— А я предлагаю забить на сегодня, часов на пять вечера. Не допер еще, что происходит? — Нажал Хозяин на железо. — Людей, имеющих крышу - нашу крышу! - стали воровать из-под носа. За подобное жестоко наказывают.

— Понял, — сглотнул бригадир слюну, ставшую поперек горла. — А когда с чехами?

— На этот же час на второй день. Если останешься в живых, — съязвил начальник уголовки.

— Заметано.

— Прикрытие твоей группе будет обеспечено. Работай потом, доложишь результаты переговоров.

Хозяин положил трубку. Слонок отключил сотовый, присел раз десять на корточки, чтобы унять дрожь, возникшую в коленях. Потом подошел к бару в стене, отвинтил пробку на бутылке с коньяком, сделал прямо из горла несколько крупных глотков,принялся вместе с бутылкой в руке наматывать километры,мотаясь семенящими шагами от одного окна к другому. Прошло с полчаса, ничего нового за это время на ум не приходило. Он завалился на диван, обитый плюшевой материей, взглянув на настенный терем с позолоченным маятником, присосался основательно к бутылке. Ничего не помогало, нервная лихорадка, встряхивающая с самого начала тело, продолжала колотить его, будто он очутился снова на мостике раздолбанного комбайна, списываемого каждый год за профнепригодность из родной механизированной бригады и ежегодно восстанавливаемого в тех же списках. Бригадир рывком поднялся с дивана, проскочил в одну из комнат к тумбочке с аптечкой. Выдернув из картонной коробки блестящую пластинку, выковырнул из ячеек несколько зеленых таблеток элениума. Забросил их, разинув пасть, на язык и с бульканьем запил коньяком. Минут через пятнадцать повело капитально. Он включил мобильник не дожидаясь, пока лекарство начнет действовать в полную силу, набрал номер соперника по контролю над ювелирными магазинами, со скупками золотого лома.

— Да, — отозвалась трубка недовольно.

— Пархатый...

— Эта нэ Пархатый.

— Мне нужен Пархатый, я сказал, — рявкнул бригадир.

— Сэйчас.

— Я слушаю, — голос в трубке был высоким и тоже жестким, но он оказался знакомым.

— Пархатый, я забиваю тебе стрелку сегодня, на пять часов вечера, — Слонок облизал липкие губы. — Ты меня понял?

— Что случилось, дорогой? — немного удивились на том конце связи. — Стрелка намечена у нас с тобой на третий день после Нового года, и я о ней не забывал.

— Она переносится из-за нарушения тобой и твоими людьми договорных условий. Сегодня в пять часов вечера на том же месте, я больше повторять не буду.

— Какие нарушения?.. Какими моими людьми?.. — обиделись вроде в трубке. — Дорогой, ты думай, о чем ведешь базар, за это можно и ответить.

— Вот ты и будешь отвечать, по полной. Я не стану напоминать, что бывает, если сорвешь стрелку. Конец связи.

Слонок, бросив мобильник на диван, поднял бутылку за донышко и вылил остатки коньяка прямо в горло. Опять посмотрел на терем на стене, стреловидные указатели замерли на восьми часах утра. Впереди, чтобы хорошенько отдохнуть и придти в себя, был достаточный период.Сняв с волосатого запястья накрученные "Сеико", он поставил будильник на три часа дня и напялил браслет обратно.Кажется, он сделал все,что в таких случаях было необходимо. Парни предупреждены еще до раскладов с Хозяином, оружие проверено до базара с ним же, можно отрубиться на несколько часов. А там судьба сама решит, кому проторять дорогу на том свете, а кому на этом продолжать боговать дальше.

Бригадира разбудил звонок на стационарный телефон, он долго не мог сообразить, в каком месте особняка находится и какие события предшествовали неожиданной пьянке. Но телефон трезвонил настойчиво и злобно. Слонок редко кому позволял пользоваться этим номером, обходясь вечно сотовым при нем. Во первых, по стационарному нетрудно вычислить местонахождение объекта, во вторых, прослушать по нему разговоры не составляло особого труда. Он оторвался от двуспальной кровати, на которой валялся не раздеваясь и не разуваясь, прошкандылял к узкой тумбочке. Номера накручивал Крохаль, глупый но исполнительный, замещавший Скирдача в несерьезных проблемах.

— Я тебе где-то с час уже звякаю. Ноль внимания.

— А почему не по сотовому? — дернул Слонок щекой.

— Ты ж его, видно, отключил, или слабый сигнал.

— Рассказывай, что там произошло, да покороче, — разрешил бригадир, кинув сердитый взгляд на диван, на котором оставил мобильник. — У меня есть тоже дело ко всем пацанам.

— На базаре объявился Коца, пришел к часу дня, занял свое место.

— Да и хер с ним, с этим Коцей, с ним разберемся потом. Ты по нему позвонил?

— Не совсем, у Кидалы в палатке расположился Микки Маус, балдеет будто ничего не знает. Я попытался прощупать его на предмет новых поступлений раритетов от Коцы. Молчит, как Сергей Лазо у паровозной топки.

— И с ним базар еще впереди. Сколько времени, ишак? У меня до трех дня мертвый час.

— Половина третьего, бригадир, извиняй, если что, — слышно было, что на том конце провода немного стушевались — Но главное не это, передаю теперь самую важную информацию.

— Достал уже, козел, давно бы передал! — завелся бригадир. — Когда я приучу вас сообщать в первую очередь основное.

— До Коцы подканали два чеха, прикинутые от и до, — Крохаль сразу заторопился. — Тихари от Асланбека, не иначе.

— Подробнее, -, приказал Слонок, внутренне подбираясь.

