— Если не ошибаюсь, ты — великая гетера Толтисса? Я видел тебя на картинах и гравюрах, а сейчас вижу в лицо.
— Тогда посмотри на меня как следует, — сказала Толтисса и сбросила с себя платье.
Она вдруг взяла за руку рабыню и поставила рядом с собой. Её эффектная нагота зрелого мощного тела особенно сильно выигрывала в контрасте с жалкой наготой рабыни.
— Этот жалкий приз дали тебе чернильные души из суда. Сейчас иди спасай её от казни, а вечером я тебя жду у себя для того, чтобы вознаградить героя так, как он этого заслуживает, и сразиться с ним на равных. Вызываю тебя на поединок любви.
— Ты благородная душа, Толтисса, — выдавил Тор. — Ты не желаешь гибели даже ничтожества. Я сражусь на поединке любви.
Тор и гетера разговаривали на разных диалектах: старкском и валлинском. Хоть на слух эти говоры были совершенно разными, но образованные люди понимали их оба.
Народ зааплодировал, и Толтисса величаво удалилась, так и не надевая платья. Ведь для полноправной гетеры нагота была одним из парадных одеяний. Гетеры обнажались публично редко, но каждый раз по достаточно важному либо эффектному поводу. Ежегодно на празднике все гетеры выступали нагими перед народом, но этот танец длился всего минут двадцать. А тут можно было посмотреть на знаменитость вблизи.
Вся эта сцена произошла буквально в нескольких шагах от таверны, где должен был жить Тор. Судя по всему, уверенная в себе Толтисса поджидала его в конце пути.
* * *
Тор поднялся к себе в комнату и послал слугу за тазом для умывания. Но слуга предложил ему вместе с рабыней пройти в баньку при таверне. Там героя ждало угощение, были расставлены мужские и женские благовонные растворы. Рабыня помылась как следует, умастилась, поела, выпила и несколько повеселела. Тор, которому было привычно, что рабыни прислуживают (в обычаях было именно прислуживать; для соития имелись другие места и другое время) в бане, с удовольствием воспринял её услуги по мытью и умащению. Хозяин таверны зашёл в баньку отметить оправдание его прославившегося гостя. Он уже знал, что Тор вечером приглашён на пир к одной из знаменитейших особ Империи, считал это вполне заслуженным, и выпили мужчины лишь по паре бокалов вина. Ангтун, закутавшись в простыню, прислуживала им.
— Да возьми ты её прямо сейчас, — с присущим содержателю таверны бесстыдством сказал хозяин. — Тем более что и имечко у этой рабыни подходящее: "Развратница".
Рабыня с обречённым видом сбросила простыню.
— Не привык я такими делами заниматься публично, — ответил Тор. — Надевай простыню, пошли ко мне в комнату, — сказал он рабыне, вспомнив, что он обязан её взять, чтобы спасти от казни.
— Плохо знаешь обычаи, — сказал хозяин. — Показываться одетой она будет иметь право лишь через три дня, когда её кол будет убран. До этого она должна быть готова в любой момент сесть на кол.
Рабыня вздрогнула и бросилась на колени:
— Хозяин, не выдавай меня на лютую казнь! Я на всё готова и буду верно служить тебе, как ты прикажешь!
— Не бойся, ты ведь не названа шлюхой, — ответил Тор. — Ты не будешь отдана на позорище всем. Идём в комнату, займёмся исполнением приговора.
— Спасибо, что я буду только твоей! — радостно воскликнула рабыня.
Как и полагалось, после объятий Тор с рабыней вышли к официалам. Они убедились, что рабыня действительно только что с ложа любви, и спросили Тора, доволен ли он ею? Мастер, конечно же, собирался в любом случае ответить положительно, но вдруг почувствовал, что действительно доволен. Страшное впечатление от казни несколько утихло, а объятия рабыни были удивительно нежными и ласковыми. Когда они вернулись в комнату, рабыня вдруг бросилась перед ним на колени, обняла его ноги и заговорила:
— Хозяин, разрешишь ли презренной рабе рассказать кое-что?
