Радиоволна или соло втроем.

Быстро пройдя по коридору, она дернула дверь, ведущую в детские комнаты, но т кК несказанному удивлению оказалась заперта. Недоумевая по поводу кому и зачем понадобилось запирать дверь, она постучала, но никто не открыл. Подождав немного, она стала стучать сильнее и крикнула Анне, что если та немедленно не откроет дверь, она позовет кого-нибудь, чтобы выломать ее.

Через пару минут явно смущенная Анна, отщелкнув замок, распахнула дверь.

— Я переодевала Кати и не могла Вам сразу открыть, извините.

— Зачем Вы закрыли дверь?

— Ну это как-то случайно вышло, я проводила Вас, а потом подумала, что уже никто не придет и заперла ее, чтобы уложить малышку.

— Вы никогда раньше не запирали дверь. Зачем вообще Вам это понадобилось, Анна? Это же надо было достать специально ключи, вставить их и запереть замок. Зачем?

— Даже не знаю, что Вам сказать... подумалось просто, что лучше бы закрыть и закрыла... Но если Вы возражаете больше не стану. А Вы почему вернулись? — Анна все еще стояла напротив двери, загораживая вход.

— Дайте мне войти! Немедленно! — ничего не отвечая на ее вопрос, безапелляционным тоном потребовала Маргарита.

— Да, да, конечно, — посторонилась та.

Маргарита вошла в детскую, подошла к кроватке, где лежала дочь и обернулась к Анне:

— Вы сказали, что переодевали ее, а на ней та же одежда, что и была.

— Я хотела... но Вы начали стучать, и я не успела... — нервно теребя руки, Анна потупилась.

— Не лгите мне! Здесь нет приготовленной одежды для переодевания! Почему Вы сразу не открыли дверь?

— Миссис, я никак не пойму чем Вы недовольны. Ну замешкалась я немного, собираясь переодеть Кати, и не сразу дверь открыла, но ведь это не преступление какое... Почему Вы так сердитесь? — явно взяв себя в руки, пошла в наступление та.

Почему она так разнервничалась Маргарита и сама плохо понимала, на нее просто накатило устойчивое ощущение, что от нее что-то скрывают и это неимоверно злило. Пытаясь преодолеть это чувство, она подхватила дочь на руки и тут же ощутила слабый запах знакомого парфюма, идущий от одежды дочери. Вспыхнувшая в голове догадка все сразу расставила по местам. С дочерью на руках она обернулась и, перейдя на русский, громко произнесла:

— Аркадий, не будьте трусом, выходите. Я знаю, что Вы здесь и прятаться от меня глупо. Я не настолько сумасшедшая как Вы навоображали себе. Не кусаюсь и не бросаюсь на людей. Так что Вам ничего не грозит. Выходите!

— Я не понимаю, что Вы говорите, миссис, — к ней шагнула Анна.

— А вам и не надо! Я это не для Вас. Я говорю это для моего мужа.

— Но его здесь нет.

— Прекрасно. Тогда передайте ему, что я хочу его видеть, причем немедленно. Пока он не соблаговолит со мной поговорить, дочь от себя я не отпущу. Поэтому если он хочет с ней общаться, пусть найдет возможность пообщаться со мной. А чтобы Вы могли ему это все беспрепятственно передать, я посижу с дочерью в центральной гостиной.

После чего, не слушая никаких ответных уверений, что кормилица видеть — не видела Аркадия и не представляет как сможет выполнить ее распоряжение, Маргарита с дочерью на руках вышла и, пройдя в гостиную, опустилась в большое мягкое кресло. Чувствуя ее напряженность, малышка недовольно завозилась у нее на руках и начала негромко всхлипывать.

— Тсс, тише-тише... все хорошо, маленькая, — она, слегка покачивая, крепче прижала дочь к себе.

В это время дверь в гостиную распахнулась, и на пороге в сопровождении кормилицы появился Аркадий. Одетый в светло-коричневые брюки и тонкий коричневый свитер из-под выреза которого виднелся воротничок идеально отглаженной рубашки кремового цвета.

— Добрый день, Маргарита. Передайте ребенка Анне, и я в полном Вашем распоряжении, — по-русски обратился он к ней.

— Анна, возьмите у меня дочь и идите уложите ее, — она передала малышку на руки кормилице, которая тут же поспешно удалилась, плотно прикрыв за собой дверь.

