Чтобы не растечься безвольной лужицей, начала усиленно размышлять о том, как добиться, чтобы не Мелёшин лишал меня душевного спокойствия, а я нервировала его, и как сделать так, чтобы не он вил из меня веревки, а я плела из него коврики. Результативными могли оказаться флирт и заигрывание как тайное оружие из арсенала слабого пола.
Призвать, что ли, на помощь инстинкты, генетически заложенные в каждой женщине? Наморщив лоб, я выскребла из завалов памяти способы и приемы соблазнения, подмеченные у других девчонок. Изящно закинуть нога на ногу и томно посмотреть на соседа из-под полуопущенных век. Точно, придавить его взглядом с поволокой. Поморгать опахалами ресниц, подняв сквозняк в помещении. Расчетливым жестом отбросить локоны за плечо, заехав локтем в глаз Мэлу. Жаль, длинных волос теперь нет, и полосатая резинка скучает на подоконнике в швабровке. Кокетливо подернуть плечиками и нарочито громко вздохнуть... При случае можно опробовать выуженные из воспоминаний методы обольщения, но экспериментировать в переполненной аудитории опасно.
Меж тем Мелёшин, поглаживая, продолжал мое погружение в пучину смиренной покорности. В конце концов, перед ним не мягкотелая тряпочка, какой меня назвала Аффа! — очнулась я, и моя рука, оживившись, пошла в контратаку. Наши конечности переплелись и закружились под столом в непонятном танце. Пальцы Мэла были гибкими и сильными, и меня взгорячила настойчивость, с коей он пресекал мои наскоки.
Остаток консультации выпал из жизни по причине того, что я с азартом увлеклась вольной борьбой под столом. На лице Мелёшина, умудрившегося четко зафиксировавать в тетради слова преподавателя, зависла слабая ухмылка.
Перед звонком Ромашевичевский зачитал расписание сдаточных лабораторных занятий для допуска к экзамену, и после воздушной волны народ рванул закрывать задолженности. Я вовремя выдернула руку.
В стремительно пустеющей аудитории лишь два человека не спешили мчаться навстречу новым свершениям — мы с Мэлом. Он складывал вещи в свою сумку с легкой усмешкой. Ему можно улыбаться, у него треть тетради исписана нужными ссылками, а у меня и строчки нет. Больше ни за что не соглашусь на место под крылышком у Мелёшина, как бы ни одолевало искушение. Если он продолжит изводить подобным образом, моя сессия преждевременно финиширует.
Кстати, о завершениях. Решившись, я протараторила на выдохе приготовленную загодя речь:
— Слушай, гормоны хлещут, но от них мало толку. То есть не стоит основываться на одних гормонах.
— Говоришь, гормоны захлестывают? — уточнил Мэл, посмеиваясь. Я кивнула. Вроде бы не перепутала и правильно сказала, при всём желании к словам не привязаться. — Значит, бьют из тебя фонтаном?
Я открыла и закрыла рот.
— А у тебя разве не хлещут? — спросила с вызовом.
— Хлещут, и ещё как, — продолжая улыбаться, Мелёшин обежал по мне взглядом. Словно кожу содрал.
Прогресс. Мы оба признали, — выдохнула облегченно и исподтишка, таясь сурового "я", погладила самолюбие словами Мэла.
— Отношения, основанные на физическом влечении, недолговечны и бессмысленны. Зачем их развивать? Лучше вовремя поставить знак "стоп".
Мелёшин покусал губы, но его хорошее настроение не пропало.
— Хорошо. Будем наполнять их смыслом.
— Кого? — растерялась, забыв, о чем говорила.
— Отношения. Как фарингит?
— Спасибо, прошел, — ответила я настороженно.
— Приглашаю вечером на цертаму*. Хотел сразу пригласить, да ты опередила со своими гормональными водопадами.
— Они не мои, — надулась обиженно. — Вернее, не только мои.
— Они наши, — согласился Мэл. — Ну, так поедешь?
Что за цитрусовое место? Наверняка поездка с подвохом. Собственно, какая мне разница, чистосердечен Мелёшин или что-то скрывает. Я теперь окружена со всех сторон зароками — не ездить, не удаляться, не рисковать и ложиться спать в девять часов вечера, высморкавшись в платочек.
