Вьюга

—Не шевелюсь.

—Так, это хорошо, замри, совсем замри, — голос альвы дрогнул, словно ей вдруг горло перехватило. Потом плеснуло слева, но странно так, как масло, тягучий звук. Мерзкий какой-то в окружающей темноте, даже мурашки по коже пошли.

—Я ничего не вижу, зверечек, — всхлипнула, и вот тут я уже по-настоящему испугался, всерьез так.

—Тут здорово темно, Киру. Так бывает, даже часто, — бывает, да не для альвы, с ее глазищами. Что ж меня так колотит-то? А ну, спокойно, твою мать! Просто темно. Ты же темноты не боишься, так? Фонарь надо найти, я его до последнего в руке сжимал, хоть тот и не светил ни хрена. Зашуршало где-то чуть в стороне, словно крыса пробежала. Кой хрен я подумал о крысах? Аж передернуло. Нет тут никаких крыс, и быть не может. Песок осыпался, или… да черт его знает, все равно не видно. Замнем для ясности. Так, фонарь. Слева должен быть где-то, хотя керосином не пахнет. Не разлился, похоже? Тогда повезло. Хотя тут вообще ничем не пахнет, если честно.

—Сейчас фонарь поищу, потерпи, — потянулся, зашарил ладонью по шершавому камню.

—Не шевелись! Не шевелись, сказала же, ты!

—А я аккуратно. Очень аккуратно, не дурак же, — снова плеск, может чуть ближе даже — и страх навалился, аж дыхание перехватило. М-мать их, древние пути! Никогда вот не поверю, что ими так запросто пользуются. И сам второй раз не сунусь, если выберусь, честное слово.

—Зверь, не молчи, а?!

—Уже нашел, Киру. Все хорошо, — голос свой не узнал, и ощущение такое, что не сам сказал, а в записи услышал. Но правда, нашел керосинку, теплую еще, и стекло, вроде как, целое. Кремень где-то должен быть, не выкладывал его точно. На чуть буквально опять страхом дернуло, таким, как в детстве, когда думаешь, что стоит лампочку включить и все то, что в темноте сидит, разом и прыгнет. Даже выматерился вполголоса от злости, чиркая кремнем. А пусть, пусть их прыгают, уроды, в бога-душу их. Раз пугают, то ни хрена больше сделать не могут, давно бы порвали к чертовой матери. Искры так ярко сыпанули желтым, что аж зажмурился. А ну, еще раз, соберись. Просто не попал по фитилю сослепу, да и руки ходуном ходят. Снова высыпало красно-оранжевым, замигал синеватый огонек — готово дело, теперь веселее пойдет.

—Получилось, зверечек? — так, откуда-то слева голос идет, похоже. И страха в нем чуть меньше стало, тоже хорошо.

—У нас — да не получилось бы? Обидеть хочешь, да? — проморгался, подхватил звякнувший фонарь, поднимаясь на ноги. Видно лучше не стало, даже наоборот, тьма вокруг как-то плотнее сделалась, словно ее потрогать можно.

—Киру? — под ногами серый камень, выщербленный, в мелкую трещинку, очень знакомый, хоть и вспомнить не могу, — Не видно ни хрена, где ты хоть?

—Погоди, — отозвалась — точно, слева от меня, — Погоди, зверек. Так. Ты выше. Под ноги смотри, понял?

—Чего непонятного? — плечами пожал, — Буду смотреть.

—Осторожно иди, бестолочь. Упадешь — сама тебе голову откручу, — почти спокойно сказала, умничка. Двинулся, под ноги глядя, и темень этак медленно, словно нехотя, поползла в стороны. Покачал рукой, вслушиваясь в бульканье — керосина где-то на три четверти, это, получается, у нас на десяток молитв, так? Где-то там, дальше видно будет — подумал, и пробило на нервный смешок. Или не видно, если весь выйдет.

