как внизу звякнул колокольчик: это инквизитор вернулся из больницы. Я спустилась вниз, Лео с Люциусом уже сидели на кухне за чаем, дожидаясь, пока приготовится ужин в духовке. Арланд только пришел и никак не мог отцепить от себя щенка.
Кречет за месяц вымахал так, что страшно было смотреть: кажется, он рос по сантиметру в день! Когда я принесла его в дом, щенок был меньше кошки, а теперь стал вполне себе средней собакой. Его милые попискивания потихоньку превращались в басистый лай, начал показываться дикий характер.
К счастью, Арланд оказался достаточно жестким хозяином, он смыслил в дрессировке, — сказался опыт охоты в графстве, — и, стоило ему гаркнуть на разошедшегося пса, тот всегда успокаивался: возможно, дело было в металлических отголосках, которые были неразличимы для человека, но отлично слышны чуткому собачьему уху. Постепенно их игры стали переходить в серьезное воспитание... но о каком воспитании могла идти речь, когда Арланд возвращался домой после рабочего дня? Если Кречет слышал заветные шаги в прихожей, весь дом взлетал кверху!
— Кречет, фу! Фу, я сказал! — ворчал инквизитор, пытаясь убрать от своего лица слюнявую морду. Но отбивался он не слишком убедительно, потому был зализан до смерти.
— Уже вернулся? — спросила я, подавив зевок.
— Да...
— Как больные?
— Что? — переспросил Арланд, будто удивившись. — Какие больные?
— Ну, в больнице, — я улыбнулась. — Или где ты там был со своими лекарками?
— Ах, точно! Отлично. Их все меньше, — успокоил меня инквизитор. — Больных, то есть.
Мы прошли на кухню и там каждый по очереди принялся рассказывать, что с ним случилось за день. Я рассказала про то, как сдала экзамен, и про странный разговор с преподавательницей.
— Я и подумать не могла, что эта грымза столько обо мне знает! — воскликнула я, закончив рассказ.
— Эта грымза одна из умнейших магов последнего столетия, — вздохнул Люциус. — Асимметрия у нее слабая, едва хватает на свечку, но силу компенсируют знания.
— Ты знаком с ней!? — поразилась я.
— Слышал, — отмахнулся колдун. По его лицу я поняла, что он не хочет говорить об этом дальше. Арланд после моего рассказа тоже помрачнел, но говорить ничего не стал. — Леопольд, можно мне добавки?
— Конечно! А у нас в кафе...
Лео рассказал про мужчину, который заказал десяток черничных кексов. В то же время в зале был толстый леннай, который заявил, что тот никогда столько не съест. Они поспорили, едва ли не до драки, а потом леннай заказал себе двенадцать, и они устроили соревнования! На это собрались посмотреть все жители окрестных улиц, было настоящее шоу. В конце концов толстый леннай выиграл, — мужик смог съесть только шесть, — и Леопольд вручил ему абонемент в кафе на завтраки.
Рассказ Лео здорово разрядил обстановку, остаток вечера прошел в веселых шуточках за чаем.
Через несколько дней я окончательно пришла в себя, отоспалась как следует и отдохнула. Дни потекли один за другим, незаметно вылившись недели, а потом и в месяцы.
Мой амулет, который раздали всем желающим жителям Трехполья, сработал: вселения почти полностью прекратились. Арланд, недолго радуясь появившемуся свободному времени, окончательно перевелся в больницу, чтобы приходить домой еще позже, чем раньше. Из-за этого я на него немного поворчала, мол, почти не видимся, но сама в итоге была не лучше: если не торчала в подвале, я бегала во Вдову или изучала лавки Черного Рынка.
Предупреждения Люциуса, Райнара и Ионоры я решила принять к сведению и серьезно ограничила круг знакомств. Появившееся кольцо на левой руке смогло успокоить любопытных простаков вроде Чижа: они охотно поверили в байку о том, что конечность пострадала в огне, но вот недавно Арланд нашел мне чудо-лекаря и теперь я снова ей колдую. На таких, как Кред, моя история не подействовала, но это было уже неважно, — если я и встречалась с темными магами Трехполья, то только проходя мимо. Сам Кред вскоре и вовсе пропал из города.
