— И бледная кожа, — добавил Хлыст.
— А глаза? — спросил Бурнус.
— Ну черные. И что? — произнес Хлыст. — У нас в Горном баба жила. Вот у той глазищи были, похлеще этой. Муженек ее топором искромсал. Значит, не раб.
— Значит, не моруна, — отрезал Бурнус.
— Да разве ж баба лежит, как стелька, коль не по желанию? — прогнусавил прыщавый.
— И то верно, — согласился с ним Оса. — Девка ждет, а мы яйца парим.
— Ага, ждет, когда ты вдуешь, — вставил Бурнус. — Если уж проклинать, то наверняка.
Хлыст склонился над Маликой:
— Эй! Шалава! Рассуди нас с братками — ты моруна или нет?
Прыщавый почесал в паху:
— Так она тебе и скажет.
— Брехня все это, — обозлился Жердяй. — Нет морун! А если у вас кишка тонка, не мешайте. — За лодыжки оттащил Малику от стены. Навалился сверху. — Да что ж ты так трясешься? Неужто под мужиком не была?
Малика запрокинула голову. Мальчишка, глядя на нее, беззвучно шевелил губами.
— Вайс! Отвернись!
Жердяй заерзал, втискиваясь между ее ног:
— Дурочка... расслабься.
— Сынок! Отвернись! — взмолилась Малика.
Жердяй оттянул ворот ее платья, уткнулся носом в шею:
— А пахнешь-то как! — Лизнул. — Ах, ты ж, моя сладость. — Прижался щекой к ее груди. — А сердечко бьется... — Заскользил пятерней по ноге Малики, приподнимая подол платья. Выдохнул: — Ох, ты ж, Боже мой...
Скрипнула дверь.
— Я вспомнил! — прозвучал от порога голос пижона. — На спине моруны должны быть письмена.
— К черту письмена, — простонал Жердяй и надавил Малике на бедра.
— Жердяй! — промолвил Бурнус. — Давай посмотрим.
— К черту!
— Жердяй! — гаркнул Хлыст.
Взвыв, Жердяй сполз с Малики. Перекатил ее на живот. Рванул платье.
Она знала, почему ее мучители затаили дыхание. На ее спине не просто письмена. По телу бегут строчки, бледнеют, на их месте появляются новые фразы на разных языках и наречиях. Она не могла их прочесть и, тем более, запомнить, но чувствовала, как ежесекундно раздвигаются границы ее сознания, и понимание многих вещей возникает непостижимым образом из ниоткуда.
"Дьявол!" — "Что это?" — "Ведьма..." — "Ну ее на хрен!"
Жердяй перевернул Малику на спину:
— Ладно... Нельзя без согласия? Не будем. — Развязал Малике руки. Встал на колени, спустил штаны. — Возьми его. — Разжал ее пальцы. — Бери, говорю!
Вложил ей в ладонь горячую, липкую плоть.
— Ох-х-х, — надсадно пролетело под крышей лачуги.
Жердяй подергался взад-вперед:
— А теперь ротик открой.
Обхватил пятерней ее челюсть:
— Рот открой! — Попытался всунуть костяшки пальцев между стиснутыми зубами. — Открой рот, сука! — Заехал кулаком Малике в нос. — Ори, падла!
От следующего удара лопнули губы.
— Я ж тебе, сука, всю морду расквасю. Открой рот!
От очередного удара заложило уши и загасило свет.
И тут как ахнуло ботинком в бок. Малика скрутилась. Пинок в спину заставил выгнуться и открыть для удара живот. Каждая новая боль заглушала предыдущую. В глаза впивались искры — разве они не должны вылетать из глаз? И дышать можно только в себя — выдохнуть не получается. И вот накрыла единая, мощная, сокрушительная боль и потащила за собой в черный водоворот.
Хлыст стиснул Жердяю локоть:
— Хватит!
Жердяй нанес еще один удар, который с глухим звуком отскочил от тела девушки.
— Хватит, — произнес Хлыст.
Жердяй вытер лоб, посмотрел по сторонам:
— Где все?