— Обещаю привезти не поздно, — сказал Мэл, увидев колебания.
Сделав вид, что хожу на всякие цитрусовые мероприятия по десять раз на неделе, я выдала отговорку, заготовленную на непредвиденный случай:
— Петя не сможет.
— А мы вдвоем, — ответил Мелёшин, став серьезным. На шутку его слова не походили.
— Как же Изочка? Дала согласие?
— Вчера объяснил ей положение вещей.
Я оторопела. Если он поделился послеклубными подробностями с блондинкой, стало быть, слухи и сплетни уже циркулируют по институту. Заметив мое ошеломленное лицо, Мэл добавил:
— Описал в общих чертах, без имен и подробностей. А вот ты не сказала ни слова Рябушкину.
— Да когда мне? — развела я руками, растерявшись от новости.
— Вчера был день, и сегодня с утра полно времени.
Неужто Мэл думал, я буду сломя голову бегать по институту в поисках спортсмена, чтобы огорошить хронограммой своих похождений?
— Петя незыблем, а ты нет. Не собираюсь рисковать им.
Мелёшин сдвинул брови. Помолчал и сказал жестко:
— Значит, будем развенчивать миф о моей зыбкости. Поедешь на цертаму? Спрашиваю в третий раз.
Точно, он больше двух раз не повторяет, — вспомнилось почему-то, и потекли ручьем стандартные отговорки, обрезаемые Мэлом на корню.
— У меня денег нет.
— Они не понадобятся.
— Нужно готовиться к экзамену.
— Вернешься быстро.
— А у меня нет вечернего платья!
Вот тебе удар под дых!
— Оно не потребуется. Цертама за городом.
Пришел мой черед молчать и обдумывать. Значит, Мелёшин звал не в кафе и не в клуб, а на таинственное развлечение для золотой молодежи на природе.
— На улице ниже двадцати, а у меня фарингит толком не прошел!
— Не волнуйся, не замерзнешь.
— Знаю, тебе хочется меня угробить. Бросишь где-нибудь в лесу или на обочине. Это потому что я по твоей машине ударила, да?
— Я уже забыл о двух царапинах длиной по семь и девять сантиметров и о вмятине на капоте, — вернулся к насмешливому тону Мэл. — А ты видишь в людях только плохое, Папена.
— Жизнь вынуждает, — бросила я тетрадь в сумку. — Не поеду. Наездилась по самое не хочу.
— Дэн будет участвовать. Ставлю на него. Сегодня разыгрывают flammi*.
— А я причем? Вдруг помешаю выиграть?
— Поехали. Сама говорила, что в отношениях нет смысла. Значит, надо осмысливать. Сегодня приглашаю тебя, а потом ты позовешь куда-нибудь меня.
Я бухнулась на скамью. Вот так предложение! Не представляю, куда можно пригласить Мелёшина, к тому же вдвоем. В иллюзион, смотреть на чудовищных клыкастых обезьян, чтобы прятаться у него на груди, вволю навизжавшись?
Чаша весов заколебалась. Куда запропастились многочисленные зароки в размеренной и аскетичной жизни? — напомнил отрезвляющий совестливый голосок. Стоило Мелёшину предложить очередную аферу, как моя сила воли зашаталась. Хорошо, что не клялась на крови и здоровьем близких — наверняка для того, чтобы оставить лазейку и лицемерно преступить данные обещания. Так что ни в коем случае нельзя отступать от новой упорядоченной жизни, показав решимость характера.
И всё же вдвоем — это не с какой-нибудь Изабелкой на переднем сиденье. Рядом не будет Пети, подталкивающего Мэла на необдуманные вспыльчивые поступки. "Мы вдвоем" — сказал он, приглашая на свое цуккини. И потом вдвоем. Куда захочу, туда и позову. Вдвоем.
Прислушавшись к себе, я помотала головой.
— Нет. У Стопятнадцатого сложный экзамен, а я мало выучила. Спасибо, не могу поехать.