Люциус поначалу рвался меня сопровождать, куда бы я не ходила, но через какое-то время успокоился, так как у него появилось, куда девать свободное время. Люська, эта рыжая драконица, добилась-таки своего. Не стоит описывать все ее выходки, и то, как сам Люциус выл иными вечерами, умоляя меня превратить его обратно в лошадь и избавить от любви отчаянной студентки. Несмотря на все это, кончилось все предсказуемо. Сначала чародей Люську терпел, потом он к ней привык, затем привязался к ее шуточкам и сам стал искать ее общества. Мне только и оставалось, что подтрунивать над колдуном, усаживаясь за прилавок каждый раз, когда он убегал на очередную свиданку.
Торговля шла неспешно, не сказать, чтобы мои зелья много приносили, но зато мне нравилось их придумывать и совершенствовать. Конкурентов в Трехполье оказалось немыслимое количество, многие маги жили на Черном Рынке уже около двухсот лет, горожане знали таких с самого своего рождения. Кроме того, сотни выпускников академии расхаживали по улицам, предлагая свое варево каждому встречному. Были и такие маги, которые работали уже лет двадцать-тридцать, колдовали отлично, а брали ненамного больше студентов. На таком фоне единственным моим плюсом было то, что я подопечная белых сов, а, значит, точно никого не отравлю и не изуродую, — по крайней мере, так думали люди. Через пару месяцев у меня даже появились постоянные клиенты, но таких было меньше десятка.
Помимо того, что работала в своей лавке и готовила зелья, я лениво пытаясь расковырять собственную руку. После рассказа Лабавы мне стало интересно, что с ней на самом деле сделал сатир, однако, успехов мои опыты пока не приносили.
Как и договаривались мы с Райнаром, после экзаменов я стала ходить к нему несколько раз в неделю, чтобы заниматься големами. Эти встречи стали для меня все равно что походы в игровую комнату! Как и Дейк, Райнар любил погулять и выпить, часто попадал в нелепые передряги, а его ехидные замечания по поводу всего на свете заставляли меня смеяться до слез. Мы быстро нашли общий язык, да и работа у нас шла хорошо.
Райнар оказался чем-то вроде местного гениального кукольника, его големов заказывали со всего мира за бешеные деньги: кому-то они были жизненно необходимы, а кто-то хотел украсить интерьер двигающейся и говорящей конструкцией.
Магическую биомеханику преподаватель знал так, словно сам ее придумал, но сил на метамагию у него не хватало. Это создавало множество трудностей, ведь в таком деле она была необходимо. Собственно, это и был ответ на все мои догадки о том, ради чего Райнар так за мной бегал. Ему просто не хотелось отваливать огромные деньги на материалы из лабораторий, и он решил, что будет куда лучше, если я стану работать над деталями у него дома, да еще и забесплатно!
Что ж, я была не против. Он рассказывал мне много нового о магической биомеханике, делился знаниями о Черном Рынке и о чародейских кланах на поверхности, да и за жизнь мы с ним болтали немало. К тому же, возможность лишний раз попрактиковать мета-магию, не вызвав лишних подозрений, на дороге не валяется. Это из-за нее ведь Демонтин в свое время загремел в Церковь.
После очередного занятия Райнар попросил меня забрать для него одну вещь на Черном Рынке. Так вышло, что он опять не рассчитал времени и назначил две встречи на один час: за ним такое водилось. Пожав плечами, я согласилась, так как все равно собиралась спускаться вниз: Леопольду в кафе срочно понадобились редчайшие ингредиенты для кексов. У них готовился банкет, и Лео очень хотел блеснуть на нем своим шедевральным рецептом.
Перед спуском мне нужно было только забежать домой за Кречетом: без него уходить куда-то, кроме дома Райнара, мне было строго запрещалось.
