Канцлер Империи (бывш. Дж)

Тем временем на узел связи зашла Маша — поинтересоваться, чем таким интересным занят ее благоверный. Вникнув в проблему, она заявила нам с Гошей:

— Дядя Алексей мало того что герой, так еще и умный человек. Ведь по результатам этого похода будет высчитываться страховка на Севморпути, а, значит, и стоимость фрахта! Так что это действительно важно, дойти без потерь. Поэтому вы лучше думайте, чем его таким особенным наградить по завершении, у него же и звание уже самое высокое во флоте, и орденов полный комплект. Дядь Жора, а нельзя эту операцию по отлову китайцев для работы на Транссибе представить в несколько более драматическом виде? Чтобы было как с тем медведем, которого "поймал" недотепа-охотник. Пострелять, потом еще пару бомб куда-нибудь сбросить и объявить, что вот буквально чудом удалось предотвратить прорыв — это можно будет неплохо обыграть.

— Так ведь вакуумные-то бомбы — штучный товар, каждая тысяч по двести стоит, между прочим! Да, на всякий случай — я их тут "эфирными" назвал.

— Эфирные или кефирные — дело твое, но они есть?

— Есть.

— Тогда в чем вопрос? Хотя... раз деньги тратятся на нужды моего департамента, они должны быть возмещены. Ладно, выделю из своих карманных — за ужином не забудь напомнить, а то сам видишь — я сейчас в платье, а в нем карманов нет. Значит, послезавтра еще пару взрывов, договорились? Потом — соответствующая кампания в прессе. И к ужину не опаздывайте — у них там, в море Лаптевых, все равно уже ночь, им спать надо, а не читать ваши радиограммы. Ладно, я пошла, но имейте в виду — про ужин я напоминала не просто так.

— Ее величество права, — согласился Макаров, когда Маша вышла — не надо нам вмешиваться, на месте виднее. Я тоже пойду к себе. Да, Георгий Андреевич, долго еще это безобразие у нас во дворе продолжаться будет? Очень уж шумно там ваш объект строят.

— Настоящему моряку, — предположил я, — работать не помешает не то что шум стройки, но и стрельба из главного калибра. Или у вас там не моряки, а канцелярские крысы? Тогда могу выделить два десятка наушников.

За ужином Маша объяснила, для чего ей понадобилось мое присутствие.

— Это, конечно, все на уровне интуиции, — задумчиво сказала она, выковыривая что-то из салата, — но мне кажется, что под Черчилля копают — причем именно в финансовых кругах. И не только английских, но, вроде бы, и в американских тоже... Попробуй прояснить, с чего бы это? Или он уже давно твой человек?

— Нет, не мой, и что под него копают — я это в первый раз слышу. Но поточнее разузнать попытаюсь, оно действительно интересно. Мой — не мой, но вдруг он просто хороший человек?

— Ага, — хмыкнула Маша, — сам же говорил, что при авторитаризме во власть еще может как-то попасть порядочный индивидуум и даже там таковым и остаться, а при демократии — никогда.

— Я немножко не так говорил. И при демократии он может туда попасть, но только как фигура, кем-то играемая втемную. Но потом он или оскотинится и дальше будет сознательно работать на своих настоящих хозяев, или озвереет. Может, даже и сожрет тех хозяев, но потом другие сожрут его. А Черчилль — политик еще довольно начинающий, совсем недавно на бурской войне геройствовал, да еще поднимал голос против концлагерей и прочих изобретений победивших англичан. Так что вполне может в нем остаться немножко человеческого, он же сейчас не премьер образца сороковых годов, а всего лишь первый лорд адмиралтейства, да и то меньше года как сидящий на этой должности. В общем, присмотрюсь я, кому это там наш Уинстон Рэндольфович мешает, и, как что интересное узнаю, обязательно вам расскажу. А московские самолетики-гиганты — они как, помогли в нелегком труде доения друзей?

