— Даэр! — Нэрнис задохнулся от возмущения.
— Ага! Неприятно, да? Только это не моё мнение, Благородный Брат. Это то, что твоё невинное дитя с железными тыквами на груди поведало нашей Пелли. Как тебе такое сочетание рыцарства и достоинства с таким мнением о тебе-Великолепном? Не понимаешь, да? Сейчас я тебе повышу уровень учёности! Крысачок, давай, топай-топай, мы тебя ведём кушать. Ну, вот умница... Значит так! Пока я бегал за этой тощей шустрой свиньёй, наша Пелли снизу сохла, сверху мокла — то есть сушила платье и плакала. Твоя Воительница Неупокоенная, как защитник... ..ца всех обиженных и потревоженных, решила её утешить. Утешить в понимании женщины, это вызнать причину расстройства в мельчайших подробностях. Тебе изложить подробности как Пелли тебя нежно любит? Не надо стыдливо опускать свои ярко-зелёные глазки! Она тебе в них сегодня целый день коленки тыкала, хоть бы посмотрел разок. Так вот, стою я с убитой свиньёй через плечо и деликатно ожидаю, когда Пелли выговорится и можно будет наконец выйти к костру. Но я и подумать не мог, что дочка Оплодотворительницы начнёт её утешать! И как! Оказывается, в рыцарском Женском Кодексе есть такое правило, которого нет в Мужском. Ты, мой милый брат, оставался потрясающим Принцем до того самого мгновения, пока не выяснилось, что ты отверг любовь девы. Это я так культурно выражаюсь. Если выражаться точно — ты отказал в спаривании...
— Нет!
— Не отказал? А-а... это ты просто отвергаешь возможность такой трактовки? Ну, тебе же хуже. Дальше: это невинное дитя, поднабравшись идей мамы-оплодотворительницы, очень ёмко рассказала Пелли, почему ей не стоит горевать и ходить в мокром платье. Результат ты видел. Твои штаны уже на ней. Я не выдержал и решил присоединиться к... обсуждению. Проблема была ещё и в том, что нам совершенно никак нельзя отправить эту деву куда подальше, чтобы она нам Пелли не портила. А тебя надо было вернуть в Принцы. Поэтому мне пришлось сказать, что любовь девы ты не отвергал, к соитию всегда готов как лучший ко... король будущий, но ты просто не знаешь, что дева тебя любит. Запомни это! Не знаешь, ничего не видишь, намёков не понимаешь! И ещё у нас есть такой эльфийский обычай, специально для принцев — ты должен догадаться о любви девы сам, а то потомство ущербное народится...
— Даэрос, это же, прости Создатель, бред какой-то...
— Создатель простит, непременно простит. Ради дела. Заметь, я твою болезную даже не оскорбил. Напротив! Разделал свинью, дал лучший кусок, но не мог же я не попытаться опровергнуть эту теорию запланированного размножения воительниц! И Пелли надо было мозги прочистить. С Пелли было проще всего. Я просто предложил ей, повторить тебе дословно всё, что она считает верным из идей Вайолы. Кстати, я тебе привёл далеко не полный перечень причин твоего существования в этом мире. Так что она быстро нос опустила. А то к твоему возвращению с "покоса" было бы у тебя две воительницы. Кстати, это точно не заразно?
— Нет, что ты! Это у неё до первой любви. Я имею в виду Вайолу. Пройдёт!
— Ага, подождём. Но я с ней в споры больше вступать не буду. У этой девы в голове каша из романов, отцовских сказок и матушкиных опытов. Отсутствие аргументов она заменяет фразой "Это всем известно". Я обычно от этого зверею. И спасибо тебе, что рассказал Пелли про моё загадочное происхождение. Теперь это знает и наша Воинственная Оплодотворительница. Представляешь, с кем она меня сравнила по ценности!? — Даэрос заскрежетал зубами, а Нэрнис догадался... — С Айшаком! Она назвала меня экземпляром редкой породы! Я требую увековечить мою сдержанность. Стесать ближайшую гору и выбить на ровном склоне старинными рунами надпись: "Даэрос Ар Ктэль — самый сдержанный эльф милостью Единого Создателя". Такая мелочь меня вполне устроит. Я всего лишь сказал этой... деве, что считаю себя гораздо более ценным, чем бесплодный лошак. Знаешь, что она сделала? Она сказала, что этот спор можно решить в поединке. Я даже спросить не успел, как и с кем, и согласия не выразил, а эта Неупокоенная как свистнет! Вот, скажи мне, как этот тупой Айшак знал на кого нападать?
