Трюкачи - роман завершен

Марго приподняла бровь:

— А это уже твоя недоработка. Для меня стало грустным открытием, что Теодорчик не умеет правильно накладывать на себя руну. Он кажется другим людям жутким, его боится вся школа, он получил репутацию главного хулигана, потому что все остальные хулиганы его попросту испугались.

— То есть, Теодор в школе теперь самый крутой?

— Да вроде того. И потому в инциденте с хулиганами из соседней школы он оказался в числе первых.

Тирр несколько секунд молчал, а затем расхохотался:

— Вот это я понимаю! Как говорится, гены воспитанием не обманешь. Я, правда, в пятнадцать грезил, как буду править Мензоберранзаном...

— Есть одно маленькое отличие между ним и тобой. Он не наслаждается своей ролью, а страдает. У него нет друзей, тебе не понять, каково это, ведь дроу не умеют дружить. Единственный его друг, который с ним общается не из страха — девочка из Америки.

— Я знаю про нее. Это ее отцу я помогал, по просьбе Теодора, разобраться с застройщиком...

Марго подозрительно прищурилась:

— И как все прошло? Ты никого не убил, я надеюсь?

— Как всегда, гладко. Никого не обидел... но напугал до полусмерти. Кстати, надо будет поинтересоваться, как там у Тео продвигаются дела с этой девочкой, — сказал Тирр и увидел на лице жены скепсис.

— Дай угадаю... Ты подумал, что Теодорчик попросил тебя помочь, чтобы затащить Дэлайлу в постель?

— Ну а зачем же еще? — искренне удивился маг.

— Ты неисправим. Хорошим людям свойственно помогать друг другу, причем бескорыстно.

Тирр только развел руками:

— 'Хорошие люди' такие странные.

В этот момент хлопнула входная дверь, было слышно, как Тео ставит ранец, садится у вешалки и начинает снимать туфли

— Что-то не так, — насторожилась Марго.

— С чего ты взяла, еще не видя его?

— Слишком медленно раздевается.

Они вышли в коридор.

— Привет, Теодорчик! Только что папа приехал! — сказала Марго.

Младший медленно повернул голову, и Тирр поразился безжизненному выражению лица.

— Привет, мам. Привет, папа. — И продолжил вяло расшнуровывать обувь.

Бесцветный, лишенный эмоций голос, взгляд в никуда. Таким Тирр своего сына еще не видел и теперь сразу понял: произошло что-то ужасное.

Марго присела возле него на корточки и заглянула в лицо:

— Теодорчик, ты сам на себя не похож! Что случилось?

Мальчик медленно перевел взгляд на мать и едва слышно ответил:

— Дэлайла... уезжает.

— Куда уезжает? — не сразу понял Тирр.

— Обратно. Домой. У ее отца проблемы закончились, вот и возвращается. И теперь я снова останусь... без друзей. Вообще без друзей.

Тирр тяжело вздохнул и сказал:

— Что ж, сынок, вот тебе урок, который ты на всю жизнь запомнишь. Прежде чем сделать кому-то добро, хорошенько подумай, стоит ли.

— Я уже думал, — вяло отозвался Тео, — но если бы я остался в стороне — тогда плохо было бы ей...

Марго бросила на Тирра укоризненный взгляд, села на скамейку рядом с сыном и обняла его.

— Ты все правильно сделал, Теодорчик. Смысл дружбы в том и заключается, поступать так, чтобы хорошо было твоему другу, не думая о себе. И Дэлайле очень повезло, что у нее нашелся такой хороший друг, как ты.

'И что у этого друга нашелся такой могущественный отец', подумал Тирр, но в слух сказал другое:

— Не все так плохо, как кажется. Ее дом недалеко от Вегаса, так что мы с тобой вполне сможем ее навестить. А иначе, для чего придуманы самолеты?

* * *

Жизнь — дерьмо. Тео отчетливо понимал это, глядя вслед электричке, увозившей Дэлайлу в Киото. Потом аэропорт — и вот уже она на другом конце света. В буквальном, черт возьми, смысле, с противоположной стороны земного шара.

