Презумпция лжи (Агония 3)

Купив зелени и пару лепешек, наскоро выпив чая, я пошел обратно к машине — и тут обнаружил, что кто-то разбил фару...

Дверь открывалась точно также, как и вчера, как и позавчера, как и всегда. Все-таки я несколько лет проработал следователем, кое-что в криминале понимал и знал, что если замок вскрывали — то бесследно это не проходит и после взлома ключ застревает в замке, замок не открывается или открывается с трудом — в общем надо быть бдительным и на такие моменты обращать внимание. Захлопнул дверь, прошел на кухню... и увидел Павла Степановича Варяжцева, мирно сидящего за кухонным столом и чего-то грызшего. Увидел и он меня — и сразу прижал палец к губам, требуя тишины...

Варяжцев поднялся, прошел в санузел, открыл оба крана — и поманил меня. Положив на стол покупки, я зашел в санузел. Вдвоем нам там было тесно, но дело не в этом — шум воды маскировал разговор...

— Говори тише — предупредил Варяжцев — хотя в ванной точно ничего нет, но все равно говори тише.

— Что? — спросил я

— Ничего хорошего. Кроме того "клопа" что на кухне — у тебя клоп еще и в гостиной, причем такой, который может запросто брать и спальню. На кухне отдельно стоит, потому что шумовой фон от холодильника сильно снижает возможности по прослушиванию. Но сами приборы, если учесть что мы не в Америке и сюда импортную технику не дают, современные.

— Чьи?

— Так тебе и написали чьи. Но дело не в этом. За тобой следили. Повели сразу от министерства и вели по всему базару. Две машины, бригада из пяти человек. Обе машины оснащены радиосвязью. И я эти машины знаю — обе принадлежат резидентуре КГБ.

Я пожал плечами — просто не знал, что говорить. В контракт с американскими агентами я не вступал, никакой секретной информации не выдавал, на измену родине не покушался — что от меня нужно было КГБ? Непонятно...

— Напрасно так спокойно на это реагируешь — сказал полковник — потому что ничего нормального в этом нет.

— Да я понимаю. Но я же не американский агент, в конце концов...

— Да я не про это. Во-первых, две машины и пять сотрудников — это намного больше, чем при штатной профилактике (прим автора — используемый в разведке термин "профилактика" означает, что к каждому сотруднику, по очереди, на пару дней прикрепляют "хвост", то есть наружное наблюдение. Делается это для того, чтобы отследить, нет ли у сотрудника подозрительных контактов, не пытается ли он уйти от наблюдения, нет ли признаков готовящегося перехода к противнику и т.д.). Обычно при штатной профилактике прикрепляют один экипаж НН, причем работу он делает спустя рукава, только чтобы отписаться. Если пять человек с двумя машинами на каждую профилактику бросать — вся работа встанет. А тут все делалось на совесть, они тебя и на рынке сопровождали, и скрытой камерой отсняли всех твоих контактеров. Во-вторых — они не имели никакого права за тобой следить. Есть закрытая инструкция, согласно которой если у КГБ появляется информация о том, что сотрудник ГРУ допускает подозрительные действия, возможно, готовится к переходу, имеет подозрительные контакты с установленными иностранными разведчиками — они обязаны немедленно передать эту информация во внутреннюю контрразведку ГРУ. И наоборот. Потому что иначе может получиться так, что сотрудник ГРУ, к примеру, контактирует с иностранными разведчиками, выполняя задание руководства, а его КГБ за это задержит, не имея представления о проводимой ГРУ операции. И операция будет сорвана, по глупости. Так вот и в твоем случае — они ведут твою разработку, не поставив нас в известность — а это серьезное должностное преступление.