— Так ты его убил, да?
— Если бы! Очень хотел, но не могу же я ради собственного удовольствия подложить Достойному Руалону вместо счастливой невесты, рыдающую... хозяйку Айшака. Помотал его по кустам, ударил головой об корягу три раза, запеленал в попону, связал пасть как волку, чтобы не орал и отволок к акациям. Мы договорились на том, что проигравший поединок Айшак, вполне достоин такого наказания. Не оправдал доверия. До утра эта скотина не будет попадаться мне на глаза. И чем тут так пахнет-то?
— Старый гнилой пруд. Где Крысака оставим?
— Оставим? Нэрьо, ты что? А вдруг тут псы бродячие? Я его покараулю и приведу утром. Светлый мой, твоё бессердечие меня поражает!
— Даэр! Какие псы? На стоянке остались девы. Одни!
— У дев есть костёр, штаны, секира и злой связанный Айшак. Развяжут, если что. А у Крысака, кроме меня никого нет. Возьми мой нож и иди спать. Ну, ты мне хоть сочувствуешь?
— Безмерно! — Нэрнис обнял брата на прощанье и пошёл обратно. Потрясающий случай! Надо же, какая интересная разновидность заболевания. Правильно Даэрос его с собой потащил. Ради такого стоило прогуляться.
У костра сидела Пелли в платье. На коряге были раскинуты на просушку оставшиеся вещи. В телеге прибрано и пусто, если не считать доспехов Воительницы. Мешок, кофр, сумки, бурдюки — всё вычищено и сложено рядком. Овёс гордо торчал из мешка, заменив собой слежавшееся сено. Как на празднике урожая. Чистота — загляденье. Похоже, Пелли даже вокруг костра подмела. Не стоянка, а образцовый лагерь. Девицы даже наломали молодых веток акации, прикрыли их попоной, а значит, будут спать на более-менее мягком ложе.
Нэрнис присел к костру. На камнях, как на тарелках его дожидалось мясо — выбирай, что больше нравится.
— А Даэрос поел?
— А...а. Ой, нет, кажется. Точно — не поел. А может, он не хотел? — Пелли чувствовала себя виноватой за всё и сразу.
— А где Достойная Вайола?
— Она ушла спать к Айшаку. Жалко ей его. Утешает. А мы вот тут вот... — Пелли показала на "ложе".
Нэрнис, конечно, был нежно воспитан. Но если перевести его чувства на язык Сестёр Оплодотворительниц, то он ощутил себя косячным жеребцом, которого пытаются отловить, захомутать и использовать на племя. Ну, а поскольку в своём "табуне" он занимал не последнее место в иерархии, то, как всякий вольный жеребец, ощутил в душе нарастающее чувство сопротивления. В попытке подложить его к Пелли под бок явно виделась "рука Вайолы". Видимо, страсть соединять кого-нибудь с кем-нибудь, она впитала с молоком матери. И если бы Пелли не была так смущена и напугана, он бы натурально взбрыкнул. Но разве можно обижать такую невинную деву, у которой настолько пустая голова, что любая воительница может вкладывать туда свои мысли?
— Ложись, а я всё-таки отнесу брату мяса, он же не может на одной куриной ножке сутки существовать. Кстати... а где ему предполагалось спать? — Нэрнис нехорошо прищурился.
— А Достойная Вайола сказала, что кто-то же должен будет остаться с Крысаком!
— Понятно. Пелли, милая, ложись спать. Только скажи Вайоле, чтобы размотала Айшаку морду. Он вас разбудит, если что. А я покормлю Даэроса и вернусь. Хорошо?
Пелли не нашла, что возразить. Хорошо, что до сих пор "милая". Тёмный же нарочно увёл Его с собой, чтобы рассказать... кошмар-то какой! Она даже отдала стираную косынку — мясо завернуть.
