— Все! Они закончились!
И бойня прекращается.
Грохот стих, стали слышны стоны и плач. Кто-то кашляет. Кого-то тошнит. Умоляют позвать врача. Через разбитые окна доносятся крики и сирены специальных служб. Шум вертолета. Команды полицейских. Однако до зала еще никто не добрался.
И у Захара появляется время сделать то, что Карифа запомнила на всю жизнь. Он молча перевел "зунду" в положение "огонь одиночными", обошел зал и методично добил раненых олдбагов.
Всех.
* * *
Аэропорт "Шереметьево" Россия, Москва июнь 2029
До Москвы добирались на перекладных. Для начала Орк решил не "светить" Коста-Рику и придумал отправиться в международный аэропорт Гватемалы, что стоило им лишнего дня пути. Однако ограничиваться одной мерой предосторожности Бенджамин не стал, это было бы скучно и банально, поэтому отказался от самого короткого из возможных маршрутов: Гватемала — Майами — Париж — Москва, сказав, что в Штатах действует самая совершенная система поиска беглецов, и настоял на путешествии в Рио, где они провели два волшебных дня в ожидании рейса в Мадрид — на все остальные направления билеты оказались раскуплены. Впрочем, этой паузе Беатрис скорее обрадовалась: они сняли номер в маленькой гостинице и облазили весь город, не забыв побывать на знаменитом пляже Копакабана, хотя от моря, честно говоря, Беатрис стала немного уставать. Затем перелетели в Испанию, пробыли в ее столице сутки, убеждаясь, что европейские, куда более сложные, чем южноамериканские, системы безопасности приняли поддельный чип Орсона, а когда убедились, отправились в Москву. В город, который был для Бенджамина terra incognita, о чем он без стеснения признался Беатрис.
— Я был в России два раза и друзей не завел. Мой товарищ по Академии служит в форте "Симбирск", но, как ты понимаешь, я не смогу к нему обратиться.
— А на что ты рассчитывал, когда предлагал лететь в Воронеж?
— На свой опыт и твоих друзей, — честно ответил Бен, и Беатрис рассмеялась:
— Все правильно, Орк: на моих друзей. За те несколько месяцев, что я занимаюсь незаконным бизнесом, их у меня появилось изрядно.
— Друзей?
— Незаконопослушных друзей.
— Однако нужно помнить, что преступники не способны на дружбу.
— Ты говоришь, как полицейский или агент GS, — заметила девушка.
— Черт... — Он дурашливо улыбнулся. — А может, как законопослушный гражданин?
— Законопослушные граждане плохо знают криминальный мир.
— Допустим, я исключение.
— Ты — уникум, — не стала скрывать Беатрис. — И ты прав: преступники не способны на настоящую дружбу, но много ли ты знаешь людей, которые на нее способны?
— Я... — Орк хотел ответить быстро и резко, по армейским воспоминаниям, но неожиданно подумал о том, кто из тех парней, которых он искренне считал друзьями, которых прикрывал, рискуя жизнью, и которые прикрывали его... Кто из них согласится помочь ему сейчас? Кто рискнет? И еще Орк вспомнил, как парни стали смотреть, когда над его головой появились красные цифры "4" и "2". Подумал, вспомнил и медленно ответил: — Я понял, что ты имеешь в виду.
И отвернулся.
Самолет подъехал к "рукаву", и пассажиров пригласили на выход.
— Нас долго учили быть эгоистами, — обронила Беатрис, когда они покинули самолет и неспешно направились в зал прилета. Паспортный контроль давно канул в Лету: система вела чипы пассажиров из одного аэропорта в другой, и дальше — в случае необходимости, — а вот багаж бдительные россияне проверяли. К счастью — выборочно. — Каждый человек уникален и неповторим — и потому обязан заботиться о своем благополучии. Только о своем.
— Люди все равно будут сбиваться в стаи. Инстинктивно.
— У стаи эгоистов нет будущего, — вздохнула девушка.
И ее замечание очень понравилось Бену.