(прим автора — в жизни такое происходило сплошь и рядом, несмотря на все инструкции. Дело в том, что КГБ, ГРУ и МВД жестко конкурировали друг с другом, и вымазать друг друга в грязи в отделе Административных органов ЦК КПСС считалось вполне нормальным делом. О нормальном взаимодействии, обмене информацией между службами можно было только мечтать, да еще в фильмах смотреть про героических советских разведчиков и милиционеов. А на деле — копали компромат друг на друга, устраивали провокации, ломали жизни людям...)

— И что теперь делать?

— Делать... Для начала — веди себя тише воды, ниже травы. Скорее всего, они готовят провокацию, чтобы выслать тебя в Союз, ты им здесь чем-то мешаешь. Провокация может быть на чем угодно — на аморалке, на пьянке, на спекуляциях, на незаконных операциях с валютными ценностями, на том, что перешел дорогу на красный свет. Поэтому, в ближайшее время — веди себя тише воды ниже травы, так чтоб с твоей жизни можно было документальный фильм снимать "образцовый советский гражданин". Понял? И узнай результаты допросов — я допросы проводить не имею права, а информация эта мне нужна. А я тем временем попытаюсь выяснить — кто в резидентуре КГБ санкционировал разработку в отношении тебя и кто был ее инициатором. И вообще — подумаю, что дальше делать. Я сейчас уду, ты пару минут выжди — и только потом закрывай дверь и выключай воду. Дверь я оставлю приоткрытой, запрешь. Хорошо?

— Хорошо. Удачи, Павел Степанович...

— И тебе не провалиться...

Через час появился и Глазко — его походку, весьма своеобразную, шаркающую я узнал по звуку шагов на лестнице. Выждал десяток минут — и пошел в гости...

Глазко как раз сидел за столом и разбирал протоколы допросов — написанные как курица лапой. Оно то мне и нужно было...

— Садись, давай, шпион... — весело поприветствовал меня Глазко — разобраться поможешь во всем в этом?

Сначала хотел сказать, что слово "шпион" говорить вообще не стоит, ведь аудиоконтроль мог быть поставлен не только на мою квартиру, но и на квартиру Глазко, но промолчал. Не стоит нагнетать. Вместо этого, присел за стол с другой стороны и начал разбираться с бумагами...

— Есть что интересное? Или одни поганки попадаются? — как бы невзначай, впроброс спросил я

— Да есть, есть. Как не есть. Кто копает — тот докопается...Ты знаешь о том, что Михеев валютой и ценностями спекулировал?

???

Если сказать, что я был потрясен — это значит, ничего не сказать...

— То есть как?

— Да очень просто. Спекулировал и все. Валютой, золотом, чеками Внешпосылторга. Взаймы давал, под проценты. Вот такие вот ... пироги. Так что вполне может оказаться — что версия этого убийства самая что ни на есть обыденно-бытовая. На каждую старуху-процентщицу да найдется свой Раскольников...

Ага. Только эта старуха — старший офицер ГРУ с большим боевым опытом, еще в Вьетнаме начинавший. Не бред ли?

— Этого быть не может — твердо заявил я

— Почему? — поднял глаза от бумаг Константин Иванович — почему не может?

— Не может и все.

— Сам то себя слышишь? Ты же следователь, а такую ерунду городишь — не может, не может. Я не такая, я жду трамвая... Пошли, лучше вот что сделаем. Обыщем-ка еще раз квартиру, где жил Михеев. Ведь если он занимался валютными операциями — то у него где-то должен быть тайник с ценностями, не в Союз же он все нажитое отправлял.

— Идем... — кивнул я, для меня представилась возможность еще раз осмотреть комнату и попытаться найти кое-что другое. Не деньги, не золото — носитель информации, пленку с того злополучного дня. В то, что Андрей Леонидович занимался спекуляциями, я не верил...

Ключ от квартиры, где произошло убийство, был у Глазко — поэтому открыли и вошли без проблем. Что я что Глазко в своей жизни провели немало обысков, а сейчас дело облегчалось еще и тем, что вещей в квартире было немного. Не то, что в стандартной московской квартире — порой ступить некуда...

