Ученица Палача. Мастер

Минут через тридцать сидели полуодетые: Манон в рубашке, Маркус в брюках... во избежание... Она полулежала на его груди, прислонившись спиной. Он держал два нарезанных уже ломтя хлеба. Она накладывала на них порезанные сыр, мясо, на свой кругляши томата добавила. В это время Маркус успевал поцеловать или прикусить и шейку, и ушко.

— Маркус, — передёрнула Манон плечом, которое только что укусили, — дай мне закончить. Ты же взрослый мужчина, потерпи немного.

— Вот именно, взрослый МУЖЧИНА, — провёл носом по бьющейся жилке на шее, — изголодавшийся по тебе взрослый мужчина.

— Ешь, голодающий, — Манон отряхнула ладони и откупорила бутылку. Бокалов не было. Попыталась взять свой бутерброд, но Маркус отвёл руку со словами:

— Из моих рук, Ночка.

— Тогда и ты из моих, — Манон приподнялась, развернулась на сто восемьдесят градусов, скрестив ноги и соприкоснувшись коленями с Маркусом, сидящим в такой же позе.

Он отдал ей свой ломоть. Манон передала ему бутылку сделать первый глоток. Вот так и сидели, полуночничали, откусывая от своих бутербродов, запивая из одной бутылки. Молчали, ели, смотрели друг на друга и молчали. Им не требовалось никаких слов.

Оба понимали — впереди разговор, но так не хотелось его начинать. Наконец всё было съедено. Вино почти допито. Смотрели в ожидании. Наконец Маркус протянул руку и коснулся щеки Манон, она прижалась к шершавой ладони.

— Ничего не изменилось, я всё тот же. Только гораздо, гораздо счастливее.

Манон протянула свою руку и коснулась его щеки.

— Взаимно, — погладила по начавшей пробиваться щетине. — Колючий.

— Вообще-то у нас серьёзный разговор, — усмехнулся Маркус, потёрся о ладонь Манон, словно большой кошак. — У нас тут будущее решается...

— М-м-м, а я и не догадалась.

— Что будем делать с твоим мужем?

— А у меня есть муж? — Манон задумалась. — Ты, наверное, хотел сказать — бывшим мужем?

Маркус усмехнулся, такая постановка вопроса ему больше нравилась.

— Мы сделаем ему подарок. В честь нашего с ним расставания.

— Спасем ему жизнь и убьём всех его врагов? — предположил Маркус, вытягивая начинающие затекать ноги.

— Что-то в этом роде, а потом в бега от его благодарности.

— Я думаю, тебе нужно остаться здесь, закончить дела. Неизвестно, когда мы сможем вернуться, — Маркус убрал руку от щеки Манон. Она тоже убрала руку и выпрямила ноги. — Ты же не думала податься в бега без меня?

— Вообще-то, я не предполагала, что между нами...

— Я бы поехал с тобой в любом случае, — он придвинулся вплотную, пересаживая на себя, закинув её ноги себе на поясницу. — Камни уже холодные, — пояснил он свои действия, заметив удивлённый взгляд.

Она прижалась, обняла его за шею.

— Ну да, и кремень совсем-совсем ни при чём, — проговорила Манон, устраиваясь поудобнее.

— Ночка, а давай ты не будешь ерзать, — ущипнул её за ягодицу Маркус. — У нас разговор серьёзный. Не отвлекайся, — руки его при этом поглаживали и мяли седалищные мышцы, так кстати оказавшиеся под ладонями.

— Итак. Я еду, спасаю герцога, ты завершаешь свои дела здесь, возвращаюсь и едем... Куда поедем? У меня остались хорошие связи в Барбьере. Может, туда?

— В Барбьере? Откуда? У меня они там тоже есть... мне их Перрэ передал.

— Я не один месяц провёл там, пытаясь наладить шпионскую сеть, разыскивая этого урода, — ладонь Маркуса забралась под рубашку и провела по самым выпуклым рубцам. — Перрэ запретил мне убивать его, только найти и передать информацию. Он сказал, что для тебя важно самой прикончить урода, что таким образом ты избавишься от прошлого, связанного с ним.

— Вы же были в ссоре с бароном?

