Золушки нашего Двора

Музыканты сменили тему, заиграв менуэт. Мурлыкающая музыка разбила толпу на две части, двинувшиеся навстречу друг другу, чтобы сплестись в изысканном узоре.

— Добрых улыбок, архимагистр, — Лихо остановился прямо перед ней, — вы танцуете?

Никорин подняла бровь.

— Тёплых объятий вы мне не пожелали, полковник!

— Выражение вашего лица способно заморозить птицу в полёте, — усмехнулся оборотень. — Какие уж тут тёплые объятия... Улыбайтесь, Ники!

Та демонстративно улыбнулась одними губами и протянула ему руку, позволяя ввести себя в хоровод танцующих. Оба церемонно поклонились друг другу.

— Как поживают ваши ученики, Лихай? — поинтересовалась архимагистр, разыскивая взглядом в толпе герцога рю Вилля, осмелившегося пропустить её появление. — Слышала, вы уговорили Его Королевское Высочество Аркея объединить два потока учеников — людей и оборотней. И задали всем одинаковую планку физической силы и выносливости. Многие ли из человеческих детей после этого выживут?

— Выживут все, не извольте беспокоиться, — Лихо обнял её за талию и развернул в танцевальном па, — но обучение закончат не все. Если люди хотят служить бок о бок с нами, им придётся не уступать нам ни в чём!

Произошла смена пар, во время которой оба улыбались новым партнёрам так любезно, что у тех случился затравленный вид.

— Это напоминает геноцид, — заметила Ники, когда они с оборотнем снова оказались в паре. Она придвинулась ближе, чем позволял этикет. И спросила с нарочитым придыханием: — Чего вы добиваетесь?

Полковник тесно прижал её к себе и повёл в сторону, путая выверенный орнамент менуэта. Когда он развернулся, не отпуская партнёршу от себя и меняя направление движения, его красная коса ощутимо хлестнула её по плечу.

Танцующие невольно расступились, чтобы не угодить под траекторию пары, резкой, как движения двух заточенных лезвий. Музыканты смутились, а затем бубен первым означил ритм странного танца с пластикой языков пламени, напоминающего одновременно движение военных на плацу и матросские драки в таверне. Ему вторила скрипка, затянув мелодию и тоскливую, и завораживающую.

— Равенства, — шепнул Лихо ей на ухо, касаясь губами. — Люди боятся нас потому, что мы сильнее и быстрее. А я не хочу, чтобы ты меня боялась...

Никорин отпрянув, взглянула на его губы. Отдаваясь партнёру в танце, она позволяла ему делать со своим телом что угодно, получая удовольствие от того, как он владел ею, как выверял каждое движение, превращая её в свою тень. Но это вовсе ничего не означало.

— Я сильнее тебя, Лихай, — не отводя взгляда от его чувственного рта, произнесла она.

— Лихо, — снова шепнул тот, прогнав первую волну жара и озноба по женскому телу, — Лихай — слишком официально.

Резко развернув партнёршу, он прижал её к себе спиной. Ники прикрыла веки, откинулась на его грудь, сделанную, казалось, из стали, и отдалась танцу, размышляя, какое из двух имён выбрать?

— Ну же, — усмехнулся полковник, — оттаивайте, Ваше Могущество!

— А зачем? — поинтересовалась Ники, ощущая, как горячие бёдра оборотня плотно прижимаются к её телу даже сквозь пышную ткань юбки. — Зачем мне оживать? Что в тебе такого, чего я не найду в других?

— Не попробуешь — не узнаешь! — продолжил шептать Лихо. Его дыхание, веющее запахом каких-то лесных трав, ласкало щёку архимагистра, украдкой касаясь уголка губ. Ощущение было как возбуждающим, так и раздражающим.

Любого другого Никорин, которая никогда не лукавила себе в собственных чувствах, уже давно потащила бы в постель! А здесь отчего-то заартачилась. Её нельзя было просто взять и покорить. Однако он вёл себя так, словно она давно и безнадёжно принадлежит ему, а их диалоги и пикировки не более чем взрослые игры, призванные поддать эмоционального жара в отношения! Кроме того, все мужчины в её жизни, кроме Ясина, относились к ней если не с опаской, то с уважением. А этот, с глазами, полными греха, с яркими узкими губами, которые хотелось кусать, а не целовать, с железными мышцами под форменным кителем, разговаривал с ней, как с дочкой простого матроса, подавашкой из 'Чёрной карактицы'. Надо же, дразнила его, не предполагая, чем это может закончиться! Но не потому ли дразнила, что он никогда не смотрел в её сторону?