— Познакомившись с тобой, я сначала удивился, что ты рискнула пойти против системы, решил, что это последствия стресса от потери родителей, но теперь вижу, что твои мотивы намного глубже. — Он помолчал. — Ты хочешь больше.
— Лгать не стану: сначала мной двигало желание найти лекарство от suMpa, — призналась Беатрис. — Но, увязая в outG и узнавая его обитателей, наблюдая за тем, как жестко воюют власти с теми, кто по-настоящему идет против них, я крепко задумалась. И в какое-то мгновение мне показалось, что suMpa стала логичным результатом развития нашего мира. Ведь... что еще нас ждет в будущем?
— Может, звезды? — предположил Бен.
— Ты такой романтик? — удивилась Беатрис.
— Должна же у человека быть мечта.
Несколько секунд девушка смотрела на Орка так, словно они только что познакомились, а когда поняла, что он не шутит, привстала на цыпочки и поцеловала в щеку.
— Ты — обалденный! — Ответить Орк не успел. — Кстати, я не против что-нибудь перекусить. Я безумно проголодалась.
И решительно направилась к фуд-корту.
В Москве, во всяком случае в аэропорту, оказалось не так плохо, как ожидал Орсон, наслушавшись рассказов о сотрясающих Россию кризисах, коррупции, тотальной нищете и прочих неурядицах. Трафик в Шереметьево высокий, информация на табло менялась каждую минуту, фиксируя улетающие и прилетающие самолеты; повсюду красивые люди и почему-то очень много "мультяшек" — видимо, местная мода на "обложки" отставала от мировой на три-четыре года. К сожалению, по-английски большинство здешних обитателей говорили с жутким акцентом, то и дело вставляя заимствованные и не всегда понятные словечки, но при этом русские прилагали массу усилий, чтобы быть понятыми, а неразрешимых задач Бен перед ними не ставил.
— Два кебаба, — распорядился Орк, когда подошла его очередь. — И два чая.
— Конечно, сэр, — отозвался улыбчивый русский, начиная готовить еду. — Двух шаверма спустя три минута.
Киберпереводчик пискнул и сообщил, что не знает, чем его собирается потчевать черноволосый паренек.
— Два кебаба, — повторил Орк.
— Уже делаем, сэр! Не извольте беспокоиться. Наличными заплатить не желаете?
Беатрис предупредила Бенджамина, что в России до сих пор уважают и ценят "настоящие", то есть бумажные, доллары, которые Орсон в последний раз видел четыре года назад случайно. Так что они еще в Рио обменяли сотню кредитов на толстую пачку старых банкнот и теперь чувствовали себя если не королями, то по крайней мере наследниками престола.
— Столько хватит? — Орк бросил на стойку бумажный доллар.
— Вполне! — обрадовался курчавый, выкладывая на прилавок тарелки с едой. — Приятного аппетита!
— Перестань швырять деньгами, — рассмеялась Беатрис, когда они уселись за столик. — На тебя половина аэропорта вытаращилась.
— Неужели все видели? — поддержал шутку Бен.
— Тебя даже на информационном табло показали, мол, смотрите: у него есть настоящие доллары! — Девушка с сомнением оглядела лежащий на тарелке сверток. — Кстати, ты не знаешь, что мы собираемся есть?
— Национальное русское блюдо: рубленое мясо с овощами, завернутое во что-то, — сообщил Орк, который внимательно наблюдал за процессом приготовления.
— Кебаб?
— Он назвал это как-то иначе.
— Как? — осведомилась любознательная девушка.
— Мой киберпереводчик сломался на втором слоге.
— Ужас, — Беатрис осторожно взяла сверток в руку. — Уверен, что это можно есть?
— Это была твоя идея, — Бен откусил сверток сверху, прожевал и улыбнулся: — Нормально.
Мясо восстановленное, приправа отдает пальмовым маслом, тесто сыровато, но в целом есть можно, в армии во время дальних рейдов кормиться доводилось и хуже.
— Нужно перекусить, потому что я не уверена, что в доме Бобби мы отыщем еду, — ответила девушка.