— Были, но по другому поводу, — помрачнел Маркус. — Я разозлился, что он уговорил тебя пойти в Дом Желаний... После того, как ты рассказала мне о... Рауле, я пошёл к Перрэ, собираясь его прикончить... только мысль о том, что ты не простишь мне его смерть, остановила меня.

— Так вот кто так отделал барона... — Манон чуть отстранилась, заглядывая в чуть сердитые глаза Маркуса. — Да вы ревнивец и убивец наставников.

Она взъерошила его волосы.

— А скажи мне, не ты ли убрал "двадцать второго", купчину?

— Я, — потупился Маркус, — ты же тогда обещала не убивать больше. А я знал, что тебе важно закончить ТО дело.

— А банда Курхера?

Маркус кивнул.

— А убийца жены и... — начала Манон.

— Манон, все, кого не наказал закон и не успела прикончить ты, прикончил я.

Манон смотрела на него.

— Маркус, знаешь, мне иногда кажется, что мы с тобой чудовища ни чём не лучше тех, кого убиваем. Мы такие же убийцы, Маркус.

— Мы — Палачи, Манон! Последняя справедливость, когда закон бессилен или куплен. Поэтому Филирр ещё жив, мы ждем неопровержимых доказательств, пока у нас лишь домыслы, предположения и косвенные улики. Мы наказываем виновных, вина которых неопровержима и доказана. Между прочим, герцог тоже жив только потому, что мы не просто убийцы. Мы волки, Манон, санитары общества. И знаешь, за что я благодарен Перрэ? За то, что он дал нам право выбора хотя бы в том, идти на службу к герцогу или остаться непредвзятыми наблюдателями, не занимая ничьей стороны.

Они замолчали, каждый думал о своём.

— Ночка, смотри, рассвет, — Маркус кивнул за спину Манон, она обернулась. Небо на востоке посветлело, и в нише между зубцами был виден горизонт с узкой розовой полосой. Ночь кончилась.

Леон прискакал поутру, со взмыленной лошади его сняли гвардейцы. Он привёз письмо от Илиана. Манон и Маркус ещё не ложились. Маркус видел, как заходили желваки на её скулах, она побледнела, ноздри гневно раздувались. Глаза её горели холодной яростью, когда она, наконец, дочитала и взглянула на Маркуса, молча передала ему письмо и ушла на тренировочную площадку.

Маркус пробежался по строчкам. Илиан сообщал, что Тигран решил провести охоту в баронском поместье своей жены. Приедет человек пятнадцать свиты с герцогом, Илианом, сестрой и зятем включительно. Плюс десять человек охраны. Сообщил так же, что Филирр подозрительно обрадовался этой поездке.

— Смертник, — усмехнулся Маркус, дочитав письмо. Отдав распоряжение отвести не держащегося на ногах от усталости Леона в гарнизон, пошёл искать Манон.

Метательные ножи ложились в деревянную мишень ровно и глубоко.

— Шалопут непонятливый, я тебе устрою сюрприз, смертник недоделанный. Дурак дуболомный. Я тебя привечу, в жизнь не забудешь моего гостеприимства, идиот непоротый. Захухря белобрысая...

Маркус стоял, прислонившись плечом к дереву, любовался меткостью разъярённой женщины и заслушивался ругательствами, радуясь, что не он причина этой бури. Он даже уважал Тиграна за упорство. Но не с той женщиной он его проявлял. С любой сработало бы, но не с этой. Он и раньше замечал за ней такое: разочаровавшись, она просто отрезала чувства и выдворяла человека из своей жизни.

Ножи закончились. Манон подошла к мишени и стала выдёргивать своё "успокоительное", замерла, обернулась через плечо и одарила Маркуса наиковарнейшей из своих ухмылочек. Вот совсем он не любил, когда она так улыбалась. Она стала быстро вытаскивать ножи из древесины и что-то начала напевать себе под нос. Маркус подошёл ближе и услышал:

Сада-маза, сада-маза... Сада-маза, сада-маза...

Оторви мне чего-нибудь, укуси меня за...

Вот Вам тиски, вот набор плетей.

Сломать Вам пальчик? Какой конкретно?

Нет-нет, мне не трудно, все для гостей...

Ай-ссссс... Сломали все десять? Бедный.

А дайте-ка я Вас лицом о стол...

Потом попудрим — и незаметно...

Что Вы стоите, как будто столб?