От досады на себя архимагистр тихонько зашипела. Резко развернулась, противясь силе объятий, мазнула губами по его губам, будто случайно... и исчезла. Дружный восхищённый 'ах!' толпы послужил аплодисментами. Оставшийся в одиночестве полковник опустил руки, ещё хранящие тепло хрупкого тела и, задорно усмехнувшись, пробормотал: 'Удрала, что ж... Значит, буду мышковать!'

* * *

Пип Селескин, прошедшийся в паре танцев с племянницей, нынче одиноко стоял у стены и обильно потел. Ужасно хотелось пить, однако сделать несколько шагов в толпу, чтобы взять бокал с подноса разносящих напитки и закуски слуг, мастер робел. Сейчас он, несмотря на полноту обычно двигавшийся легко, казался себе огромным и неуклюжим. Обязательно толкнёт кого-нибудь или на ногу, упаси Пресветлая, наступит герцогине какой! И Ванилька, и Персиана отца не забывали — подскакивали иногда, чтобы прощебетать что-то непонятное, но весёлое, поцеловать в нос или похвастаться количеством приглашений на танцы. Он смотрел на них — красивых, разрумянившихся, в богатых платьях и изящных туфельках, — со щемящим сердцем, отчаянно жалея, что Аглая не видит дочерей. Столько лет прошло, Пип уже давно смирился с её смертью, при мыслях о жене ощущая тёплую печаль в сердце, а вот сейчас, поди ж ты, чувствовал рядом пустоту! Кому охота быть одиноким вдовцом в людской толпе? Да ещё на чужой свадьбе!

— Кого я вижу! Мастер Пип, не иначе! — раздался рядом с ним незнакомый голос, отвлекая от грустных размышлений.

Повар поднял взгляд и онемел. Перед ним стояла Туссиана Сузон, та самая рептилия, что делала свадебную причёску его Ванильке. Горничная со своей прямой спиной, длинной шеей и изящными плечами, сейчас не скрытыми платьем прислуги, а, наоборот, обнажёнными и украшенными дорогой пелериной, выглядела не такой суровой, как раньше, но не менее опасной.

— Отчего вы грустите, мастер Пип? — поинтересовалась она, легко снимая с подноса проходящего мимо разносчика два бокала с розовым гаракенским и один подавая собеседнику. — Все ваши девочки удачно пристроены, у младшей полно детишек, старшенькая тоже скоро вас обрадует, ну а после и наша Бруни родит Ласурии наследного принца!

Пиппо удивлённо посмотрел на неё. Сильна племяшка, всего второй день во дворце, а местные уже называют её 'нашей Бруни'!

Звучащий всё это время менуэт вдруг захлебнулся, будто весь оркестр дружно подавился одной рыбьей косточкой. Заигравшую следом музыку мастер затруднился бы отнести к какому-либо жанру.

— Выпейте, мастер! — как-то открыто улыбнулась Туссиана. — Сегодня день радости, а не день печали!

Она, видимо, тоже ощущала себя иначе. Дорогое платье — не с плеча госпожи рю Филонель, а пошитое на собственные заработанные средства, — свободное время до утра, полученное от хозяйки в награду за удавшуюся авантюру с выстрелом, делали лицо первой горничной моложе и тоньше, стерев деловитое и строгое выражение. Стоящая рядом с Селескиным женщина лукаво блестела глазами, белозубо улыбалась и чуть переступала с ноги на ногу, явно желая танцевать.

Странная музыка замолкла, из толпы раздались восторженные вскрики и хлопки. Оркестр, пошедший вразнос, окончательно позабыв о куртуазности, заиграл бранли.

— А что, мастер Пип, — поинтересовалась горничная, допивая своё вино и ставя бокал на проплывающий мимо в руках слуги поднос, — мнится мне, вы в юности не были столь представительны и любили танцевать, а?