—Стой! — замер, хоть ничего такого и не заметил, — Стой, край вижу. Не двигайся, зверечек. Не шевелись даже.

—Хорошо, — поморщился от звука собственного голоса.

Впереди, близко совсем, снова маслянисто заплескало, а потом вдруг шлепнуло, осыпалось брызгами.

—Киру?

—Не достану, — альва вздохнула, в трех футах от меня или около того, не больше, — Не достану. У тебя там есть, за что зацепиться, зверь?

—Сколько не хватает? — вперед двинулся, уже даже ног от пола не отрывая, мерзко заскрипев сапогами по слежавшейся пыли, и, наконец, увидел тот самый край. Серый камень как срезало, проваливая в темноту, а фонарь словно тусклее стал разом, сдергивая пятно света до жалкого пятачка под ногами.

—Сказала же, стой, дурак! Стой!

—Стою, — выдохнул, чувствуя, как снова забило болью в руке. Тьма растекалась, поднимаясь волнами, выхлестывала за растрескавшийся камень. Жутко? Пожалуй, что так, очень даже жутко.

— Это что вообще, на хрен, такое, нечисть моя ненаглядная? Ведь не просто дырка в земле, так?

—Да какая разница?! Делай, что говорю, и все! — из провала снова плеснуло, — Это можешь хотя бы?

—Могу, — вытянул руку, так, чтобы в пятно света край забрать, — На сколько не достаешь, ну?

—Не нукай, — огрызнулась, а потом замолчала, явно прикидывая расстояние, — Дюймов десять. Может, чуть больше.

—Жди тогда, — поставил фонарь на скрипнувший пылью пол, перебросил винтовку с плеча в руки, потянул за конец ремня, вынимая тот из пряжки.

—Не вздумай сюда заглядывать только!

—Еще чего, — буркнул, выдергивая ремень из штанов. Не свалились бы, совсем не то место, где без штанов остаться хочется. — Десять дюймов, говоришь?

—Или чуть больше.

—Должно хватить, — стянул ремни узлом, выдохнул, — Или я туда прыгну и тебя вытащу. Так что ты уж постарайся дотянуться, ага?

—Дурак.

—Какой есть.

Конец ремня как срезало набегающей чернотой, будто его и не было.

—Видишь? — уперся ногами в пол, плюхнувшись на камни там, где и стоял, — Киру?

—Вижу, — ремень дернулся в руках, врезаясь в кожу, и потянул к провалу рывками. Пыль заскрипела, подошвы скользнули было вперед, туда, в выливающуюся темноту — но удержался, выругавшись со страха, а там уже из-за края вынырнула ушастая голова, сверкнуло пурпуром.

—Не подходи ко мне, бестолочь… такая, — оскалилась, едва я с места вскочил, сматывая ставший ненужным ремень, — Стой на месте! Вода есть у тебя?

Кивнул, полез в рюкзак. Бурдюк, еще от луковецкого старосты по наследству доставшийся — это когда было вообще?

—Плохая только.

—Сойдет, — альва согнулась, стоя на самом краю, так, что тьма ей ноги захлестывала, уперлась ладонями в колени, — Сойдет, давай сюда. Нет, погоди. Отдышусь.

—Киру?

—Чего? — скривилась, едва видимая в тусклом желтом свете.

—Что там, б…., такое?

—Какая разница? — закашлялась так, что подумал — обратно в провал кувыркнется — но устояла, выпрямилась, взъерошив шевелюру, зыркнула пурпурными фонарями.

— Какая тебе разница? Ничего хорошего, зверь. Темно и… Бурдюк дай?

—Держи.

—Темно и страшно, вот и все.

Альва отпила пару глотков, высоко вскинув голову, проливая на потрепанную куртку. Выдохнула, плеснула остатки на руки, оттирая черные, поблескивающие маслом пятна.

—Так, —пустой бурдюк отправился в провал, снова знакомо так плеснуло, — Теперь… Нож дай еще, какой похуже?