— Я Вас внимательно слушаю, Маргарита. Что-то не так, и Вы чем-то недовольны? — не сводя с нее напряженного взгляда, холодно осведомился Аркадий.

— К чему эти игры в прятки? Я не кусаюсь и приступами неконтролируемой агрессии не страдаю. Захотели формально сделать меня своей женой, имейте мужество общаться и в глаза сообщать свои требования.

— У меня нет никаких требований, — повел он плечом.

— Да неужели? — иронично усмехнулась в ответ она. — Персонал виллы без Вашего приказа держит меня здесь пленницей, обосновывая свои требования фальсифицированной справкой о моей неадекватности?

— Это не требования, это забота о Вашей безопасности, Маргарита. Я постарался оградить Вас и дочь от возможных неприятностей, взяв на себя опеку и контроль за Вашей безопасностью.

— "Контроль за" чем-то невозможен, возможен лишь "контроль над" чем-то. Так вот Вы славно контролируете меня и дочь, только никак в толк не возьму, зачем Вам это? Повышаете значимость в собственных глазах?

— Мне это ни к чему. Вы не угадали, Маргарита. С самооценкой у меня полный порядок.

— Тогда зачем?

— Я люблю Вас, Маргарита, поэтому стараюсь заботиться о Вас.

— Аркадий, так, — она сделала ударение на этом слове, — не любят!

— Люблю, как умею, — развел руками он.

— Хорошенькая любовь, признать сумасшедшей и держать взаперти...

— Вы же сами говорили, что хотите жить уединенно в месте, где полностью налажен быт. Я постарался всецело реализовать Ваше желание. Чем Вы недовольны? Вам тут плохо?

— Нет, не плохо, но меня раздражает, что я не могу уехать отсюда.

— Пожалуйста, можете уехать. Лишь дочь мне оставьте и можете уезжать, а могу я с ней уехать, если мое присутствие Вас напрягает.

— Зачем Вам чужой ребенок?

— Она не чужая мне, у меня на руках справка о генетической экспертизе и моем отцовстве, так что ребенка Вы при всем желании лишить меня не сможете.

— Зачем Вам она?

— Я люблю ее.

— С чего вдруг?

— Детей любимых женщин любят всегда.

— Что ж, это радует... Возможно, Ваша любовь для моей девочки будет хорошим подарком, — грустно улыбнувшись, Маргарита глубоко вздохнула и продолжила: — Только в любом случае я свою дочь не оставлю и окончательно Вам не отдам. Хотите, общайтесь, ухаживайте, любите, но только при мне, чтобы я видела, что Ваша любовь, Аркадий, к ней именно такая как к дочери, а не извращенная какая-нибудь...

— С одной стороны мне жутко неприятно слышать, что у Вас есть опасения, что я могу как-то извращенно любить Катюшу, но с другой я понимаю, что с Вашей стороны это разумная предосторожность. В любом случае, я рад, что Вы решили не чинить мне препятствий. Вы действительно не станете возражать против моего пребывания на вилле и моего общения с Вами и дочерью?

— Как я могу возражать? Это Ваша вилла, и я готова в любой момент Вам ее отдать. Разрешите жить тут с дочерью — хорошо, нет — готова уехать и предоставлять Вам возможность видится с ней, когда захотите.

— Маргарита, прекратите. Это Ваша вилла, у Вас на нее все документы. Это Ваша собственность, так что не надо.

— Аркадий, во-первых, у меня нет средств на ее содержание, а во-вторых, Вы в любой момент можете отправить меня в сумасшедший дом, так что претендовать на нее не собираюсь, особенно рискуя оказаться в столь экзотическом месте.

— Никуда я не собираюсь Вас отправлять. Это была лишь страховка, чтобы Вы с дочерью не удрали совсем на край света, где Вас и не найти будет... А так вы здесь полноправная хозяйка.

— Замечательная хозяйка, которая даже не знает, кто здесь живет и чем занимается. В детскую есть дополнительный проход из тех комнат, где Вы останавливаетесь, когда приезжаете? Я правильно поняла?

— Да, — не став ничего отрицать, но и не вдаваясь в подробности, сдержанно кивнул он.

— Можете больше не прятаться. Я не возражаю против Вашего здесь пребывания. Кстати, почему Вы прятались?