В школу он не пошел. Во-первых, до последнего оттягивал момент расставания, зная, что, может быть, видит Дэлайлу последний раз в жизни, потому что самолеты самолетами, а как оно там получится — еще кто знает. Во-вторых, дурное настроение совсем не располагает к учебе и делает поход в школу бессмысленным и глупым занятием.

Он медленно брел вдоль по улице, не глядя по сторонам. Жизнь — дерьмо, и с этим ничего не поделать. Ноги сами занесли его на окраину, чуть дальше горный склон, а совсем уж вдалеке — Тихий океан. А за ним — далекая-далекая Невада. Место, где, может быть, все сложилось бы как-то иначе... Хотя кого он обманывает? Везде будет одно и то же.

В глубокой меланхолии Тео просидел на скамейке у ограды часа два, размышляя о смысле жизни и о том, что она по своей сути — страдание. Будда был прав, утверждая, что конфликт между желаемым и действительным — источник всех страданий и мук, отказ от желаний — освобождение. Вот только не от всего можно отказаться.

Может быть, ему было бы проще, родись он японцем. Специфическое отношение к смерти делает их во многом свободными, если что-то в жизни не устраивает — любое окно выше четвертого этажа — выход из нее. Но Тео — не японец, вариант с самоубийством он не рассматривает, значит, придется как-то жить дальше. В конце концов, отъезд Дэлайлы — еще не конец света, да и папа прав, самолеты придумали как раз для того, чтобы сокращать расстояния между людьми.

В животе начало урчать, а бэнто Тео с собой не взял. Ну и ладно, купит такояки, сукияки или рамэн. Еще вариант — вернуться домой, но... четырнадцать лет дома взаперти — вполне достаточно, чтобы не гореть желанием проводить там время, здесь, на улице, в скверике или кафешке — хотя бы иллюзия свободы, ведь быть свободным от самого себя не дано даже Будде.

Он встал со скамейки и пошел обратно к центру.

Неподалеку от школы продают вполне сносные такояки, можно будет подкрепиться, а потом либо успеть в школу на последний урок, либо еще погулять, хотя настроения нет ни для того, ни для другого. Тоска зеленая.

У киоска с такояки в это время обычно очередей нет, на улицах вообще прохожих мало, все либо на работе, либо в школе, вот и сейчас возле него только невысокая девочка в школьной форме, прячет в ранец пакет со свежей, еще горячей снедью и идет прочь. Тео, подходя, заметил, как она выронила что-то черное. Так и есть, кошелек.

Он быстрым шагом двинулся вперед — не орать же на пол-улицы — подобрал кошелек и направился вдогонку, стремительно сокращая расстояние. Девочка, оглянувшись, заметила его и прибавила ходу. Вот блин. Должно быть, мрачное, грустное лицо Тео нынче выглядит особенно зловеще.

— Подожди немного! — окликнул он, но та, напротив, пошла еще быстрее.

Мальчик несколько секунд пребывал в неуверенности: видно, что девочка его испугалась, но кошелек-то вернуть надо. Если в нем не окажется никаких документов или информации о владелице — найти ее в двух школах будет проблематично. Делать нечего, решил Тео и перешел на бег.

Но девочка явно не собиралась упрощать ему задачу. Услышав топот за спиной, она припустила со всех ног, причем очень быстро, и Тео внезапно обнаружил, что не может ее догнать, несмотря на то, что он выше и бегать, по идее, должен быстрее. Чемпионка школы по бегу, не иначе.

— Да погоди же ты! — завопил он, но без толку.

Тео изо всех сил старался не отстать, упустит — как потом найти? Девочка, несмотря на маленький рост, бежала настолько быстро, что догнать ее оказалось не так-то просто, одна надежда, что она, неся на себе еще и объемный ранец, все-таки выдохнется быстрее, тогда Тео легко ее догонит, все объяснит, извинится за недоразумение и вернет этот чертов кошелек.