—Объяснить не хочешь? — выдернул из-за пояса нож, протянул, и альва выхватила его самыми кончиками пальцев, словно обжечься боялась.

—Не хочу, — поддела голенище сапожка, распарывая тонкую кожу, —Да и сама не так, чтобы знаю, понял?

Выдернула ножку из остатков обуви, поставила на пол, поморщилась:

—Холодно как. Ты сапог про запас не носишь?

—Нет.

—Никакой пользы от тебя, зверь, — наклонилась, занявшись вторым сапожком.

—Киру, что там внизу? — она вздохнула, и я добавил, — Пока не узнаю — отсюда никуда не двинусь. И тебя не пущу, учти. Что внизу?

—Мертвячья яма внизу, — развернулась, вырвав ногу из сапога, вздернула голову, откидывая слипшиеся волосы назад, — Ну как? Много понял?

—Нет, но это потом. Во что ты вляпалась? Эта вот черная дрянь — что такое?

—Не знаю, — переступила с ноги на ногу, поджав пальцы от холода, — Правда не знаю, не гляди ты так, а? Ямы, они, вроде как, не опасные, мерзко просто. Пойдем? Пойдем, ноги мерзнут — ужас.

—Добро, — приладил за плечо рычажку, кивнул, — Добро, если так. С тобой все хорошо будет?

—Ну, ноги вот сотру точно.

—Я не об этом. И острить прекращай — что ни спрошу, так к ерунде сводишь, нечисть язвительная.

—Другую найди себе, — вздернула нос, но все же улыбнулась краем губ, — Посговорчивее. Будем втроем жить.

—Ты не ответила.

—Идем уже, а? Занудный какой зверь пошел, слово ему не скажи, — обошла меня, ткнула в плечо, — И фонарь давай, я поведу.

—А знаешь куда?

—Из нас двоих, если ты не заметил, только одна ведьма, — хмыкнула, выдернув фонарь, и прикрутила фитиль так, чтобы едва мерцал, — Это я. Туда вот, только след в след иди — я тебя точно из ямы не вытяну, такого здорового.

Туда — так туда, мне особой разницы не было, зашагал следом. Поганое место все же, давит душу. Так и ждешь, что со спины жуть какая прыгнет, постоянно обернуться хочется, как в том альвском лесу прямо.

—А где мы, кстати? — сказал, абы сказать, очень уж тишина пугала. Альва только плечами пожала, не соизволив обернуться:

—На леях. Не так, чтобы «где». Может быть, это и «когда». Или еще что-нибудь, я не знаю точно. На леях, очень глубоко только, тут обычно не ходят. Как мы вообще сюда провалились? Сука эта… сильной такой быть не может, просто нет и все.

—Она ведь убила ту девочку?

—Не ради этого.

—А зачем тогда?

—Да откуда мне знать? — вздохнула, шлепнула по полу босой ногой, —Спросишь у нее при случае. И давай чуть быстрее пойдем, а?

—Тяжело?

—Угу, — кивнула, зябко дернув плечами, — Леи — это все же наш мир. Ну, большей частью — наш, понимаешь? А тут…

Протянула руку, относя фонарь в сторону — и пятно света выхватило кусок каменной кладки, красный такой, пожухлый кирпич, совсем обычный. Когда это успели в коридор выйти? Сколько вообще времени прошло? Керосинка еще горит — выходит, не сильно и много.

—За этими стенами ничего нет, зверь.

—Людей?

—Солнца, — отдернула руку, и стена растворилась в темноте, — Нет и никогда не было. Эти вот камни его никогда не видели, а у нас…

—В каждом камешке спит огонь? — брякнул ерунду какую-то, почему-то в башке всплывшую — и альва дернулась, оборачиваясь, полыхнула пурпуром.

—Да, — протянула, смерив меня взглядом, — Боюсь спросить даже — это откуда слышал?