— Про треп между ними ничего сказать не могу, далеко, да и Коца не подарок. Сначала он съездил по зубам Скопе, выследившего его с мужиком, а потом устроил гонку за нашим из молодых, стрелявшим в него. Тот поклялся при всех, что пульнул вверх и в сторону, для острастки. Коца пообещал его закопать.

— Дальше, не томи.

— После базара с чехами Коца озверел вообще. О чем они толковали, хер их знает, только чехи тоже взвились на дыбы. Они разошлись с предъявами друг к другу.

— Когда это было?

— Часа с полтора назад.

- Кому еще про это известно?

— Никому, кроме наших.

— А теперь слушай внимательно, то, что ты сейчас продиктовал, мы замнем до лучших времен, — бригадир провел по лицу рукой, сгоняя остатки балдежного сна под элениум с коньяком. Но вялость таилась везде, она начала бесить, эта немощность некстати. — Предупреди пацанов, что все дожны собраться в четыре часа возле автостоянки, на которой я паркую свой джип. Пусть они наберут бойцов на пять машин, стрелка с Пархатым перенесена на сегодня на пять часов вечера, в район парка Авиаторов. Ясно?

— Это между вторым Орджо и Авиагородком? По Новочеркасской трассе.

— Именно. Броники, боекомплект, санпакеты. Дай парням маяк, чтобы не бздели, нас подстрахуют.

— Таких среди нас нет, — Крохаль как-то скомкал фразу.

— И не будет, — оборвал Слонок жестко.

— А что будем делать с Козырем? Он же полуармянин.

— Метла тоже армянин, то ли метис... Перс, Катала, Зурик. На рынке четверть валютчиков из местных армян, или из метисов, да еще хохлы. Дальше что?

— Понятно, евреи, падла, уже плачут... хотя, вместе больше двухсот лет живем.

— Козырь и другие армяне местные, а эти понаехали из наглючей материнской Армении, подбивать нахичеванских с чалтырскими. Скоро Чалтырь станет уже прозываться НАР — народная армянская република.

— А кто за ними пойдет? Чалтырские с нахичеванскими давно забыли свой язык, они обрусели. Хотя, дай волю, враз вспомнят.

— Все правильно. Выполнять.

...Вереница разномастых легковых машин во главе с джипом "Лэнд Крузер" просвистела по Садовой, затем по Советской. Она повернула на площади Карла Маркса, на которой местные армяне надумали водрузить памятник Екатерине Второй, в сторону проспекта Шолохова.

— Стоит еще, — Крохаль устроившийся рядом со Скопой, кивнул со злой усмешкой на гранитный бородатый монумент. — Давно бы снесли, если бы не был евреем, или похожим на армяна,.

— Кого? - переспросил, не отрываясь от дороги, Скопа, сидящий за рулем шестого "Ауди".

— Карла, сочинителя "Капитала" только для русских, — пояснил Крохаль, подтягивая ремень на короткоствольном АКСе. — Я не против Катьки, которую они хотят взгромоздить вместо Маркса, она заслужила, она же наградила армянских беженцев, гонимых турками, нашими землями. А если честно, это туфта, понимаешь? Им лишь бы зацепиться, потом и вместо Катьки нарисуется какой-нибудь Вартапет-освободитель от Османского ига. А наш родной Ростов-папа почернеет и превратится в азиатский Эчмиадзин, где армяне начнут трахать в задницы не только наших девочек, но и мальчиков. Они повальные педики.

— Ну ты кореш, загнул, у меня из армян много друзей, неплохие ребята, хотя с ними ухо надо держать востро, — не согласился Скопа с доводами товарища. - А вот насчет памятника ты прав, дай разрешение, площадь через год не узнаешь. Станет армянской с аксакалами на лавочках, или как их, дашнаками в турецких шароварах, в туфлях на босу ногу с загнутыми носами. У них из своего только носки, теплые и пестрые, из овечьей шерсти.

— У них все овечье, даже телевизоры со стиральными машинами, — пробурчал Крохаль. — Своего ума хватает лишь на кидалово.

Монумент с Вечным огнем остались позади, но в салонах других машин базар на эту тему не затихал. Кавказцы, в частности, ростовские армяне, достали жителей донской столицы наглыми претензиями. На площади с Театром Юного Зрителя из-за памятника императрицы едва не разгорелась настоящая бойня между местными армянами и коренными ростовчанами. Если бы нахичеванские арямяне, подогреваемые посланцами из Еревана, установили ту статую, произошло неминуемо бы разделение единого Ростова-на-Дону на два города — на Ростов-папу и Нахичевань-на-Дону. И пошел бы гулять передел по всему югу России. Уже армяне Армавира на Кубани подняли горячие головы, объявив его древней столицей государства Айастан, зашевелились армяне из материнской Армении, скупившие за бесценок хибары по черноморскому побережью от Туапсе до Адлера. На трассах за южными городами появились плакаты с надписями: Россия, убирайся отсюда. Здесь территория Кавказа. На Кубани засилье армян превратилось в запредельное. За родной Арарат с территорией, отобранной турками, армянам затевать драку с басурманами было не с руки, вмиг бошки открутили бы, как в 1915 году, когда вырезали полтора миллиона. А с Россией, бесправно-лапотной после революции, чего не повоевать, она все простит. И теракты в московском метро, и паленую водку цистернами, с сотнями тонн животного жира вместо сливочного масла, из-за которых население расплачивалось тысячами жизней. И кидал, и фальшивые баксы, и даже то, что русскую девушку, завоевавшую на конкурсе красоты первое место, армянский изувер облил серной кислотой. За то, что отказала ему в мерзкой любви.Но... просчитались. Местные армяне не сумели поддержать разыгравшиеся аппетиты армяней ереванских, да и русские вспомнили, что данные территории испокон веков числились за славянами. Прозывались они Тмутараканью.