Ах да, я прибил Вас к паркету. Бедный.

Я полюбил Вас за Ваш азарт.

Теперь Вам нечем смотреть в глаза мне!

Сада-маза, сада-маза... Сада-маза, сада-маза...

(гр. Несчастный Случай)

Маркус хмыкнул и пожалел незваных гостей. Манон была зла. Демонически зла. Вытащив последний нож, она повернулась к Маркусу, сунула ему "успокоительное" и напевая "сада-маза, сада-маза", побежала к дому.

Маркус поспешил за ней. Любопытство — оно такое.

Вбежав в холл, Манон заорала:

— ЖЮЛИ-ИИИИИИИ!!!!!!!!!!!! ЖЮЛИ-ИИИИИИИИИ!!!

Рыжая появилась, словно караулила за дверью, запыхавшаяся.

— МАНОН?!! Что случилось?!!

— Мне нужны дети! Немедленно!

— Э-эм-м... Знаешь, милая, это вообще-то не ко мне. Обратись.., да вон, хоть к Маркусу... Но и то немедленно... как-то проблематично, девять месяцев, роды...

— Жюли!! Мне нужны, наши дети, где они? У меня есть для них очень-очень интересная игра.

— Манон?

— К нам едут гости, очень-очень нежданные и незваные гости. Нужно организовать встречу на высшем уровне, чтоб отбить всякую охоту являться в этот дом.

— Манон?

— Тигран едет с родственниками и свитой.

Жюли уже знала историю разлада между Манон и Тиграном. Она подхватила юбки и убежала.

— Манон, я заинтригован, расскажешь, что ты задумала?

— Покажу, — и снова пакостная улыбочка, от которой хочется передёрнуть плечами. — Ещё вопрос, что такое "захухря"? — полюбопытствовал Маркус.

— Что-то вроде неряхи и растрёпы, выражение одной знакомой, — кстати, о знакомой. Марина? Марина! Тишина. Манон вдруг поняла, что уже несколько дней не слышала внутренний голос своей памяти. Воспоминания были, но голоса не было. Странно. Позже разберёмся.

— Ну, Тигран к неряхам и растрёпам точно не относится, — с сомнением покачал головой Маркус.

— Он им станет, когда я до него доберусь, — мстительно проговорила Манон, направляясь в гостевой этаж.

Жюли и табор галдящей ребятни догнали Манон и Маркуса, по-прежнему несущему её метательные ножи, когда Манон распахнула двери первой комнаты. Огляделась. Чисто. Просто и со вкусом.

Манон развернулась к детям, смерила придирчивым оценивающим взглядом. Они притихли. Знали — госпожа баронесса справедливая, но строгая, у неё не забалуешь.

— Мне сказали, что некоторые из вас похулиганить любят? — спросила она строго. Головы некоторых покаянно опустились, в том числе рыженькая девчачья. — Ваше наказание....

Головы совсем поникли.

— Будете заниматься с преподавателями. В такой прекрасный солнечный денёк.

— Всем остальным, кто вёл себя хорошо... я разрешу пошалить от души.

Дети оживились. Здесь были не только воспитанники пансиона, но и дети людей, живущих в замке. Различий между ними не делали.

— К нам едут гости. Нежеланные гости. Очень-очень нежеланные. Без предупреждения о приезде. Давайте окажем им незабываемый приём. Здесь двенадцать комнат. Все они чистые. Разрешаю попрыгать на кроватях, притащить пыль и песок. Условие — ничего не ломать и не рвать. Лёгкий бардачок. Убираться потом будут наши хулиганы, — в строю послышались возмущённые возгласы. — Шоколадом и вареньем не пачкать, если только платья и камзолы наших "дорогих гостей", особенно высокого дяденьки с белыми волосами, к которому будут обращаться Ваше Сиятельство или герцог. Разрешаю лезть к ним с распростёртыми объятьями и перепачканными руками. Когда мы придём к вам в гости, разрешаю покричать и побаловаться, побегать, попрыгать и вообще веселиться в своё удовольствие, пока наши гости здесь. НО. Без членовредительства. После их отъезда вы становитесь хорошими и послушными, в меру. На этом с вами всё. Жюли, проследи.

Жюли слегка ошарашенная кивнула

— Они же превратят замок в руины, — проговорила она.

