Я попал в литрпг или как приручить суккуба

— А ты... что будет с тобой?

— А я проживу ровно столько, на сколько сумею задержать дыхание. Пять-шесть минут. За это время вытащу твоего друга из темницы, а потом... Ренегатов много. Без слуги не останешься.

— Подожди. Вытащи сюда еще одну тварь. Побольше первой, поменьше второй — все.

Девушка опустила голову и вздохнула.

— Все не так просто. Ты уже видел мой мир — тогда, во сне. Помнишь эти каменные пляжи и океаны лавы? Это тебе не здешний лес, где можно без напряга наловить всякой дичи. Мне просто повезло, что те два беса ошивались неподалеку. В общем, до заката точно не успеем. Но ты знаешь, как поступить.

Я добрел до носа корабля и сцепил пальцы на макушке. Выдохнул, вдохнул. Бревна и доски в воде, мусор на берегу, рытвина на главной улице. Снующие вдоль нее люди. Иллюзия. Имитация. Искин. Мы не можем полюбить вещь. Вещь может быть дорога, но не любима. Любовь — это гормоны, первая стадия непрерывного и неостановимого размножения, ведь самовоспроизводство — неотъемлемый процесс любого живого (и не только) существа. Размножаются даже вирусы, хотя им-то, по большому счету, зачем?

Впрочем, без разницы. Главное, что вещи не меняют на людей. По крайней мере, в моей системе ценностей. Между разумом и пародией на разум выбор более чем очевиден. Но что есть разум? Отделим ли он от тела, или носитель не имеет значения, важно лишь наполнение? Или же привязанность к чему-то неодушевленному — патология, психическая болезнь, опасное и алогичное заблуждение?

— Артур, — холодно произнесла Лера, видя мои плохо скрываемые сомнения. — Это же просто бот. Картинка. О чем тут думать?

О том, что я не знаю: просто или нет. О том, что всегда есть третий вариант. О том, что не обязательно выбирать из двух зол. Вариантов уйма, было бы желание. Много думать не вредно, вредно не думать о многом. Но если окуклиться в зоне комфорта, даже самые обширные и глубокие знания бесполезны в силу своей неприменимости. Заучи наизусть хоть всю "Википедию", докажи недоказанную теорему, реши нерешенное уравнение, сломай мировоззрение целой планеты, но какой в этом толк, если боишься лишний раз выйти из квартиры за хлебом? Чем разум, запертый в четырех стенах, хуже разума, запертого на жестком диске?

— Хира, подойди, — тихо произнес, не отводя глаз от краснеющего покачивающегося в такт волнам заката. — И захвати меч, пожалуйста.

Мы встали рядом — два силуэта напротив стены каленого багрянца.

— Дай руку.

Девушка подчинилась. Сжал коготок указательного пальца, поднес к острию левую ладонь и полоснул аккурат по линии жизни.

— Что ты?.. — выдохнула суккуба, глядя на полившуюся через край темную в сумерках струйку.

Правой рукой взял меч за крестовину и поставил перед собой, как тот мужик из "Игры престолов". Пораненную стиснул в кулак, чтобы текло побольше да побыстрее, и вытянул вперед, словно предлагая засыпающему светилу "брофист".

— Они ведь любят нашу кровь? — спросил, не поворачивая головы, хотя прекрасно знал ответ. — Цып-цып-цып, ублюдок.

Не прошло и минуты, как вода под носом корабля забурлила, а бревна, обломки и дохлая рыба закачались поплавками. В мрачной глубине проступили шесть янтарных точек, будто габаритные огни, давая представление о размере твари и направлении прыжка.

— Артур, ты сбрендил, — демоница вцепилась в плечо. — Не делай этого.

Пошедшая рябью гладь вспучилась, треугольное рыло вот-вот покажется на поверхности. Я уже видел блеск чуть разошедшихся клыков — пора. Лишь пройдя через страх, мы обретаем свободу.

— Артур! — хором взвизгнули девчата.