— Ладно, как знаешь, — пожал плечами Мэл. Его хорошее настроение улетучилось. — Поеду один, но сперва переговорю с Рябушкиным о клубе. Объясню, что вышло случайно, от начала до конца. Он должен понять.
— Мелёшин, я сама! — воскликнула, увидев, что он достал телефон и начал выискивать нужного абонента в списке.
— Зачем? Нужно смотреть в глаза, мучиться. Заикаться, подбирая подходящие слова, — посочувствовал Мэл, продолжая поиски. — Решу одним махом и избавлю тебя от неудобств. Где-то у меня был записан номер его домашнего телефона.
— Ты говорил, будет лучше, если я сама скажу, — напомнила звенящим голосом.
— К лету или следующей зимой? — спросил он с иронией. — В отличие от тебя, поступаю честно и не развлекаюсь с чужими девушками за спинами их... парней. Мне не позволяет совесть. Тем более, спортсмен вышел в четверть финала.
Слова Мелёшина пристыдили. Прежде всего, потому что он был в курсе успехов Пети, а я о них ни сном, ни духом, и достижения парня могли закончиться сейчас, на моих глазах.
Мэл наконец нашел нужный номер и, приложив телефон к уху, стал дожидаться ответа. Шантажист несчастный! Я схватила его за рукав.
— Ладно, поеду, куда ты там предлагал, но ненадолго. Только не звони.
Мелёшин оборвал вызов.
— Ненадолго. Успеешь на пять раз выучить назубок свои билеты. Хватит до шестнадцати нуль-нуль разобраться с делами?
— Хватит, — огрызнулась я. — Но запомни, угрозами и шантажом камень с дороги не сдвинуть.
— Не сдвинуть, — согласился Мэл, убирая телефон в карман. — И ты этому подтверждение. Жду у института, как договорились, а в пять минут пятого передам привет твоему Рябушкину. Адьёс.
Сунул мне тетрадь с записями, по-спортивному легко перемахнул через стол и пошел вниз по ступенькам, а я смотрела вслед и не знала, что сказать и какими обидными словами уесть. Внутри, словно в котелке, бурлила и клокотала адская мешанина эмоций.
Разговор изогнулся дугой, а Мелёшин, не считаясь с моими планами, опять повернул так, как ему угодно.
На обеде пришел Радик, и мы приготовили лапшу под сырным соусом. Парнишка принес небольшой кусочек сливочного масла, остаток батона и сковородку, и я обжарила хлеб на масле. Аппетитные запахи стояли плотной стеной, заставлявшей обильно отходить слюну. Королевское пиршество насытило желудок, притупив злость и недовольство шантажом Мелёшина.
— Ты какая-то грустная, — сказал Радик.
— Бывают в жизни огорчения, — заметила я философски, выкладывая на столе сушки и карамельки. — Сегодня буду дома не раньше девяти, так что не теряй.
— Куда поедешь? — спросил парнишка, прихлебывая чай вприкуску с сушкой.
— По делам, — ответила рассеянно, катая съедобное колечко по столу.
— Тебе хочется?
— Не пойму, — вздохнула я тяжко. — Но все равно сержусь. Знать бы, выйдет что-нибудь путное из этой поездки.
— Брось монетку, — предложил Радик. — Выпадет "орел" — соглашайся. Если "решка", останешься в общаге.
— Вдруг встанет на ребро?
— Когда на ребро, надо загадывать желание. Обязательно сбудется.
Достав полвисора, я потрясла в сложенных ладонях и бросила на стол. Денежка упала вверх значком V на рыцарском щите. "Орел".
До установленного Мелёшиным срока следовало погасить незавершенные дела. Первым в очередности стоял архив, в котором кипела сумасшедшая деятельность. На этот раз начальник выделил мне другую сторону помещения для обслуживания студентов. Я проходила рядом со стеллажом 122-Л и видела пополняемое дело ПД-ПР, лишь протяни руку, но, увы, совершенно не нашлось времени, чтобы прикоснуться к нему. Зато послала прощальный поцелуй разъедалам, спрятавшимся среди кадок. Листочки ощутимо подросли за прошедшие сутки.