— Давай, ты со спальни начинай, я с кухни. И ищи на совесть — все половицы, косяки, стены проверяй, всю мебель простукивай...

— Ученого учить...

— Ну и приступай...

Обыск был относительно короткий — вещей и в самом деле было немного. Но я искал так, как не искал бы даже в Москве — прощупывал и просматривал каждый сантиметр, пробовал не отходят ли планки паркета, не примотано ли что-то под ковром, нет ли тайников в косяках дверей или в самих дверях. Мест для тайников в комнате может быть много, около пятидесяти — а Михеев ведь был профессиональным разведчиком, из тех, у кого еще есть и два-три своих, никому не известных приема на каждый случай жизни...

— Сереж! Иди-ка сюда...

Голос Константина Ивановича оторвал меня от выстукивания пола — думаю соседи снизу мысленно сказали ему спасибо...

Я вышел в комнату, которая использовалась Михеевым под гостиную. Константин Иванович стоял у узкого шкафа с книгами...

— Ну-ка... Следователь по особо важным... Глянь и скажи — что здесь не так. Не прикасаясь ни к чему — сможешь?

Константин Иванович отошел в сторону, я подошел поближе к шкафу с книгами. Дело было не в шкафе, дело было в книгах — дедуктивный метод я еще не забыл. Шкаф как шкаф, полки и стенки тонкие, не то что старинные, из толстенных досок — а тут и тайник-то не сделаешь. Нет, дело в книгах. Корешки книг плыли перед моим взором, большая их часть выглядела так, будто к ним не прикасались. Шолохов, Толстой, жутко дефицитный Дюма, Ананьев... стоп! Стоп! А это что такое...

— Материалы двадцать второго съезда партии — задумчиво сказал я, указывая на толстенный том в шикарном красном переплете — вряд ли я стал бы держать материалы какого-нибудь съезда партии у себя на книжной полке, если я конечно не замполит или парторг...

— Точно! Точно! — просиял Константин Иванович — школу МУРа и Генпрокуратуры не пропьешь и не просрешь! Как не пытайся. Давай, посмотрим — что это за книжка такая, и что решил двадцать второй, судьбоносный съезд партии. Доставай...

Я осторожно достал, раскрыл...

— Ай, нехорошо... — прокомментировал Глазко увиденное — это надо же. Судьбоносные решения съезда партии — ножницами...

В этой книге была вырезана середина у всех страниц, и образовался тайник — объемный, надо сказать. Но что там раньше хранилось — пленки из гостиницы "Интерконтиненталь", как подозревал я или валюта, как подозревал Константин Иванович — то нам известно не было. Потому что сейчас тайник был пустой...

Возвращались мы в настроении мрачном — или там никогда ничего не было, или кто-то нас опередил...

— А кто дал такие показания, что Михеев спекуляциями занимался? — спросил я

— Да на, сам почитай... — Глазко пошерудил в бумагах, толкнул ко мне пачку исписанных убористым почерком листов...

Схватив бумаги, я впился в них взглядом...

Из протокола допроса

Горденко В.П.

Вопрос: Вы хорошо знали советника Михеева Андрея Леонидовича. Он у вас в подъезде жил, выше этажом.

Ответ: Не лучше, чем других. Знал.

Вопрос: Расскажите о своих отношениях с ним

Ответ: Да какие там отношения... Я его и не знал почти, он себя "на особенку" держал. Здравствуйте, "до свидания" — вот и все. Хотя с виду веселым человеком был, компанейским, что есть, то есть. Деньги иногда до получки занимал — у него многие занимали...

Вопрос: Что значит "у него многие занимали", конкретнее?

Ответ: Да куда уж конкретнее. Многие знали — если не хватает — зайди к Михееву, у того в долг всегда было. И брал по-божески, многим ведь на неделю, до получки надо было. В итоге немного получалось.