Шаг на скрипучую доску — раз. Шаг в пышущую жаром пропасть — два. Меч пониже, острие между ботинок — три. Шею ровно, глаза закрыть, вдохнуть полной грудью — четыре, уже проходили. Солдатиком с борта, скольжение как по водной горке, только края очень склизкие, горячие и сжимают со всех сторон — пять. Удар, точно ломом по льду, мокрый треск, затухающее биение — шесть. Кипяток льет на плечи, спазм давит королевским питоном — семь. Дрожь и кувыркания как в центрифуге — восемь. Ощущение невесомости, снова полет спиной вниз — девять. Медленный подъем, шелест разрываемой кожи, встревоженные голоса — десять.

Цель определена. Мне туда, наверх, где топают, орут и шумят. Клинок над головой, тычок, разрез — вот она, дверь в новый мир.

— Давай! — глухо, как в шлемофоне. — Сюда!

Лезть тяжело — не за что ухватиться. Все вокруг теплое, скользкое, мокрое. Поджал колени к животу, руки — к груди, чтобы, упаси демиург, нигде не застрять. Сгруппировался, оттолкнулся, почувствовал щеками твердый край кожи на брюхе чудовища.

— Хватай! — кажется, это Хира — боюсь дышать, боюсь открыть глаза, все лицо в остывающей жгучей слизи. — Ты с той стороны, а ты под плечо! Тянем! Раз-два!

Меня вытащили и уложили на мягкое, чем-то накрыли — наверное, Лериным плащом. Не шевелюсь, сжавшись в комок, кто-то слизал с лица всю дрянь длиннющим трепещущим языком.

— Дыши! — крепкая пощечина. — Дыши!

Вдох, распахнутый настежь рот, затем крик — долгий, громкий, протяжный.

Лишь пройдя через страх, мы рождаемся вновь.

* * *

Столпившиеся у причала неписи приветствовали криками и рукоплесканием, когда мы сошли на берег по брюху твари, как по красной ковровой дорожке. На туше осталась только Хира, увлеченно вспарывающая грудную клетку и живот — после смерти субстанция демона легко поддавалась даже обычному ножу, а кости размякли до переваренных хрящей. Но первым суккуба извлекла не столь необходимый орган, а здоровенный законопаченный сундук, и притащила к нашим ногам.

— Развлекайтесь, — девушка смахнула пот с совершенно сухого лба. — Сама справлюсь, честно. Помощь не нужна.

— Что внутри? — Лера с опаской покосилась на черный, похожий на гроб ящик.

— Гостинцы от зайчика, — фыркнула рогатая и вернулась к работе.

Под крышкой — чистые, опрятные и аккуратно сложенные — покоились два комплекта тканой одежды и один кожаный — черного, как поверженная бестия, цвета. С него, пожалуй, и начнем, как с наиболее любопытного. Брюки в обтяжку с нашитыми на бедрах пятиугольными гребневыми пластинами с красной окантовкой. Приталенный жилет из плотной кожи с шероховатой обсидиановой текстурой и такими же вставками на груди. Сапожки чуть выше коленей, с двумя рядами шнурков и отвернутыми голенищами. Лоснящаяся матовая рубаха с просторными рукавами и короткий, пониже спины, плащ из той же ткани. Все это добро явно предназначалось рыцарю — ему и отошло без суда и следствия.

Далее — полная противоположность, сияющая белизной как после "Тайда". Леггинсы до колен, туника с неглубоким вырезом, накидка, закрывающая левое плечо до локтя и застегиваемая фибулой на правом, и босоножки с ремешками на икрах. И последнему нубу понятно, что это — сет для жрицы.

Ну и на сладкое — обнова демониста прямиком от лучших кутюрье преисподней. Прыгали бы в пасти бесам — одевались бы как крутые игроки, как я. Рубаха — с высоким стоячим воротом. Жилетка — без рукавов. Штаны — просторные, с легким клешем. Ботинки — мягкие, блестящие. Сюртук — двубортный, с длинными, как у фрака, фалдами. После разъеденного до вареной марли старого тряпья так и вовсе сплошное удовольствие. Все из темного бархата: и не скажешь, что новичок нулевого ранга — в таком наряде и на прием к барону не стыдно.