Когда Нэрнис уходил в ночь он всё-таки услышал... Пусть у него не такой замечательный слух, как у брата, но не глухой же он. А Воительница Вайола хрустела ветками, как медведь в валежнике и шептала чересчур громко: "Ну, как?". Значит, она ещё и залегла в кустах дожидаться результата, бросив своего Айшака. Какое коварство!
Чтобы хоть как-то развлечься, Нэрнис попробовал подкрасться к Даэросу тихо со спины. Тот сидел у костерка и что-то бормотал себе под нос. Светлые тоже могут ходить тихо. Жаль только, что у Тёмных слух всё равно лучше.
— Нэрьо, выползай! Давай-давай, вылезай из руин. — Даэрос сидел у костра и жарил на прутике освежёванную змею.
— Где ты это взял? У этого гнилого водоёма змей просто не может быть!
— А в развалинах среди камней, очень даже могут.
— Ну, вот. — Нэрнис совсем расстроился. — А я тебе голодному тут мясо принёс.
— Правда?! Брат, ты просто... ну ты, такой ... э! Брат, в общем! Давай сюда мясо, а то этот уж мелкий, а я большой и очень голодный. — Даэрос вцепился в жесткий кусок свинины и доказал, что у него не только железные пальцы, но и зубы не уступают им в крепости. — А хочешь ужа попробовать?
— Ужа!? Знаешь, я змей люблю. В смысле, жалко мне его.
— Жалко будет, если просто так сгорит. — Полутёмный протянул брату прут с насаженной змеей.
Ужас, просто! Ну и вечер выдался...
— А с кем ты тут разговаривал? С Крысаком?
Крысак фыркнул и пошёл искать, что бы ещё пощипать.
— Нет. Я стихи сочинял. — Даэрос принялся за второй кусок. — Да ты ешь! Ты попробуй!
— А прочитаешь? — Нэрнису совсем не хотелось есть ужа, а когда кто-то читает стихи, жевать как раз неприлично.
— Да! Если ты съешь ужа. Я свои стихи никогда никому не читал.
Светлый поразился такому повороту дела. Это то, что гномы называют "взять в клещи". Поэтов нельзя обижать отказом послушать их стихи. Братьев-поэтов — тем более. А такое высокое доверие — стать первым слушателем, придётся оправдывать. Ужик пах плохо. Очень. Нэрнис тихо давился, но ел. "Ничего, братец, я тебе ещё эту жертву припомню, как-нибудь". Прут отправился в костёр, а Полутёмный поделился оставшимся куском мяса на закуску. И как он это жевал?
Светлые Эльфы слушают стихи только в изящных позах. Нэрнис возлёг, опёршись на руку, и устремил взор в звёздное небо. Звёзды так и не поняли, почему юный эльф смотрит на них такими круглыми удивлёнными глазами. Просто, звёзды не слышали:
Если Деву посадить на коня лихого,
То на первый взгляд в том нет ничего плохого!
Если деву в путь послать, дальний, тёмной ночью,
То плохо в этом нет тоже, между прочим!
Если деву обрядить в золотые латы,
То плохого в этом нет. Хорошо в солдатах!
Если деве дать копьё и большой двуручник,
То невнятный результат, может быть, получим.
Но...
Если дева себя мнит мужиком из сказки,
Значит, ей недостаёт теплоты и ласки!
Значит надо заголить деву тёмной ночкой.
И плохого в этом нет. Я сказал! И точка!
— Ну, как? — Даэрос ожидал "приговора".
— Никогда, никогда в жизни не слышал ничего подобного! Даэр, это... это — новое слово в эльфийской поэзии. Сногсшибательно! Хорошо, что я лежу. Видишь? Даже встать не могу. Ты меня потряс! Просто потряс! — И Нэрнис нисколько не кривил душой. Ни один эльф, насколько ему было известно, не употреблял в стихах о девах слово "заголить" с таким глубоким подтекстом. Никогда баллада ещё не была такой краткой, а смысл вот таким... Таким, каким был.
Даэрос был счастлив. Его Светлый брат, как оказалось — очень чувствительная к поэзии натура. Надо будет как-нибудь прочитать ему что-нибудь из раннего. Определённо. Вот хоть сейчас.