С этой надеждой он, преследуя глупую беглянку по пятам, пересек скверик и достиг парка Ханами. Вот тут уже дело сильно усложнилось, потому как дорожки извилистые, кусты густые, тут девочка вполне сможет от него оторваться.

— Да стой же!! — крикнул мальчик.

Девочка на бегу что-то пропищала, но Тео из-за гулкого стука собственного сердца и топота ног не разобрал слова. Он добежал до поворота, резко свернул, задев плечом куст — и в этот момент перед глазами мелькнул кулак.

* * *

На первой перемене Киоко собралась присмотреться к Йоме поближе, но обнаружила, что его снова нет, и сообщила об этом Уруми.

— Может, его все-таки упекли за решетку? — оживилась та.

— О небеса, да что ты заладила одно и то же? — горестно вздохнула Киоко, — пойми наконец, что полиция просто так его не отпустила бы, раз Йома вчера пришел в школу — значит, на самом деле все было совсем иначе, а не как мы с тобой думаем. Знаешь, я попрошу папу, он позвонит своему знакомому в полицию и узнает, что там случилось. А пока — ну хоть ненадолго забудь о Йоме. Он что, твой возлюбленный, что ты только о нем и думаешь?

Уруми шутка немного приободрила, и в целом день прошел вполне даже ничего. Особенно обрадовала Киоко новость о том, что Йома и Такехиса поссорились из-за инцидента с Рюиджи, Юдзи не из тех ребят, которые легко прощают, если их уронить на пол. Когда Йома отобрал у него нож голыми руками, Такехиса стушевался, оно и неудивительно, трюк-то великолепный был. Но что получится теперь — тот еще вопрос. Более того, если правда, что Йома, по сути, запретил 'номеру второму' пользоваться своим положением, то конфликт неизбежен.

Киоко примерно представляла себе, как работает голова у обыкновенного банцу. И Такехиса, и Курода — оба типичнейшие представители вида, пусть первый действительно силен, а второй — бесчестен и труслив, оба мыслят как обычные банцу, каковыми и являются. Каждый в отдельности спасовал против новичка, их давняя вражда поначалу исключила возможность объединения. Однако теперь, когда новый 'номер один' не спешит приблизить к себе ни одного, ни другого, давняя вражда может оказаться слабее недовольства, и тогда бывшие враги временно объединятся, чтобы свергнуть нового защитника и вернуть 'статус кво'. И всю школу это вполне устроит.

Был, впрочем, способ форсировать события. Если Йому кто-то победит в честном поединке, или хотя бы сразится с ним с ничейным результатом, все увидят, что он обычный человек, на самом деле. А если этот 'кто-то' будет девочкой — темная звезда Йомы закатится быстрее некуда.

Интересно, а по плечу ли Киоко управиться с ним? Судя по тому, что она уже видела, Йома делает ставку на скорость и ловкость, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы победить и уповающего на силу и стойкость Такехису, и Куроду с его шестерками, причем Такехису — даже без единого удара, чистая психологическая победа. Вопрос в том, хватит ли ловкости и скорости в борьбе против оппонента, обладающего хорошей техникой рукопашного боя, передающейся из поколения в поколение, и делающего упор на мастерство?

Киоко обнаружила, что эта мысль посещает ее все чаще. Хоть первый кю, хоть девятый дан — сродни зарытому таланту, если не применять их на благое дело.

После математики внезапно выяснилось, что учитель Асихара попал на больничный, и подменить его некем, потому последний урок — литературу — отменили, отпустив учеников по домам.

— Давай куда-нибудь пойдем? — предложила Уруми, когда они возвращались из школы через парк Ханами, — в центре выставка домашних животных вчера открылась.

— И что там?

— Ой, там всего полно! Котята, попугайчики, ящерицы, паучки, хомячки, крыски, черепашки, морские свинки, кролики, комнатные поросята, и даже лемурчики, с ними можно сфотографироваться! Ну и щенки...

Собак Уруми не любила с детства, когда ее слегка покусал по недоразумению соседский японский хин, из-за чего Киоко периодически подтрунивала над подружкой. Ну в самом деле, какая из хина собака?! Он же меньше кошки. Котенок Уруми, если на то пошло, еще похуже будет, с ним и поиграть нельзя, не получив царапин, нрав дикий, даже имя соответствующее.