— Процесс только начат, — пояснила Маша, — но мне, между прочим, тоже личный самолет нужен, так что когда такой у тебя можно будет купить?

Я с недоумением смотрел на племянницу.

— Машенька, — наконец сказал я, — ты, ей-богу, переутомилась. Гоша, да что же ты за женой не следишь! А то совсем у нее мозги от перенапряжения в трубочку свернутся, и что мы тогда делать будем?

— А в чем дело-то, я ведь тоже хотел как-нибудь с тобой про этот "Грифон" поговорить, — не понял император.

— А в том, что если, например, ты владеешь компанией, производящей какую-нибудь дерьмоколу, рекламируемую на всех углах как вершину прогресса, символ нового образа жизни и вообще лекарство от всего, то будь готов к тому, что иногда, под объективами, тебе придется разок-другой и отхлебнуть этой дряни — издержки профессии, так сказать. Но если ты, поверив рекламе, начнешь ее регулярно жрать литрами — это уже повод проконсультироваться с психиатром. Ну сами подумайте — это же первый действительно тяжелый цельнометаллический самолет!

— Но ведь он уже кучу рекордов поставил, — не поняла Маша.

— Ага — высоты, дальности и грузоподъемности. Но тут выбирать надо не два из трех, как в анекдоте, а всего одно. На девять километров может подняться пустой самолет с минимальным запасом бензина. Он может пролететь шесть тысяч километров, но только вообще без груза и на высоте два километра. Наконец, он может поднять восемь тонн, но не пролетит с ними и тысячи, причем тоже невысоко. Плюс к этому управлять им могут только феноменально сильные пилоты, а в плохую погоду и у них не больно-то получается. В общем, должен же был Гольденберг на чем-то учиться делать тяжелые машины? Будем надеяться, что в следующий раз у него получится что-нибудь поприличней, потому как уже есть чем загрузить такой самолет. Объемно-детонирующий боеприпас мы наконец-то довели до нормального вида, и семи лет не прошло с начала работ, а он уже такой, что и миру показать не стыдно. В отличие от тех хлопушек, которыми мы в Пуле стекла били. Кстати, надо наши эфирные бомбы предложить кайзеру, в серийном производстве цена должна заметно упасть, а дирижаблей, способных поднять семь тонн и довольно далеко унести, у немцев много.

— И в какую себестоимость ты собираешься уложиться?

— Да тысяч в десять.

— Тогда не так надо делать, — встрепенулась Маша, — это про деньги, которые я тебе сейчас собиралась дать. Дня три потерпишь? Я эти четыреста тысяч официально пожертвую, как мой личный вклад в дело приближения победы, а о том, с какими мучениями я их от сердца отрывала, мои референты сами напишут. Ну, и Вилли, как старому знакомому, мы их будем толкать совсем по дешевке — тысяч по сто двадцать, а потом и вовсе по сто.

— Лучше совместное производство устроить — немцы делают химию и механику, мы — электронику.

— Со временем так и сделаем, но для начала им надо одну подарить, потом штук сто продать, ну, а уж после этого и согласиться с их предложениями насчет делать вместе, — заметил Гоша.

— Вот возьмет Вилли и разнесет нашими бомбами Лувр к такой-то матери, — вздохнула Маша, — а это памятник культуры, чтоб вы знали, особенно ты, дядя Жора.

— Нет, я помню, он об этом Лувре очень неплохо отзывался, — отодвинул пустой бокал я, — а вот Биг-Бен, действительно, кайзеру чем-то не нравится. Ничего, потом мы им поможем новый построить, с электронными часами! И чтобы время отбивали мяуканьем.