Прошло всего три месяца, но милый щеночек превратился в громадного зверя. Оно и немудрено, ел он столько, что, если бы не Люциус, мы бы его просто не прокормили! Пустынные гончие в самом деле были питомцами не для бедняков.
Однако, с момента, как принесла его в дом, я ни разу не пожалела о покупке. Пес рос умный, и, чем старше он становился, тем серьезнее относился к своим собачьим обязанностям. Он очень быстро прекратил лаять на соседей и бросаться на животных, на Арланда тоже прыгать перестал. Вместо этого Кречет просто шел встречать его к самому Ордену! Собака умудрилась запомнить часы и даже выучить дни дежурств инквизитора. Если же я брала Кречета с собой на рынок или во Вдову, он никого не подпускал ко мне ближе, чем на пару метров. Стоило ему зарычать, любые воришки, — и не только они, — шарахались в стороны! И это при том, что пес был еще подростком.
При этом просто так Кречет никогда не рычал, даже не лаял. На Черном Рынке, видя нас, продавцы экзотических животных спешили убрать товар подальше от зубов огромного пса, но Кречет не смотрел в их сторону. Иногда мне с ним было даже неловко: порой собака вела себя послушнее, чем я сама.
Когда я вернулась в дом и взялась за поводок, пес заметно оживился. Он любил выбраться вниз, обычно такие прогулки занимали несколько часов.
Мы с Кречетом добрались до переулка Темной Эльги и через мрачный проход спустились в подземную часть города. Райнар велел мне забрать что-то у господина, живущего на Моховой улице в доме под номером двенадцать с половиной. Кажется, это был чернокнижник по имени Гренгаль.
В последнее Время на Черном Рынке было неспокойно. Участились перебои с товарами, поставляемыми глубинными слевитами. Возможно, это следствие начавшихся терок между представителями этой расы: высокогорные и глубинные грызлись, как кошки с собаками. Это было странно, учитывая, что они жили в одной горе, только одни внутри, а другие под ней. Внешне они были очень похожи между собой, разве что глубинные были немного бледнее и пахло от них хуже.
Улица, куда меня отправил учитель, была выстроена в лучших традициях Ужасных Улиц Подземелья: спутанные косые переулки, низенькие лачуги и дома-сталактиты со склизкими от влажности стенами. Между строениями протискивались узенькие дорожки из криво положенного кирпича, который топорщился, как чешуя черного дракона.
Не без труда отыскав нужный дом, я стала выглядывать входную дверь.
Снаружи к постройке была приделана деревянная лестница, ведущая на второй этаж, только не к двери, как предполагалось, а, почему-то, в сплошную стену.
После долго осмотра я, наконец, заметила вход. Это была маленькая черная невзрачная дверка из потрескавшегося от времени дерева, находившаяся как раз в тени под той самой странной лестницей. Обнаружить вход можно было разве что по серенькому худому половичку, втоптанному в черную маслянистую землю.
Ослабив на всякий случай поводок Кречета, я постучала. Ответа не последовало, но, прислушавшись, я уловила тихое шарканье, которое затихло у самого порога. Меня и таинственного хозяина старого дома разделяла только дверца, которую никто не спешил открывать.
— Я от Райнара, — громко сказала я, надеясь, что это подействует на Гренгаля, и он откроет. Так и вышло.
Колдун, к которому меня послал учитель, был невысоким полукровкой. Смесь ланка и слевита, да еще и с врожденными уродствами... достаточно мерзкое зрелище. Выглядел он, как сморщенный зачешуевший плешивый карлик с пучками жиденьким волосков на подбородке. Где-то проглядывалась чешуя, где-то — обычная кожа, одна бровь была из волос, другую отмечали кривые роговые наросты. Лысый череп полностью покрывала татуировка — гексаграмма, заполненная символами чернокнижничества, обозначающими рок, предназначение и смирение.
Единственное, на чем было приятно остановить взгляд, — это выразительные глаза карлика. Светло-зеленые, они смотрели удивительно живо и прямо, будто их обладатель вовсе не подземный уродец, а статный мужчина, в котором ума ничуть не меньше, чем силы.