— Первый раз вижу кота с именем Камикадзе, — сказала как-то Киоко, находясь в гостях у подружки, — почему ты так его назвала?

В ответ из кухни донесся звон разбитой посуды.

— Потому что тайфун на четырех лапах, — философски пожала плечами Уруми.

Еще у нее был хомячок в клетке, по кличке Они , существо настолько злого нрава, что когда его выпускали побегать, Камикадзе в ужасе спасался на столе, шкафу или любой возвышенности, недоступной для агрессивного грызуна. Они признавал только свою хозяйку, вынуть его из клетки, не будучи укушенной, могла лишь Уруми, любой другой человек, пытавшийся сунуть руку в клетку или просто дать хомячку что-то съестное, подвергался атаке незамедлительно и неотвратимо, а котенка злой грызун люто ненавидел и преследовал при любой возможности.

И потому Киоко искренне недоумевала, как Уруми, держащая дома таких монстров, обожающая пауков-птицеедов, на которых она сама смотреть не могла, не говоря уже о том, чтобы взять его в руку и сфотографироваться, может бояться собак из-за пустякового инцидента с маленьким хином. С таким же успехом можно начать бояться котов и грызунов, но человеческая психика — штука странная, и с этим ничего не поделать.

— Ладно, идем на выставку, — согласилась Киоко, — только у них сейчас перерыв, полагаю. Надо бы перекусить, а я заодно зайду в интернет, гляну, как там папин сайт.

— У твоего папы свой сайт есть? — удивилась Уруми.

— Ну да. Про боевые искусства, закалку воли и прочие сопутствующие вещи. Сегодня без информационной поддержки никуда, даже если в городе всего два додзе — приходится конкурировать с додзе Сагары.

— Ладно, тогда можем посидеть в парке, ты будешь сайт смотреть, а я тем временем сбегаю за такояки, вот и перекусим. Тебе сколько брать?

— Одну порцию.

Они дошли до края парка, Киоко сняла ранец, достала из него планшет и села на лавочку, а Уруми отправилась за такояки, которые продавались на ближайшей же улице.

Проверка принесла хорошие эмоции: посещаемость сайта потихоньку растет, для додзе в маленьком городке даже сто пятьдесят просмотров в сутки — это много. Статья, написанная отцом, вызвала определенный интерес, Киоко проверила и убедилась, что посетители сайта приходили не только из Сакурами, но и из префектуры. Жаль, в общеяпонском сегменте сайт их додзе пока что теряется в списках аналогичных сайтов. Ну и ладно, Киоко сразу сказала, что толку будет мало, потому как их додзе в городе и так все знают, сайт — лишь ответ на появление оного у единственного конкурента, сэнсэя Сагары, другого смысла в нем нету. Увы, но двум додзе в маленьком городке тесновато. И угораздило же Сагару вернуться в Сакурами, мог бы и в Киото додзе открыть.

Киоко и ее отец испытывали к Норихиро Сагаре одинаково сильную неприязнь, но не как к конкурирующему владельцу додзе, а как к бойцу и учителю, отвергающему и традиции японских боевых искусств, и общепринятую мораль. Общеизвестно, что каратэ способствует любви среди людей: высокая дисциплина, самоконтроль и сдержанность каратэки не позволяют ему обидеть других, а его сила и мастерство не позволяют другим обидеть его. Сама философия большинства смертоносных искусств допускает бойцу применять свои навыки лишь в крайних случаях, и отец Киоко полностью следовал этому принципу: однажды друзья шутки ради взяли его за руки и ноги и сбросили с причала в воду. На вопрос, как же такой великий боец позволил подобное, он лишь добродушно улыбнулся: перекалечить всех в две секунды шестому дану не проблема. А вот освободиться так, чтобы никто не пострадал, немного сложнее, потому будущий сэнсэй Хираяма решил, что намокнуть — меньшее зло, чем неумышленно причинить вред своим глупым знакомым.