Взрывы наших эфирных бомб действительно произвели приличный фурор, особенно когда мы бабахнули еще два раза, причем один раз над небольшой рощицей. Картина получилась точно как в эпицентре Тунгусского феномена — в самом центре торчат стволы без сучьев, а дальше радиально поваленный лес. Да и очевидцы отметили определенное сходство... В общем, некоторые уже письменно сокрушались, что, кроме большой супербомбы, которая вообще, может быть, у русских всего-то одна и была, этот Найденов научился делать сравнительно небольшие, но тоже супер. И их у него, гада, много... Какой-то знакомый с арифметикой журналист даже посчитал, что на Пекин понадобится двенадцать штук. Судя по всему, в том самом Пекине почему-то восприняли данную мысль близко к сердцу, потому как мне пришло донесение от Людендорфа — имеется перебежчик, утверждающий, что он уполномочен лично самим Сунь Ят-Сеном сообщить нечто чрезвычайно важное — но только лично императору или канцлеру. Так что теперь "Кондор" с узкоглазым пассажиром и охраной летел в Гатчину, где его ждали к завтрашнему вечеру. Неужели мир предложат? Их же американы с англами за это живьем сожрут...

Гонец действительно вез предложения о мире, но весьма своеобразном. Отец китайского народа понимает, сообщил мне посланец, что продолжение войны не принесет Китаю ничего, кроме неисчислимых бедствий. Но ничуть не меньшие бедствия принесет и ее прекращение, ибо Китай стал полным банкротом еще при Цыси, а сейчас ситуация только усугубилась. И не сделать ли так, чтобы война одновременно и прекратилась, и продолжалась, вопросил гонец.

Я захотел подробностей. В общем, Сунь уже понял суть операции по окружению — а чего бы тут не понять, когда вопли наших агитационных машин про кормежку и двадцать копеек в день на строительстве Транссиба в хорошую погоду было слышно километров на тридцать! И китаец предлагал мне — он продолжает гнать армии в указанные нами мешки, не особо тратясь на их подготовку и вооружение, а мы, значит, поступаем с окруженными по своему усмотрению. Ну, и из благодарности за это оказываем Китаю экономическую поддержку — скажем, по юаню за голову.

К своему стыду, я не знал точно, чему соответствует юань, и сильно подозревал, что он меньше копейки, но на всякий случай сначала возмутился несусветной дороговизной, а потом напомнил, что по нашей терминологии Сунь Ят-Сен является военным преступником — со всеми вытекающими последствиями. Посланец же возразил, что отца китайского народа ввели в заблуждение нехорошие люди, над которыми будет открытый суд, где они во всем признаются — но только не сейчас, а чуть позже.

Я в ответ сказал, что в случае такого суда мы, действительно, не будем настаивать на веревке для высшего руководства, а обойдемся компенсацией, размер которой предстоит уточнить с ее величеством Марией Первой. И почем будет пригоняемая нам рабсила — тоже с ней, но в целом эта идея лично у меня отторжения не вызывает.

Пока Маша усиленно торговалась с китайским посланцем, я срочно вызвал Одуванчика. Потому как китайцы, в силу патологического нежелания расставаться с деньгами, предложили принять причитающиеся с них суммы поставляемым им оружием. Уточнив, что это в подавляющем большинстве не оружие, а несусветное старье, подлежащее поэтому серьезной уценке, я согласился. И теперь мне предстояло лично с самим лордом-протектором уточнить детали переброски всего этого железа в Индию.

В общем, подвел предварительные итоги я, грядущая ситуация пока представляется так. На манчжурском фронте происходит усиленная имитация боевых действий. Маша спекулирует на ее драматических моментах, для сочинения которых придется в темпе создать специальную группу, и деньги идут на финансирование находящейся там международной группы войск и выплаты китайцам за плененных. Вот уж, действительно, получится настоящий "театр боевых действий"! Сами эти плененные строят Транссиб и Сахалинскую дамбу, за исключением тех, что поедут в Германскую Африку — это, так сказать, наш бонус с данной операции. Прибыль же от торговли оружием пусть вся идет Одуванчику, мне хватит и политических последствий этой распродажи.