Манон внимательно посмотрела на детей.

— Если они превратят его в руины, им негде будет жить, — дети задумались,— и вдобавок, все получат ЛИЧНО от меня ата-та по задницам. И мои дорогие, это серьёзная операция, шалите с умом. Вы — мой маленький гарнизон по защите замка.

Прониклись серьёзностью момента. Уходили, обсуждая, где лучше взять грязь и песок. И очерёдность попрыгушек на кроватях. Хулиганы подсказывали, как знающие в этом толк специалисты.

Маркус подошёл сзади, потёрся носом о её шею и сказал:

— Стра-ашная женщина.

— Не надо было будить во мне зверя, — развернулась к нему, поцеловала быстрым поцелуем в губы. — Теперь в казармы и на кухню.

Попросила капитана построить всех гвардейцев, не занятых по службе во дворе. Сейчас прохаживалась мимо и внимательно рассматривала. Они следили за ней неотрывно.

— Господа гвардейцы, к нам едет... герцог, ему здесь не особо рады. Но делать нечего. Он наш сюзерен. Солдат охраны разместят в ваших казармах. Капитан, займитесь этим. К солдатам отнестись нормально, они люди подневольные, под присягой ходят. Что касательно свиты. Следите внимательно, предполагается заговор против герцога. Нельзя допустить, чтоб с ним или его братом приключилась неприятность типа смерти. Женщинам строить глазки, подмигивать, отпускать сальные шуточки — разрешаю. Руки не распускать. За женщинами тоже следить. Дальнейшие инструкции получите от капитана. Соледат, возьмите ножи у Солера, он с ними уже час таскается.

— А может, они мне дороги, как память? — заметил Маркус, передавая ножи капитану.

— И о чём же?

— О замухре.

— О захухре, — поправила Манон.

— Во, о захухре, не терпится посмотреть, как оно выглядит в реальности.

— Скоро приедет... Теперь на кухню, — скомандовала, подавив зевок.

На кухне был дан инструктаж такого плана: гостей кормить без изысков, по-простому. Вино нещадно разбавлять водой. На десерт — чёрствые булочки. Никаких фруктов. А что вы хотели... приехав в гости без приглашения к безумной баронессе. Рацион у гарнизона и детей остаётся неизменным. Так же прислуга была предупреждена, что у них по приезду гостей даются три дня выходных. Остаются только те, кто обслуживает гарнизон, детей и кухню. Им будут предоставлены выходные, как только уедут гости.

Выйдя с кухни, Манон широко зевнула, несколько раз прикрыв рот ладонью.

Маркус без слов подхватил её на руки и отнёс на этаж, предназначенный для хозяев замка. Манон осталась в своей комнате, не стала переезжать в апартаменты барона. Маркус жил в комнате в конце коридора, она была следующей за Манон.

Усадил на постель, помог раздеться, уложил под одеяло. Поцеловал почти заснувшую Манон и ушёл к себе.

Лёгкие касания от шеи и до самых пяточек ощущалиcь, как в тумане. Чуть шершавые ладони ласкали бёдра, упругие ягодицы, всё ниже, ниже, пока не коснулись самых чувственных точек.

Шёпот пробудил окончательно.

— Ночка, ты такая соня, — губы Маркуса присоединились к исследовательской деятельности. Манон хотела перевернуться на спину, но его рука легла между лопаток, прижимая к постели. — Т-щ-щ-щ, полежи так.

Губы его нежно целовали рубцы на спине, оставленные плетьми Клода. Пальцы его ласкали её там: вверх, вниз, полукруг, надавили, замерли у самого входа, вновь заскользили вверх, желая ещё спящему телу доброго утра. Ласки пробуждали, заставляя тело отвечать, прогибаться и ёрзать.

— Маркус, а я долго спала? — спросила Манон, расслаблено нежась в утренних ласках.

— Почти сутки.

— Сколько?! — она попыталась встать, но властная рука вновь прижала её к кровати, а пальцы вошли внутрь, заставляя забыть, застонать и приподнять ягодицы, давая разрешение на вторжение. Руки и губы Маркуса неистово ласкали, стирая память о том, как возникли её шрамы, замещая новыми ассоциациями и воспоминаниями. Этого мужчину не смущали и не отталкивали её шрамы. Он любил её с ними.