Пока переодевались в заброшенных домах у базарной площади, Хира закончила с потрошением и сунула кусок нужной величины в промасленный рыбный мешок. Взвалила на плечо, точно адский Дед Мороз и махнула нам рукой. Когда добрались до мастерских, солнце почти село, и в нашем распоряжении оставалось в лучшем случае пятнадцать-двадцать минут. Лояльная дружина и ополченцы уже строились за баррикадами, среди парков и вилл царило мрачное напряжение. Многие женщины и старики тихонько плакали — этой ночью кому-то из мужей и сыновей выпадет жребий смерти.

И хотя все это — лишь очередная кат-сцена, запрограммированное представление, театр неживых актеров, и все равно в душе расползалось гнетущее чувство грядущего горя. Да, после пережитого страх приутих, но кто знает, быть может, я просто не успел как следует забояться. Все случилось слишком быстро, еще слишком многое предстоит осознать, осмыслить, переварить.

Переварить... Бррр...

Черная воняющая горячим битумом масса доверху набила медный баллон, к тому моменту оплетенный кожаными жгутами и снаряженный широкой лямкой для ношения через грудь. Ровно посередине ремня виднелся кармашек с узкой прорезью, куда демоница вложила осколок с душой, из-за чего щель засияла зеленым неоном, словно футуристический индикатор.

— Вроде так, — Хира отступила на шаг, прижала предплечье к животу и коснулась губ сгибом указательного пальца. Нахмурилась, насупилась и всем своим видом выражала недовольство полученным результатом.

— Вроде? — встал рядом и осмотрел костюм — выглядел жутковато и в то же время притягательно, окутанный ореолом загадочной средневековой инженерии, алхимии и магической механики.

— Я видела такой тридцать лет назад, — проворчали в ответ. — Единственный раз. Сидя в саркофаге с шипами и смотровой щелью шириной в полногтя.

— Зачем ты там сидела? — удивился я.

— Затем, что посадили, дурья ты башка! Предыдущий хозяин явно перепутал трактат по воспитанию суккуб с инструкцией по применению пыток.

— А...

— Жуй на, — прислужница потерла щеку и развела руками. — По идее, ошибок нет, но стопроцентную гарантию не дам.

— А можно испытать костюм?

— М-м-м... думаю, да. Если нигде не сифонит и хватит энергии, все пройдет гладко. Если нет... что же, какому-то бесу достанется пюре с хрустящей корочкой. Но учти — снаряжение предназначается поборнику, значит, поборник и должен проверять. Кто доброволец?

На притихших позади девчат даже не взглянул. Сказал сразу:

— Я.

В конце концов, Ермак мой друг, мне и отвечать за успех или неудачу.

Переобулся, натянул широкие кожаные портки (по сути — шаровары), поверх сюртука накинул тяжелый плащ в пол. Баллон надевали всем миром, и ходить с такой дурой на плече оказалось сложнее, чем с мешком картошки. А когда лицо закрыли "поросячьей" маской и стянули тесемками капюшон, от жары и прерывистого дыхания едва не подкосились колени. Но со временем немного привык, походил туда-сюда как в примерочной, приноровился держать равновесие и показал демонице большой палец — готов.

— Не дыши, сейчас подключу легкое, — раструб хобота-рукава обмазали сургучом и насадили на приемник цилиндра. — Так. Теперь скрепляющее заклинание. Как же там... — суккуба похлопала по лбу.

— М-м-м! — прогудел я и замахал руками.

— Стой смирно, не трать воздух. Сейчас... Никогда не думала, что этот эпизод когда-нибудь пригодится. Надо напрячь память.

— Уф-ф-ф... уф-ф-ф...

— Нет, отсоединять баллон нельзя. Терпи, не маленький. Кажется, есть...

— Мгн, пглф, фтг... — перед помутневшим взором закружились в танце радужные кляксы, в груди развели костер, горло сжало тисками. Собрался уже сорвать к чертовой бабушке маску, но тут прислужницу наконец осенило.

— Triplex energus defum! — воскликнула суккуба, и меня с головы до ног окутало призрачное сияние, точно череп полковника.