— Не хотел досаждать Вам. Я понял, что Вы не любите меня и не хотите видеть подле ни при каких обстоятельствах. Поэтому решил, что постараюсь остаться незримым благодетелем и опекуном, и не более того. Кстати, мое присутствие и сейчас не обязывает Вас ни к чему. Вы вольны развлекаться здесь любым образом, я не стану возражать.

— Не поняла. На что это Вы намекаете, Аркадий?

— Никаких намеков, я открыто говорю, что печать в Вашем паспорте ни к чему Вас не обязывает, раз получили Вы ее без собственного на то желания. Кстати, весь персонал проверен и по этому поводу можете не волноваться. А вот если выберете кого-то со стороны, то лучше бы его предварительно попросить пройти медицинское освидетельствование. Можете Марка к этому подключить, он быстро все организует.

— Аркадий, Вы даже не представляете как мне хочется Вас ударить... — зло прищурив глаза, гневно выдохнула Маргарита. — Зачем Вы так оскорбляете меня?

— Чем? Это естественная и нормальная потребность для женщины. Вы же не монашка, чтобы хранить обеты. Так что не понимаю в чем оскорбление.

— Вы тоже пользуетесь услугами персонала?

— Я же не импотент. То, что у меня известные Вам проблемы, не исключает наличия определенных потребностей и желаний. А Вас это как-то задевает?

— То есть Вы сами развлекаетесь с обслугой и мне предлагаете? Это вы мне Антонио нашли?

— А чем он Вам не по душе? Физически крепок, здоров и выполнит любую Вашу прихоть.

— Меня тошнит от одной мысли о таком.

— Ну тошнит от него, можете Пабло для этих целей использовать, тоже на мой взгляд ничего мальчик.

— Нравится, так и спите с ним сами, а мне про такое говорить не надо! — перешла на сердитый шепот Маргарита.

— У меня стандартная ориентация и мальчики меня не возбуждают. А если не нравится никто, поговорите с Марком, может он подберет Вам подходящую кандидатуру.

— Все! Мне противны разговоры на эту тему. Я поняла Ваше отношение к этому вопросу и приняла его к сведению, но дальше развивать эту тему отказываюсь, — в раздражении она встала и замерла напротив, неприязненно глядя ему в глаза.

— Так Вы убежденная мужененавистница? — иронично осведомился он, не отводя взгляд.

— Нет, Аркадий! Мне нравятся мужчины, и я бы с удовольствием вступила в сексуальные отношения, но исключительно с тем, кого полюблю всей душой и сердцем, а секс ради удовлетворения похоти считаю проявлением скотских чувств и не более. Ясно Вам?

— То есть меня Вы считаете грязной скотиной, если я не ограничиваю себя в этом отношении?

— Не мое дело хоть как-то оценивать Вас, но себя бы я посчитала именно такой скотиной, если бы поддалась им. А до Вашего морального облика мне нет никакого дела, развлекайтесь, как Вам заблагорассудится, это никак не повлияет на мое отношение к Вам. Не считаю себя годной на роль судьи и ханжеством не страдаю. Моя мораль касается лишь меня. Так что Вы и дальше можете подбирать смазливую обслугу на условии, что они не откажут Вам в Ваших домогательствах, только меня в эти планы не включайте, я не претендую на что-то подобное.

— Маргарита, но это же необходимая потребность любой нормальной женщины...

— Значит, я ненормальная, потому что все эти годы такой потребности не испытывала, да и сейчас не тянет заняться сексом ради секса.

— Вы просто не знаете, что это такое.

— Возможно. Но поймите, Аркадий, для меня неприемлемо узнать это с тем, кого я не люблю.

— Черт, — он нервно сжал руку в кулак и поспешно отвернулся, — Маргарита, Вы способны заставить ревновать даже камень... Теперь, узнав, что Вы проявили к кому-то благосклонность и приняли ухаживания, мне будет хотеться уничтожить этого счастливчика, кем бы он ни был. Зачем Вы это сделали? — повернувшись к ней вновь, он устремил на нее тяжелый взгляд. — Это в крови всех женщин, разжигать ревность и с ее помощью управлять мужчиной?

— Не испытываю ни малейшего желания Вами управлять. К тому же это пока Вы управляете всей моей жизнью, пытаясь осчастливить насильно. Но поверьте, Аркадий, насильно это еще никому не удавалось. Так что на ответную благодарность особо не рассчитывайте.