Глава 22

В конце июля китайский делегат был отправлен восвояси. Кстати, все это время другой китаец делал вид, что перебежчик — это он, якобы посланный центральным комитетом Гоминьдана договориться с Людендорфом об обмене пленными. Действительно, у китайцев сейчас были два наших казака и экипаж неудачно севшего на мель японского транспорта. Впрочем, с настоящим гонцом я поговорил и про это, и мы пришли к соглашению, что генерал стоит три старших офицера, старший офицер — три младших, младший — три рядовых, а наш — три китайца. Теперь любой мог без труда подсчитать, что китайского полковника можно обменять на нашего лейтенанта или трех рядовых. Правда, уже сейчас этих полковников у нас было десятка полтора, и на Транссиб их не отправляли, а держали в Мукдене как валютный запас на всякий случай.

Тот же самолет, что увез гонца, привез пассажира, с которым я на следующий день и встретился — нашего подводного главнокомандующего, вице-адмирала Беклемишева. Так как время близилось к обеду, то я сразу повел гостя в столовую. По дороге он с интересом осматривался — в Гатчинском дворце ему раньше бывать не доводилось, а слухи про "логово коршуна" ходили всякие. Правда, пришлось пару раз пресечь его попытки обозвать меня "высочеством" — я заявил, что не хочу ломать язык, в ответ именуя его "высокопревосходительством", так что дальше мы общались по имени-отчеству. Надо сказать, что, в отличие от Уэллса, наша столовая ему ничем из ряда вон выходящим не показалась.

В последний раз мы с Михаилом Николаевичем виделись осенью шестого года, на церемонии принятия в состав флота первой "Кильки", которую так и назвали "Килькой". Эта серия по сути являлась плодом творческого переосмысления Налетовым эскизных материалов по немецким подлодкам двадцать первой серии — понятно, что данные наших "Килек" получились чуть пониже, но ненамного. Электромоторы и аккумуляторы для них нам делали в Германии, а все остальное — уже в России. Кстати, немцам были переданы материалы по новой лодке, но особого интереса они не вызвали — в качестве основной подлодки в германском флоте был принят доработанный ими "Краб". А вот японцы, получив от нас эскизы и краткие технические данные, воспылали энтузиазмом создать свой подводный флот именно на основе этих лодок. Так что весной текущего года "Килька" и "Бычок", две наши самые первые и уже несколько устаревшие субмарины, отправились по маршруту своих предшественников "Краба" и Рака". Беклемишев не усидел на берегу и командовал этим переходом — то ли его просто потянуло в море, то ли не давали покоя воспоминания об одной девушке с островка неподалеку от Мадагаскара... В пользу данной версии говорило то, что лодки по пути зашли-таки на этот остров, хотя поломок, которые нельзя было устранить прямо в море, они не имели. Ну, это не страшно, моряки отдохнули, адмирал — тоже, и, кстати, сообщил мне, что местное население не против, если русские моряки там станут появляться и чаще. Правда, теоретически этот клочок земли находился под управлением французов, но и Гоше, и мне на это было как-то начхать — в конце концов, мы же не постоянную базу там организовываем! По крайней мере, пока не постоянную.

В общем, Беклемишев уже знакомым ему маршрутом дошел до Йокосуки — правда, теперь он зашел в порт в надводном положении и под звуки оркестра, а не взрывающихся японских крейсеров. Ну, а потом, малость поучив японцев плавать под водой, вице-адмирал отправился в Находку, где судоремонтный завод, построенный нам Крампом, собирал новейшие "Кильки" и "Барракуды" — то есть "Малютки" двенадцатой серии. Понятно, что большие лодки носили имена мелких рыбок, а маленькие — наоборот.

Из Находки Беклемишев прилетел в Питер, где собирался дня три отдохнуть, а потом его путь лежал в Найденовск — там тоже строился завод и вскоре должна была образоваться база Северного флота.