Мастер хотел было ответить, да пересохло от волнения горло. Давно женщины не смотрели на него с выражением, таким... таким...

Крякнув, он вылил в себя вино, отдал бокал служке и повернулся к госпоже Сузон.

— Пригласить... позвольте! — сказал хриплым голосом.

Туссиана сверкнула на него глазами. Спустя пару минут повар и горничная отплясывали в середине зала, позабыв о герцогинях, которым можно было отдавить ноги!

* * *

Глава Гильдии Механиков, почтенный Фсешертротт, Весеречских пустошей мастер, был не столько низок, сколько широк в плечах. Восседая на кованом стульчике самоходного экипажа, полностью перекрывал обзор туловом, иногда оборачиваясь и с гордостью скалясь во все зубы.

Экипаж фырчал, трясся и издавал звуки, очень похожие не неприличные, однако не ехал, покуда возница не трогал рычаг, богато украшенный чеканкой. Формой механическая колесница напоминала то ли тыкву со снятой верхней половиной, то ли тазик для мытья овощей, отчего сидящая в ней Матушка представлялась сама себе репкой, приготовленной для супа. Судороги экипажа вызывали в ней панические отголоски, но она лучше съела бы собственное ожерелье, чем выказала страх перед толпой, собравшейся проводить новобрачных в порт. И потому молча прижималась к боку сидящего рядом Кая и держалась потной ладошкой за его пальцы. Несмотря на морозную погоду ей было жарко, чему способствовали и танцы, и выпитое вино, и горностаевая шубка, перед выходом накинутая ей на плечи заботливой Катариной.

— Ну, друг Виньогрет, благослови коляску! — довольно улыбаясь, сказал Его Величество Редьярд, обходя гномий подарок. — Убей меня, не пойму, как она ездит!

— Невнимателен был ты, друг Редьярд! — отвечал почтенный Цеховой Старшина, оглаживая огненную бороду. — Говорил же тебе уже два раза — эпицентр движителя суть артефакт Вечной ночи пятого уровня! Посредством динамо-машин, улавливающих энергетические токи, его сила передаётся в колёсные механизьмы, кои начинают поворачиваться вкруг своей оси! Сей рычаг есть переключатель скоростей, коих всего три — скорость пешехода, скорость бегуна и скорость рысящего пони! А во-о-он тот рычаг надобно дёргать, ежели желаешь тронуть экипаж либо остановить!

— Какой ужас! — искренне сказал король. — Благословляй, короче!

Старшина Виньогрет выпрямился во весь свой небольшой рост, надул грудную клетку и взревел, сопровождаемый ответным рёвом глоток Драгобужской делегации:

— Двига-а-а-ай! — отдышался, поклонился вознице и добавил обычным тоном: — Уважаемый Фсешертротт!

Тот поклонился в ответ, умудрившись не кувыркнуться со стульчика, и передвинул второй рычаг. Экипаж плюнул, дунул горячим воздухом, выпустил из заднепроходной трубы язык пламени, дёрнулся и покатил по брусчатке, подскакивая на каждом камешке. Следом чинно, тихо и красиво тронулась карета, в которой сидели Его Высочество Колей и Её Высочество Оридана.

— П-п-ресв-вят-т-тые т-тап-п-почки! — лязгая зубами, сказал принц Аркей и, выпростав руку, обнял жену, чтобы не выкинуло из колесницы.

— Держите, Ваши Высочества! — глава Гильдии Механиков, понимающе улыбаясь, протягивал им леденцы на палочке. — Это чтобы не укачало! Со вкусом огурчиков в укропном маринаде!

Пассажиры уцепились за лакомство как за спасательный круг. Онемевшая от вида, а главное звуков, издаваемых экипажем, толпа, дружно отшатнувшись, разразилась приветственными криками.

— Люб-б-бим-м-мый, — цепляясь за принца, сказала Матушка, — я зап-п-помню эт-т-ту п-поезд-д-дку на всю ж-ж-жизнь!

Кай попытался в ответ успокаивающе поцеловать её в лоб, но экипаж подпрыгнул на очередном камне, и он чувствительно ударился губами о макушку жены. Новобрачные синхронно взвыли.