С тяжелым сердцем я направилась на осмотр к Альрику, оглядываясь по сторонам. Если поклонницы профессора увидят меня шествующей в лабораторное крыло, можно ждать новой беды в виде свеженького подлого заклинания. В коридоре оказалось безлюдно, и я, проскользнув за стеклянную перегородку, побежала на цыпочках в лабораторию. Тихонько постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
Мужчина, в халате, защитных очках и черных печатках до локтей, помешивал стеклянной палочкой содержимое небольшой посудины, гревшейся на спиртовке. Увидев меня, кивнул в сторону стула.
Густая смесь кирпичного цвета булькала и пузырилась, плюясь по сторонам большими кляксами. Подняв палочку и оценив клейкость протянувшейся нити, Альрик выключил спиртовку, стянул перчатки из толстой резины и поднял очки на макушку.
— Итак? — спросил вместо приветствия, тем самым разрешив начать слезоточивую жалостливую историю.
— Ну, в понедельник не удалось прийти, потому что в меня случайно попали nerve* и gelide*, — начала я рассказ и, увидев недоверие Альрика, замолчала.
— Довольно изобретательно, но неправдоподобно, — хмыкнул он. — Куда пришлось попадание?
— Сюда, — показала я на грудь.
— Очень интересная и лишенная логичности история, как, впрочем, все женские выдумки, — усмехнулся мужчина. — Почему вы здесь, а не в больнице?
— Мне сделали вливание.
— Необычная фантазия, — заключил Альрик, уверенный во лжи. — Продолжайте, я послушаю. Развивайте воображение дальше.
— На следующий день проснулась и поехала домой, — закончила я краткий пересказ насыщенных событиями дней. — Вот и всё.
Профессор оперся руками о стол, поглядывая на меня с интересом.
— "В меня случайно попали заклинаниями второго уровня, и, выспавшись, я отправилась на учебу" — процитировал он. — Впервые сталкиваюсь с разновидностью наинаглейшего вранья. Раздевайтесь до пояса.
— З-зачем? — опешила я.
— Будем выводить вас на чистую воду, — сказал Альрик. Стянул халат в кирпичных пятнах и, прохромав к двери, выбросил в короб.
— Я соврала. Никто не попадал в меня заклинаниями. Накажите, и дело с концом, — разволновалась, следя за мужчиной, вернувшимся из комнаты отдыха в чистом халате.
— Папена, — перешел на официальное обращение профессор, натягивая медицинские перчатки, — за сказанное нужно отвечать. Как вы знаете, силой слов можно убить. Каждая произнесенная фраза получила направление и цель, сорвавшись с вашего языка. Однако вы поступили малодушно, отрекшись от своих слов с недопустимой с легкостью. Начнем осмотр.
Я растерялась.
— С этической точки зрения рассматривайте меня как врача и не смущайтесь, — заверил Альрик.
Что ж, деваться некуда. За свитером, брошенным на стол, последовала футболка.
— На кушетку, — показал профессор.
Залезши на высокую поверхность и ссутулившись, я опустила глаза, стесняясь смотреть на мужчину. Всё-таки тяжело воспринимать его в роли бесполого доктора.
— Расправьте плечи, — велел Альрик.
Пришлось подчиниться. Закусив губу, я рискнула взглянуть на профессора. Он, нахмурившись, водил пальцами по коже. Спустил лямки с плеч и снова вернул на место, пробежал легкими касаниями по моему животу. Внимательно осмотрел руку с колечком на пальце. Бесполезное занятие — Нектин подарок практически растаял.
— Мда... Вы не солгали. Ваше зрение слабо и не позволяет увидеть неровные зубчатые края nerve* не меньше двенадцати сантиметров в диаметре. — Альрик показал, где проходит граница. — Внутри фиолетового контура вторая окружность gelide*, выделенная синим. Кто это сделал?
— Вышло случайно, — отвела я глаза. — Попавший не виноват.
Мужчина постучал пальцами по грудной клетке.
— Из-за gelide* некоторое время будет наблюдаться пониженная температура тела. Сейчас проверим. — Сунул градусник мне под мышку. — А nerve* притупит общую чувствительность нервных окончаний.