— У какого Бобби? — осведомился Орк.
— У друга, к которому мы едем. Его зовут Бобби Челленджер, он десять лет живет в Москве, почти стал русским, но в отличие от них не держит в доме еду.
— Почему?
— Бобби забывает, что она у него есть, и еда протухает.
— И потом он долго ищет источник неприятного запаха?
— Ты знаком с Бобби? — вновь рассмеялась Беатрис.
— Почему он редко заглядывает в холодильник?
— Из холодильника так воняет, что Бобби боится к нему приближаться, — девушка откусила еще кусочек. — Так себе кебаб, если честно.
— Вспомнил — это шаверма, — воспроизвел чуждое название Орк.
— А с виду — кебаб кебабом.
— Русские высоко ценят свое культурное наследие, которое в основном состоит из странных слов.
— Например, Достоевский, — произнесла Беатрис, отодвигая от себя остатки еды.
— Что Достоевский? — не понял Бен.
— Достоевский — это местное культурное наследие, — рассказала девушка. — Я читала его книги.
— Какие еще культурные слова ты знаешь? — Орсон был не настолько брезглив и свой сверток с мясом доел.
— ГУЛАГ.
— Что ГУЛАГ?
— Это место, где русские убивают русских.
— Зачем?
— Никто не знает, и всем плевать, — пожала плечами Беатрис. — Это исторический факт: у русских всегда есть ГУЛАГ, где они убивают русских, но зачем — никто не знает. Наверное, потому что дикие.
Они вновь рассмеялись, одновременно сделали по глотку чая и одновременно поморщились: он полностью соответствовал местной версии кебаба, и бурда, получившаяся из серых пакетиков без маркировки, называлась чаем только для того, чтобы определить позицию в чеке.
— Очень хочется вернуть это продавцу, — буркнул Орк. — Прямо в лицо.
— Он же горячий!
— Поэтому — в лицо.
— Но...
Возможно, Беатрис хотела наполнить бывшему полковнику о человеколюбии, однако Бен не позволил девушке закончить фразу: поставил пластиковый стаканчик на стол и прикоснулся к ее руке.
— Зря мы задержались в аэропорту.
Беатрис мгновенно поняла, что имеет в виду Орк, судорожно выдохнула и очень тихо спросила:
— Опасность?
— Да.
— Откуда знаешь?
— Еще не знаю, — ровным голосом ответил Бен, внимательно изучая толпу. — Чувствую.
— Шестое чувство?
— Благодаря ему я до сих пор жив.
— Я не смеялась.
— Угу... — Он откинулся на спинку тонкого стула. Со стороны казалось — ведет непринужденный разговор, но бывшие сослуживцы сразу бы поняли, что Орк подбирается, готовясь действовать. — Их двое, вошли в зал с разных сторон. Оба в плащах, и непонятно, как их пропустила охрана.
— Я смотрела прогноз погоды, в Москве похолодание, сегодня всего плюс пять.
— И ты говоришь об этом только сейчас? — притворно изумился Бен. — Я в одной футболке!
— Ты можешь шутить в такой момент?
— А что еще остается?
— Нужно встать и уйти, — сказала Беатрис.
— Придется подождать, посмотреть, в какую сторону они начнут стрелять, и уйти в другом направлении.
— Я забыла, что ты военный...
А в следующий миг раздался взрыв.
Орк ошибся: олдбагов было трое, а не двое. Третий — женщина с рюкзаком и пятилетним ребенком спокойно встала в самом центре переполненного людьми зала и привела в действие бомбу. Без крика. Без предупреждения. Как и любой олдбаг, она просто выпускала агрессию. Делала то, что от нее требовал беспощадный вирус.
Убивала.
Раздался взрыв.
Мужчины, которых заприметил Орсон, заранее укрылись за бетонными стенами, выскочили, как только прошла ударная волна, выхватили из-под плащей автоматы и открыли огонь, добивая раненых и контуженых, расстреливая тех, кому повезло остаться невредимыми, и тех, кто, услышав грохот, помчался на помощь, — такие люди еще оставались. И они падали под пулями олдбагов.