—А не знаю, — едва удержался от соблазна ей язык показать, но ответил честно, — Не знаю, Киру. Из Вьюги, наверное, что-то — он вообще много с магичками общался.

—Даже черезчур, — прищурилась подозрительно, но все же расспрашивать не стала, просто двинувшись дальше.

—Это важное что-то, Киру?

—Нет, — даже рукой этак махнула, — Не важное. Но больше так не говори, особенно вот с магичками теми самыми. И вообще — что бы я тебя с ними не видела даже, звереныш похотливый.

—Сами липнут, разве я виноват? — когда говоришь, вроде как легче. И кажется, голос снова нормально звучать стал?

—Угу, сами. Поди, когда ты из того, своего мира, к нам сбежал — все мужики в городе спокойно вздохнули. И стали выпускать жен на улицу.

—Нет, просто у тебя черезчур низкие требования — вот и…

—Покусаю, зверь, это знаешь?

—Можно подумать, я против?

—Похотливый звереныш, говорила уже? — и тут же сбилась с шутливого тона, замерев так, что я едва ей в спину не влетел, чертыхнувшись вполголоса.

—Случилось чего?

—Чем пахнет?

Пахло как в библиотеке — старой бумагой, мышами и еще чем-то таким, канцелярским, вроде сургуча. Главное, что пахло — потому, что там, на леях, не пахло ничем вообще.

—Мы в Тунаве? — и альва неопределенно качнула головой, отмахнувшись — помолчи, мол. Потянулась, выкрутила фитиль, высветив низкий сводчатый потолок все того же красного кирпича. Или… нет, тут вон и клейма стоят — вряд ли леи товарищество на паях строило.

—Нет еще, просто близко очень, — замялась, словно слова правильные искала, — Тунав сюда вроде как просачивается уже, зверь. Попробуем, да?

—Ты же у нас ведьма, забыла?

—Не язви, — она хмыкнула, растянув губы в улыбке, — Понабрался от меня всякой чуши… Сейчас попробуем.

—Как в тот раз будет?

—Нет. Как в тот раз — вообще быть не должно. Кто бы тогда по леям ходил, сам подумай? — альва поежилась, переступила босыми пятками, — Все, стой и не дыши даже.

А ведь ей холодно, без дураков, дрожит вся. И когда пальцами водит — разве что не дует на них, чтобы отогреть. Что за нахрен такой?

Запах стал вроде как сильнее, добавило гари и мокрой земли, и еще прогрохотало что-то этак протяжно, словно кто-то молоточками по потолку простучал.

—Сейчас, — альва стиснула зубы, полыхнула пурпуром, оборачиваясь, — Руку дай, бестолочь, ну!?

И правда — в этот раз ветер в рожу не ударил, хоть я и приготовился к чему-то такому, а потому удержался на ногах, когда вывалились узкую, замусоренную комнату. И сам удержался, и альву подхватил, не давая упасть на разъехавшейся куче горелой бумаги. Замер, оглядываясь — ну, это уж точно Тунав, холодно, и дымом несет. И темень, но то я уже привык, эта даже какой-то родной кажется, домашней такой, совсем не опасной.

—Пусти меня! — чувствительно так в бок ткнула, на ухо зашипев, — Нет тут никого, пусти!

—А ну тихо! — едва сказать успел, как дробно ударили выстрелы, так близко, что даже голову пригнул — такое ощущение, что прямо за стеной, в которую спиной вжался. Ну, стоит заметить — не обманула магичка, мы в центре, ети его мать. В самом что ни на есть.

—Так, нечисть белобрысая, — сбросил рычажку с плеча в руки, подобрался как-то внутренне — ох и не охота, если честно, высовываться, — Я на пару молитв — гляну, кто у нас тут в соседях и вернусь.

—Какого хрена, зверь?!

—Такого, что у тебя сапог нет, — альва скривилась, словно лимон укусила, — А тут, видишь, не прибрано? И волочь тебя мне потом без интереса. Да и вон, уже рассвет у нас, похоже?