Миг спустя под ногами разверзся пентакль. Я зажмурился и глубоко вдохнул серную смесь, после такого мучения показавшуюся чистейшим высокогорным воздухом. Все вокруг разительно изменилось, и первое, что бросилось в глаза — низкое однотонно-черное небо без облаков и звезд, знакомое по недавнему наваждению.

Спину начало печь. Сперва подумал — неполадки с костюмом, но обернулся и увидел вместо привычного моря лаву, местами бурлящую, кое-где стреляющую гейзерами, но в целом спокойную и безмятежную как засахарившийся мед. Хаб-Харбор стоял на прежнем месте, но выглядел как после ядерной войны — слизанные до фундаментов здания, рухнувшие стены, пепелища и рытвины, наполовину обвалившаяся крепость. И все настолько статичное, что неподвижнее только фотографии — ни дыма, ни вспыхивающих на ветру углей, ни единого звука. Застывший во времени слепок, отражение верхнего мира.

Едва осмотрелся, а Хира уже вернула обратно. И не зря. Похоже, время в преисподней подчинялось иным законам — солнце никак не успело бы полностью скрыться за горизонтом за ту минуту, что мы пробыли внизу. С улицы донесся нестройный топот множества ног — ополчение двинулось на штурм, а счет пошел буквально на секунды.

Мастера помогли разоблачиться и засунули костюм в мешок. Суккуба прижала ношу к груди, подмигнула и словно аквалангист с борта лодки кувыркнулась в свежий портал. Мы с девчатами обступили жженый след на брусчатке в ожидании Ермака, но экспедиция затягивалась даже с учетом расхождения временных потоков. Прошла минута, вторая, опустившееся покрывало ночи прорезали треньканье тетив и первые вскрики раненых. Несмотря на новый, довольно теплый сет, я затрясся точно голый на зимнем ветру.

Но вот наконец на стене виллы напротив расцвел огненный чертеж. Из бездны выкатилась кряжистая фигура, фыркая и дергая за хобот. Вот следом показалась демоница, но в ее походке просматривалась странная неестественность. И лишь подойдя ближе, заметил под полой куртки уродливую рваную рану с почерневшими краями.

— Хира! — поймал ее на руки и бережно уложил на камни. — Ингрид, сюда!

Суккуба криво улыбнулась, пустив смолянистую струйку из уголка губ, и отмахнулась от кадила.

— Не поможет... паста...

— Что? — склонился над лицом и провел ладонью по бледной, влажной и дико холодной щеке. — Какая паста?

— С железом и золотом... Палач... таки нашел нужный состав.

Глава 17. Чем красен долг

— В камере... — демоница дернулась и кашлянула кровью, — стража. Думала, проскочим... не проскочили.

— Тише, — пробормотал в ответ, впопыхах соображая, чего начать. — Лер, помоги Ермаку с костюмом! Ира, принеси... блин, не знаю... бинт и чистую воду?

Жрица кивнула и помчала навстречу Мадлен и Вальдемару, по мере сил и здоровья спешащих нам на помощь. К тому моменту воин уже избавился от маски и, надсадно хрипя, стаскивал баллон. Рыцарь не стала тянуть кота за хвост и просто перерезала ремень. Цилиндр с лязгом и сухим шуршанием грохнулся на землю, а из сорванной крышки посыпался похожий на толченый активированный уголь порошок. Ругать не стал, все равно прорезь в кармашке потухла, а на халявную душу в ближайшее время не стоило и рассчитывать.

— Что мне делать? — потряс засыпающую девушку за плечо, та вскинула голову и распахнула глаза как потревоженная кошка. — Как тебя вылечить? Жертвоприношение? Договор на душу?

— Не на душу, — сонно пробормотали в ответ. — А вообще... никак. Или само пройдет, или нет.

— Хира!

Больше ничего полезного вытянуть не удалось. Совместными усилиями перевязали рану и вроде бы остановили кровь. Настал мой черед брать прислужницу на руки — тяжелая, однако. Отнес в свою комнату, уложил на кровать, накрыл одеялом.

— Подоткни, — не прошептала, а выдохнула раненая.