— Беатрис, ты цела?
— Да!
Они лежат на полу, на который Бен успел упасть сам и утащить за собой девушку, лежат среди стонущих людей. Беатрис напугана, но держится. На ее лице несколько капель крови, но Орк знает, что это не ее кровь, и с облегчением вздыхает.
— Я хочу уйти, — шепчет девушка.
— Я тоже, но они будут стрелять по всем, кто пошевелится.
Один из спасшихся посетителей фуд-корта поднимается на ноги и трясет головой. Его оглушило. Он не понимает, что в зале звучат выстрелы, и пытается вытряхнуть из головы гудящую вату. Пытается до тех пор, пока один из олдбагов не посылает в него автоматную очередь.
Человек падает.
На лице Беатрис появляется несколько свежих капель крови, но она даже не вздрагивает. Она внимательно наблюдает за выражением лица Орка и по нему понимает, что происходит.
— Олдбаг идет сюда?
— Да, — едва слышно отвечает Бен.
Убийца сообразил, что раз поднялся один, значит, на фуд-корте могут оказаться и другие выжившие, и направляется к перевернутым столикам. Но идет неспешно, добивая всех, кто оказывается на пути.
— Что нам делать?
Будь Орк один, он бы дождался, когда олдбаг отвлечется на что-нибудь, и бросился к стеклянной стене, которую вынесло взрывом. Они на втором этаже, потолки в аэропорту высокие, но лучше прыгнуть, чем ждать, когда пристрелят. Но как объяснить девушке, что нужно дождаться подходящего момента? Как?
А через секунду Орсон понял, что недооценил Беатрис.
— Окно, — шепчет она, и в зеленых глазах загорается огонек безумного веселья. Она все поняла и готова действовать.
— Моя женщина... — шепчет Орк.
— Потом похвалишь, — отвечает Беатрис. — Когда бежать? Сейчас?
— Олдбаг должен смотреть в другую сторону.
— Скажешь — и я побегу, — она подобралась. — Я готова.
— Я тебя люблю.
— Это я тебя люблю.
Она еще не понимает, что он хочет сделать. А Орк видит, что остальные живые замерли. Кто-то плачет, кто-то надеется прикинуться мертвым, но все лежат. Никто не собирается вскакивать, и остается одно: Бен хватает ножку ближайшего столика и резко швыряет его в сторону. И бросается следом.
— Беги!
Она молодец. Она понимает, чем он жертвует, но понимает, что жертва не должна оказаться напрасной. Она срывается с места одновременно с ним, но не вскакивает на ноги, поднимаясь во весь рост, а мчится к окну на четвереньках, прыжками. И мчится быстро. А Орк... Орк бросает столик, делает движение, заставляя олдбага не смотреть в сторону Беатрис, пробегает пару метров и ныряет на пол в тот самый миг, когда автоматная очередь должна была порвать ему грудь. Пропускает пули над собой и скользит за киоск с кебабом, выигрывая несколько секунд.
Слышит крики, слышит удары пуль по киоску, ругается, разворачивается, мчится к выбитому окну и прыгает, как не прыгал никогда в жизни — не глядя. Не зная, что ждет его впереди, потому что сзади точно притаилась смерть.
Прыгает, падает на крышу туристического автобуса, тут же перекатывается, сваливается, слышит, как пули дырявят крышу, и улыбается. А потом видит укрывшуюся за этим же автобусом Беатрис и улыбается еще шире.
— У нас не могло не получиться, — говорит его женщина. — Ведь мы, черт бы тебя драл, вместе.
— Черт здесь ни при чем, — отвечает счастливый Орк. — Просто: мы вместе.
И они начинают смеяться.
* * *
CNN: Что происходит в Европе? Из крупнейших городов Старого Света приходят противоречивые, но страшные сообщения. Свидетели рассказывают о бесчисленных кровавых акциях олдбагов, на которые не успевают реагировать силы правопорядка...