— Говори, — ответил односложно Тор, сидя на кровати и прикрыв глаза, чувствуя, как отступают кошмары.
— Когда ты меня в прошлой моей жизни взял, я была глупой холодной женщиной. Я вела себя так же, как другие светские дамы, иногда заводя любовников, но на самом деле я никого не любила, и искала лишь престижа и подарков. Увидев, что ты смотришь на меня с желанием в глазах, я вознамерилась первой из дам превратить тебя в своего любовника и тем прославиться. Поэтому я начала соблазнять тебя и отвела в беседку. Когда ты так мощно и грубо взял меня, разорвав все мои одежды, мне показалось в первый момент, что разорвалось и моё тело. Я чувствовала сильную боль и страшный стыд. А затем к боли и стыду вдруг добавилось острое удовольствие, и мне стало ещё более стыдно. Сейчас я понимаю, что тогда просто была не готова тебя принять в силу своей холодности. Ну а в те дни я была возмущена и стала рассказывать всем, как ты безжалостно со мной обошёлся, тем более, что у меня несколько дней действительно всё болело. На самом деле я влюбилась в тебя, но ты был неприступен и недоступен, даже не смотрел на меня. Подойти к тебе было позором, и я всё больше и больше рассказывала гадостей про тебя, выдумав даже, что мне пришлось зашивать разорванный тобою живот. Сейчас я с опаской ждала нашего соития, поскольку видела, что эти законники из суда, услышав мои искренние вопли о том, как мне было больно, втихомолку заменили быстрое посажение на кол растянутым на три года. Но я вместо боли получила чистую радость, потому что была готова к тебе, мечтала о тебе и искренне хотела тебя. Но что я говорю как дама? Я же теперь твоя бесправная раба.
— Не люблю я намеренно причинять боль. Тогда я был обозлён на тебя и на других, что меня соблазняли. Я решил показать всем дамам, что не стоит охотиться за мной, — выдал длинную для себя тираду Тор.
— Значит ты, хозяин, тогда наказывал в моем лице всех увивающихся за тобой дам? — воскликнула рабыня. — А сейчас ты спасал меня и был так добр ко мне!
— Да и ты хотела именно меня, а не гордость свою потешить, — ответил Тор. — Но мне надо собираться, теперь уже знаменитость хочет себя мною потешить, — уныло добавил Мастер, почувствовав, что "светские обычаи" всё-таки настигли его и разрушили его такой уютный мир. — Ты будешь моей наложницей и моей служанкой. Я со своими людьми обращаюсь хорошо. И ты служи мне хорошо.
— Ну почему же, чтобы сбылась мечта, нужно было потерять всё? — вдруг зарыдала рабыня.
Но Тор уже не слушал. Он одевался, умащался и готовился идти в гости к знаменитости, воспринимая этот поход как вызов на бой. Хозяин чуть-чуть просветил Тора об обычаях, что, раз гетера сама его публично и откровенно позвала к себе, он ни в коем случае не должен ничего платить, ибо тогда потеряет лицо, и лишь при расставании должен подарить скромное кольцо. А гетера, наоборот, будет сейчас считать делом чести одарить его одеждами, благовониями, а то и рабыней, и отказываться от этих подарков тоже нельзя.
"Только этого мне не хватало, привезти с собой ещё один подарочек, на сей раз от гетеры" — подумал Тор.
* * *
Вспоминая "экспертизу" в тюрьме, Тор думал, что его сразу потащат в постель. Но вместо этого он попал на вечер с музыкой, танцами, несколько вольными, но приличными разговорами, выступлениями поэтов. Тор вспомнил наставления своего учителя: "Наверняка придется бывать тебе в высоком светском обществе дам. Ты умеешь кратко и остроумно ответить, тебе не нужно пытаться красиво и долго говорить, как светским хлыщам или политикам. Ты говори редко, но метко, и тебя оценят, а может, какая-нибудь знаменитая красавица и соблазнится тобою". Последние слова Тор тогда воспринял как издевательство, будучи уверен, что он урод и никогда ни одна свободная женщина, кроме шлюх и блудниц, его не полюбит. Сейчас он уже так не думал. Тор внутренне собрался, и светский разговор потёк.