— Даэр, я бы с удовольствием послушал. Но там — девы одни. К тому же — количество не главное. Я должен прочувствовать. Нужен определённый настрой...
Да, очень чувствительный Брат!
Нэрнис вернулся к прогоревшему костру на стоянке. Обе девы, наговорившись, спали в обнимку на "ложе". Судя по хрусту со стороны кустов акации, Айшаку размотали пасть, и он ел. Лежа. Нэрнис не знал, куда себя деть. Вдохновлённый стихами Даэроса, он не нашёл ничего лучше, как отправиться к Айшаку. Айшак оценил наглость и не заорал. Никогда к нему за спину не заваливались спать эльфы. Нижние ветки с акации он уже съел, а ствол ещё не доглодал.
Нэрнис засыпал под хруст, чавканье и утробный хрип голодного лошака. Поэтому не было ничего удивительного в том, что ему приснились бобры, которых Даэрос строил в боевые порядки после проверки каждого на половую принадлежность.
Глава 8
Сначала утро было прекрасным! Две девы, "уговорившие" вчера кувшинчик сидра были немного опухшие, но бодрые. И главное — никаких айшаков. Сколько не искали. Всё было бы совсем хорошо, если бы Вайола не начала рыдать по утраченному другу. Воительница сопливила плечо Пелли и причитала. Одно дело, когда орёт невменяемое животное, и совсем другое, когда — внушаемое существо. И Нэрнису пришлось внушать: что такая скотина сама не пропадёт, что вернётся и никуда не денется. Но Воительница никогда ещё не лишалась своего "коня" и рыдала в голос. По её мнению, только очень могучий враг мог задрать её бесценное животное. Иначе Айшак явился бы на зов. Поэтому она всхлипывала, тискала Пелли, взывала к пониманию и требовала вернуть ей любимое существо. "Только он меня любил, только он понимал, а вы все — жеребцы, даже, если принцы". Так можно было бы вкратце охарактеризовать содержание её стонов.
По мнению Вайолы, Айшак, обидевшись на предавшую его хозяйку, перегрыз путы и сбежал. То, что он перегрыз путы не вызывало сомнений. И не только путы, но и ту акацию, из под обглоданных веток которой Нэрнис еле выпутался. Светлый с негодованием отмёл предположение, что это злобное существо задрали "волки-оборотни". Во-первых, это более чем мифические существа. Во-вторых, Нэрнис хотел бы посмотреть на ту тварь, которая отважится вступить в схватку с Айшаком. Кроме Даэроса, а он — не тварь. В-третьих, надо посвистеть ещё раз — и всё образуется.
Свистеть не пришлось. Со стороны холма раздался голос Полутёмного брата. Он плевался, рычал и злился.
— Скотина позорная! Гадюкин сын! Не смей ко мне лезть! Падаль! Убери свою слюнявую пасть! Убью!
Даэрос шёл к стоянке, ведя в поводу Крысака и отбиваясь от боевого Айшака Вайолы. Ненормальное животное, видимо, размышляло о бренности бытия, пока подъедало акацию. Что оно там надумало — науке не известно. Но того, кто его смог побить и связать, возлюбило нежно и трепетно. Даэрос ругался и пинался. Айшак лез с нежностями в его понимании: покусывал Полутёмного за руки, норовил лизнуть в ухо со всего айшачьего наскока, теребил за плащ, в общем, заигрывал. И это было бы ещё ничего, но лошак время от времени пытался оседлать предмет страсти. Предмет зверел и лягался. Айшак воспринимал эти пинки как игру и распалялся ещё больше. Даэросу это надоело, и на стоянку он доволок задыхающегося в захвате Айшака, со словами: "Запрягай, его Воительница, а то я за себя не отвечаю!".
Вайола не стала ни спорить, ни возражать. Предательство друга было для неё очевидно. А предавших друзей не жалеют. Айшак, несмотря на брыкания и сопротивление был взнуздан, на всякий случай осёдлан и всунут в хомут. Хочешь, так скачи, хочешь, понукай. И никто не сомневался, что Айшак за грядущий день познает все прелести лошачьей жизни. Нельзя предавать женщин. Они мстительные и буйные в своей мести.