Вопрос: Что значит "в итоге немного получалось"?

Ответ: Вам все по буквам разъяснять надо? Михеев деньги в долг не просто так давал, тут дураков нет. Десять процентов в месяц, можно сказать по божески, почти сколько взял — столько и отдаешь. Почти. Я же говорю — многие на неделю брали, не больше...

Вопрос: То есть, Михеев давал деньги в долг под проценты?

Ответ: Давал.

Вопрос: И кто кроме вас брал деньги в долг у Михеева, какие суммы?

Ответ: Вот кто брал — тот пусть и скажет об этом. Я за себя отвечаю, что другие брали — это их дело.

Вопрос: А сейчас вы должны Михееву какие-то деньги?

Ответ: Сейчас нет, все отдал...

Вопрос: А другие?

Ответ: Говорю же — не знаю...

Вопрос: Чем еще занимался Михеев, помимо дачи денег в долг под проценты?

Ответ: О том говорить не хочу — своими глазами не видел...

Вопрос: И все-таки?

Ответ: Ну, слухи разные ходили... Что он золото, технику разную на базарах скупает и в Союз отправляет. Что у него канал налажен — ему военными самолетами — оттуда водку, икру, хлеб черный — знаете, как по русскому черному хлебу скучаешь... Туда золото, дубленки, технику бытовую. Рубли на валюту меняет — но я не менял, зачем мне это...

Вопрос: Вы знаете, кто обращался к Михееву с просьбами обменять валюту на рубли?

Ответ: Нет, говорю же — слухи только

Вопрос: Где вы были вечером двадцатого сентября этого года?

Ответ: В день убийства, что ли? Нет, я дома был — сразу со службы домой пришел, весь вечер дома провел и дома спать лег. Жена подтвердит. Вы на меня это не вешайте, не я его убил. Я весь долг, который ему должен был, отдал — и с концами. Других ищите...

Вопрос: Вы были дома, получается. Вы видели у дома незнакомых людей? Кого около дома в тот вечер здесь быть не должно было?

Ответ Нет

Вопрос: А к Андрею Леонидовичу кто-то приходил? Его квартира ведь точно над вашей располагалась, полы здесь тонкие. Может слышали что-то подозрительное, шум какой-нибудь...

Ответ Нет. Точно нет, все как обычно было...

Вопрос: В котором часу вы легли спать?

Ответ Около двенадцати. По местному.

Тогда у меня еще было недостаточно опыта, и реакции у меня были вполне обычные, человеческие. Советник Горденко Владимир Потапович — "хороший мужик", "мастер-золотые руки", и мне несколько раз помогал. Все это — откладывается в голове, обычный человек инстинктивно делит всех людей, причем сразу после знакомства, на "хороших" и "плохих". И потом все происходящее рассматривается не бесстрастно, а через эту призму "хороший человек" — "плохой человек". Мы просто не верим, не хотим верить, что "хороший человек", сделал что-то плохое, в голове сразу ищутся — и часто находятся! — ему оправдания. Бредовые, дикие если здраво подумать — но находятся. Разведчиков учат рассматривать поступки каждого человека бесстрастно, без деления на "плохой" — "хороший". Но я тогда разведчиком еще не был...

— А кто еще подтвердил, что Михеев являлся валютчиком и процентщиком?

— Ты шутишь? — Константин Иванович искренне рассмеялся — я тебя не узнаю, право слово. Ты не работал по валютчикам, знаешь какая это публика. Какой же клиент валютчика добровольно признается в том, что продавал — покупал у него валюту? Здесь за то, что творил Михеев — высылка в двадцать четыре часа в Союз — причем как того, кто давал деньги под проценты — так и тех, кто их брал. Михеев скорее всего рассчитывал, что он офицер ГРУ и вопросов к нему по валюте быть не может — оперативная необходимость и баста. А остальным — кому же надо вылететь из загранкомандировки, валютой оплачиваемой? Сам подумай?