— Наш герой какой-то мрачноватый. Наверно, он страдает ханжеством и лицемерием, и боится, что такое вольное общество разрушит все его моральные устои, — озорно сказала одна из красивых женщин. — А ты лучше погляди, Мастер, на цветы и радость жизни. Не всё ведь любоваться огнем и металлом, слушать стук кузнечного молота. Можно послушать и песни, и поэтов.
— Я знаю, что металл тоже поёт в руках мастера, — ответил Тор. — В руках мастера всё поет. И даже песня.
Общество расхохоталось.
— Получается, что песня в устах не мастера — не песня, — одобрительно сказала Толтисса. — Здесь я с тобой согласна, мощный Тор. А вот что же тогда получается, если продолжить: любовь в объятиях той, кто не является Мастером, — тоже не любовь? Значит, любви между мужем и женой не может быть, если он не женился по любви на Высокородной гетере?
— Любовь — это к жене. К тебе, прелестница, страсть, — отрезал Мастер.
— Так что же, выходит, ты, Мастер, все-таки лицемер? Я вижу по тебе, что ты вовсю готов отдаться тому, что называешь страстью, а любовью это признать не готов? Любовь — это только сидеть с женой, пить ароматный чай и обсуждать семейные и хозяйственные вопросы? Ну, может быть, вдобавок ухаживать за невинной невестой, но это пока не женился на ней, как описывается в романах?
— Лицемерие — это дань, которую порок платит добродетели. Не будет порок считаться пороком, не будет и лицемерия, — резко ответил Тор.
— Тогда в этом обществе, тебе, Мастер, не стоит лицемерить. Порок — это низкие шлюхи. Порок — это развратные светские дамы. Мы тоже мастера, не зря общение с нами считается честью, и Высокородные гетеры упоминаются в имперских рескриптах наряду с Великими Мастерами. Мы — мастера радости жизни. Ты — мастер радости металла. Значит, я с тобой образую достойную пару, и любовь между нами возможна.
Тор вздрогнул. Конечно, много писалось о любви между выдающимися гетерами и выдающимися личностями: королями, полководцами, Высокородными поэтами и художниками. Кажется, она хочет, чтобы написали ещё один роман — о любви между мастерами любви и металла. Это — коварная ловушка. И как выйти из неё, соблюдая все правила чести и морали? Ведь он — муж своей Эссы, он любит свою жену и сына!
В голове у Тора летели одна за другой мысли. Он вспоминал, какое чувство гадливости было, когда он в первый раз познал женщину, соблазнившись вместе с другими подмастерьями пойти по шлюхам. Он вспоминал, как учитель прислал одну из своих рабынь с приказом снимать в постели напряжение, когда Тор уже стал его первым подмастерьем и учился на Великого Мастера. Тогда учитель ещё говорил ему: "При такой тяжёлой работе и при таком страшном умственном напряжении, которое испытывает Великий Мастер, необходимо не быть аскетом. Иначе тебя взорвёт изнутри и ты начнёшь крушить всё вокруг". Поэтому учитель подобрал новому Мастеру при его отъезде одну из красивейших воспитанниц школы рабынь Имир, прекрасно обученную квалифицированно снимать напряжение у мужчины. Оружейник не понимал мужиков, рассказывающих о якобы страшном наслаждении, испытываемом мужчиной с женщиной. Сам он от такой страсти не дёргался. Если всё было нормально, в соитии не было ничего неприятного. Но, конечно, лишь если женщина была симпатична именно ему, если он чувствовал, что она искренне относится к нему, и, очень желательно, она была бы своей. Всего один раз в жизни он ощущал счастье от соединения. Это было с женой в ночь после победы, когда они взяли друг друга одновременно со всей любовью, нежностью и страстью. Видимо, здесь сказалось страшное напряжение битвы (как ведь наверняка боялась и волновалась за него ненаглядная Эсса!) и радость победы... Несколько отвлёкшись мыслями от темы разговора, Тор вдруг сказал:
— Так что же, выходит, вы, гетеры, монополизировали любовь?