— Да я ни на что и не рассчитываю. Кстати, Ваше лояльное отношение для меня уже приятный сюрприз. Может, мы сядем и обговорим устраивающие нас обоих границы отношений? — он сделал приглашающий жест.

— Не возражаю, — Маргарита опустилась в кресло, с которого встала, а он сел в соседнее.

— Вы хотите получить развод?

— На данный момент мне он особо ни к чему, я уже привыкла, что меня считают Вашей женой, да и Екатерине в будущем он вряд ли на руку будет, однако возражать против него не стану.

— Мне он тем более ни к чему. Спросил, так как думал, что Вы никак не смиритесь со своим статусом.

— Смирилась. Даже в какой-то мере благодарна Вам, что дочь в браке родилась, меньше комплексов у девочки будет.

— Это радует, что Вы стали больше опираться на здравый смысл, а не на амбиции. В таком случае, возможно, Вы согласитесь, не только терпеть здесь мое присутствие, но и видеться за обедом и ужином? В дальнейшем Катюше это пошло бы на пользу, видеть, что родители мирно трапезничают вместе с ней, что-то обсуждают и дружески беседуют. Вас не особенно это затруднит?

— Да вообще не затруднит. К тому же, что мне будет мешать изредка, сославшись на головную боль или недомогание, поесть у себя в комнатах?

— Прекрасно. Вы меня несказанно радуете, Маргарита. Я счастлив, что нам удалось договориться. Кстати, если решите куда-то поехать и будут нужны деньги или помощь в оформлении Вашего путешествия, не стесняйтесь, я сделаю все, что в моих силах.

— Вы чрезвычайно любезны. Спасибо.

— Не стоит. Мы же семья, в конце-то концов, хоть Вы не особо к этому и стремились, — грустно усмехнулся он и поднялся. — По-моему, Вы хотели размяться в тренажерном зале. Так вот, не смею больше задерживать. Встретимся за ужином, а если что-то будет надо, скажите Георгу, он проводит Вас в мой кабинет.

— Вы, кстати, давно приехали? — поднимаясь с кресла вслед за ним, поинтересовалась она.

— Я был здесь практически все время, что и Вы, лишь иногда ненадолго отлучался по делам.

— И все молчали... — Маргарита неодобрительно покачала головой.

— У них не было выбора. Так что не судите их строго.

— Тогда, когда Шелли сказала, что оставила малышку с Пабло, дочь была у Вас?

— Да.

— Как выяснятся, Аркадий, Вы не самый лучший работодатель, раз вынуждаете персонал лгать и сознаваться в грехах, которые они не совершали.

— Зато щедрый. Так что не волнуйтесь, никто не внакладе.

— Понятно. Ладно, до встречи за ужином, — усмехнувшись и кивнув ему на прощанье, Маргарита вышла.

С этого момента ее жизнь вошла в размеренное русло внешне идеальных семейных отношений.

Они вежливо здоровались с Аркадием, осведомляясь о здоровье друг друга, поддерживали непринужденную беседу за столом, а ближе к вечеру, перед тем как разойтись по своим комнатам, желали доброй ночи и приятных сновидений.

Перед каждым своим отъездом Аркадий ставил ее в известность, насколько уезжает и куда, и периодически спрашивал, не надумала ли она куда-нибудь поехать, предлагая оформить любой туристический круиз. Маргарита неизменно благодарила, и отвечала, что с удовольствием обязательно поедет, но только не сейчас. На самом же деле даже мысли о возможном отъезде с виллы стали ее пугать. Видя, как Аркадий все свободное время проводит с ее дочерью, порой не отпуская ни на шаг и выполняя любой каприз, она опасалась, что воспользовавшись ее отъездом он окончательно отберет у нее малышку. При этом саму ее присутствие дочери неизменно утомляло и нервировало. Она боролась с этими чувствами, стараясь преодолевать внутреннее раздражение, но чаще всего безрезультатно, и спасалась тем, что минимизировала встречи с дочерью. Ощущая внутреннее противоречие между нежеланием отказываться от дочери и неспособностью ее любить, она чувствовала себя сломленной, беспомощной и неспособной противостоять ничему, поэтому начала страшится любых перемен. Порой ей казалось, что она подобна загнанному в угол зверьку, нашедшему безопасную нишу, в которой теперь боится даже шевелиться.