— Зашибенски, да? — повернулся к ним воспринявший вой за энтузиазм Фсешертротт. — Пожалуй, можно и увеличить скорость! Иэх-ма, прокачу Ваши Высочества с ветерком, бородой Торуса клянусь!

— Не на...! — с ужасом попытались сказать Их Высочества, но ветер загнал звуки обратно.

Экипаж взвыл как драконица, потерявшая хвост, мелко запрыгал по брусчатке и рванул вперёд, распугивая рёвом толпу. Лошади, тянущие карету Колея и Ориданы, едва не встали на дыбы.

Механическая колесница, злобно светя прорезями в боках и передней части, летела в порт.

Бруни случайно глянула назад и онемела от изумления — за колесницей, построившись боевым ромбом, слаженно, быстро, а главное, молча бежала Драгобужская делегация, во главе с Цеховым старшиной Виньогретом, чья огненная борода развевалась истинным транспарантом. Следом за ними куртуазно рысила белая четвёрка, запряжённая в карету второй пары. Колей и Оридана смотрели в разные стороны, махая каждый своей половине публике. По бокам гнали коней рысью гвардейцы королевских полков, не ожидавшие подобной прыткости от 'венца механической мысли'.

Свадебная кавалькада, которая должна была добираться до кораблей пару часов, давая зевакам рассмотреть мельчайшие подробности, оказалась на причале спустя десяток минут. Монетки и пшено, букетики из сушёных цветов и лент, которыми люди собирались закидывать новобрачных, попадали на пустую мостовую.

— Это же технология! Бородатая мама моя, это ж такая технология! — вскричал глава Гильдии механиков, дёргая рычаг торможения, и обернулся: — Ваши Высочества, ну как вам?

— Зашибенски! — пробормотал принц Аркей, выбираясь из экипажа и высаживая супругу. Поклониться он тоже не забыл, несмотря на то, что колени ощутимо дрожали: — Почтенный мастер, позвольте вас поблагодарить за восхитительные ощущения! Этот вечер мы с Бруни не забудем никогда!

— Гы-ы-ы! — счастливо осклабился гном, кланяясь в ответ.

Топот копыт накрыл порт — то скакали на чём попало король, свита и гости, не желающие пропустить момент, когда свадебные ладьи, на славу украшенные Вишенрогскими магами, торжественно отчалят, чтобы унести новобрачных в ладони Океанского Творца, в которых, как известно, Боги в незапамятные времена зародили жизнь.

* * *

Герцогиня рю Воронн устало скинула подбитый мехом плащ на руки Тито.

— Морсу горячего желаете, госпожа? — заботливо осведомился тот. — Зябко!

— Не нужно, Титушка, — покачала головой Фирона, — сразу лягу спать. И не шуми, матушку разбудишь!

— Как можно! — укорил слуга.

Герцогиня улыбнулась ему и отправилась вверх по лестнице.

Скромных размеров комнатка — не сравнить с апартаментами в доме Атрона! — была отделана в бежево-оливковых тонах и радовала глаз неяркими красками при тщательно подобранных предметах интерьера. Чувствовалось, что мебель и безделушки сюда Яго покупал с любовью, учитывая материнские вкусы.

Скинув ботиночки, Фирона прошла к окну и присела на широкий подоконник. На улице было красиво. Снег не падал — тучи ещё вечером разогнали маги. Фонари светили ярко, ровно, весело. Отдалённый шум свадебной кавалькады доносился и сюда, но общего ощущения тишины и покоя не нарушал. Из-под шапок снега на кустах шиповника, окружающих дом, выглядывали красные ягоды. Герцогиня невольно загляделась на чёрную полосу реки в ледяном одеянии берегов. Дома, в Узаморе, реки промерзали почти до дна, а деревья, покрытые снегом, напоминали снежные холмики. Фирона помнила ощущение бодрящего холода, ставшее родным. Здесь, в Вишенроге, ей никогда не было 'зябко', как думал верный Тито, а в Крее и она, и Атрон поначалу просто умирали от жары. Она даже винила знойный климат в том, что не могла забеременеть. Мечта иметь ребёнка от мужа, была сильна, но, слава Пресветлой, не застила ей отношения с Ягораем. Серьёзного, неразговорчивого мальчишку она полюбила всем сердцем, ощущая каждое его разочарование, каждую боль, как свою.