— А это соответствует самой идее цеха, — рассмеялась Толтисса. — Вы, оружейники, имеете монополию на оружие, шелкомодельеры — на роскошные платья, и так далее. А мы, гетеры, чем хуже вас? Так что, если ты принимаешь правила своего цеха, то придётся признать, что понятие любви принадлежит лишь гетерам.
— Это всё равно, если бы цех поваров монополизировал еду, а цех парфюмеров — обоняние, — взвился Тор. — Естественное явление нельзя монополизировать. Можно лишь то, что ты сам делаешь.
— Естественное явление — соитие. Мы его и не монополизируем. Любая женщина может этим заниматься. А вот любовь мы делаем. Так почему же нам не иметь монополию на любовь?
— Разве вы её делаете? — съехидничал Мастер.
— А чем же мы ещё занимаемся? Приходит человек сюда за соитием со знаменитой красавицей, а уходит с любовью в сердце. Сильной, красивой, но, правда, часто несчастной.
— Да, но любовь односторонней не бывает. Я не знаю несчастной любви. Есть лишь несчастная страсть, — неожиданно для себя возразил Тор.
Примечание. Определение любви в старкской цивилизации: "Четыре единства: единство тела, единство души, единство ценностей, единство жизненного пути". Поэтому в ней невозможен был бы суд Маргариты Наваррской, объявившей, что любви между мужем и женой быть не может. Поэтому же классические любовные романы кончались не свадьбой, а смертью любящих или их расставанием. И поэтому же чётко различалась любовь и влюбленность.
— Тор, ты прелесть! — вдруг сказала Толтисса, обвила его руками и страстно поцеловала.
Тор не мог сдержаться, и столь же страстно обнял её и ответил ей тремя поцелуями. После чего чувство меры подсказало обоим, что стоит прервать объятия и вернуться в общество. Все вокруг зааплодировали, многие парочки тоже стали целоваться.
— Ну а на что же мог бы держать монополию цех гетер? — продолжила подковырки Толтисса. — Даже на несчастную любовь не может, такой просто нет. Да, поистине мы — несчастный цех.
— Мог бы на какое-то вновь изобретённое извращение, — дерзко съехидничал Тор. — Но, по-моему, на такое открытие больше бы пристало иметь монополию цеху шлюх.
— Но ведь нет такого цеха, — ответила Толтисса. — Так что твой пример неправилен.
— Я поправлюсь. Публичный дом мог бы. И ему бы пристало.
— Нет, Мастер, ты неправ. Есть кое-что, на что наш цех держит монополию. Назвать это неестественным или извращением нельзя. Погляди-ка в мои глаза, — неожиданно посерьёзнела Толтисса.
Тор глянул и увидел в них какую-то бездонную, но манящую и красивую, бездну.
— Готов бы ты был со мной нырнуть в такую бездну? — прошептала Толтисса.
— Готов, — неожиданно для себя ответил Тор.
Толтисса опять перешла на полный голос.
— А насчет любви ты прав. На неё монополии быть не может.
— Тогда и я имею право на неё, — улыбнулся Тор.
— Мы совсем заговорили общество. Давай сделаем перерыв, — поставила точку Толтисса.
Общество с удивлением взирало на такой поворот событий. Этот внешне диковатый Мастер, оказывается, достаточно умный человек и по-своему остроумный. А Толтисса, что же, собралась заканчивать карьеру и выходить замуж? И присмотрела себе Тора как будущего мужа? Конечно, законом допускалось брать в качестве второй жены полноправную гетеру хорошей репутации. Но кто думал, что Толтисса может выйти замуж за кого-то ниже короля? А впрочем, если бы она положила глаз на знаменитого художника или поэта, никто бы не удивился. Правда, здесь обычно браков не было, лишь узаконивание совместных детей. Ну а такой знаменитый Мастер — чем же он хуже? Разве что шрамом? Но это как шрам воина, лишь добавляющий ему прелести и чести.