— Ушли.
Жердяй схватил Малику за щиколотку:
— Теплая. А если мертвую моруну отхарить?
— Кто-то идет. Верхогляд уже два раза свистел.
— Вот дьявол! Остынет, — с досадой сказал Жердяй и постучал по телу окровавленным ботинком. — А с ней что делать?
— Пусть лежит. Потом выбросим.
Жердяй вытер руки о майку и вслед за Хлыстом выскочил из лачуги.
Вайс подполз к Малике. Прижался щекой к вогнанным в землю пальцам:
— Мама...
* * *
Анатан посмотрел на солнце. У него есть еще пара часов, чтобы пройти вдоль обрыва и вернуться к Ущелью Испытаний. К этому времени Крикс с ребятами уже выйдут из него, а там останется четыре часа, чтобы успеть до темноты вернуться в Рисковый. Если командир стражей не найдет Яра и Малику — куда кидаться? Провалов, расщелин и бездонных пещер в этих горах целое множество — всем народом Порубежья не обойти. Да... и куда могла деться машина?
Первым делом они с Криксом, конечно же, обыскали заброшенный прииск, решив, что сумасбродный инспектор надумал туда наведаться. А может, Яр совсем даже не сумасбродный, а что ни на есть несчастнейший из людей. Недаром ходят слухи про новоиспеченного правителя Адэра Карро — лишенного терпимости и упорно не желающего считаться с чужим мнением. Попробуй такому услужи.
Сегодня пришла очередь ущелья. Слишком часто оно промелькивало в разговорах, и самоуверенный иностранец мог рискнуть испытать себя. Но где же машина? В ущелье только один единственный узенький вход. До него пролегает достаточно ровное и широкое для проезда плоскогорье. Какой смысл прятать машину где-то в горах?
Анатан посмотрел с обрыва. Далеко внизу лениво перекатывались волны. Посмотрел вправо — бесконечные громады утесов. Слева из заоблачной дымки двумя вершинами пронзила небо гора Дара. Там резервация ветонов, и там, у подножия Дары, находится древняя столица Порубежья, в прошлом Грасс-дэ-мора, — Лайдара.
Он уже решил повернуть назад, как откуда-то потянуло дымком костра. Анатан принюхался, обслюнявил палец, чтобы безошибочно определить направление ветра, и, показав Даре спину, торопливо устремился вперед.
Пока шел, раз десять оглянулся. Внутри появилось чувство, будто он не один. Вдруг откуда-то сверху закричала чайка. Неожиданно взору открылся длинный межгорный провал с разбросанными огромными валунами. С одной стороны в отвесных каменных стенах раскрывали пасти пещеры, чернели узкие трещины, нависали скальные карнизы. С другой стороны более-менее покатый склон был усеян обломками скал. А по прямой вновь неприступный громадный монолит. У его подножия... Анатан напряг зрение... у подножия лачуги.
Вновь пахнуло костром, и над черным острым камнем появился легкий полупрозрачный дымок. Анатану бы тихонько уйти и чуть позже привести сюда Крикса с его ребятами, но он, ни на секунду не задумавшись, направился в сторону ветхих построек.
Возле огня сидели трое. Один из них, с седыми косматыми волосами и с кнутом за поясом залатанных штанов, поднялся навстречу Анатану.
— Анатан?
Анатан остановился. Изуродованная шрамами физиономия расплылась в улыбке.
— Анатан! Дружище! Не узнаешь?
— Асон?
Асон раскинул руки:
— Собственной рожей.
— Бог мой! Не верю!
Анатан стиснул друга в крепком объятии:
— Жив бродяга. Жив. — Схватил Асона за плечи, слегка отклонился. — Дай-ка, я на тебя посмотрю. Нет, иди-ка сюда. — И снова прижал друга к груди.
Когда шквал эмоций немного поутих, Анатан посмотрел на лысого мужика с прыщавой мордой, на парня в кепке и алом платке на шее, устремил взор на друга:
— Я не знал, что ты освободился.
— Я сам не знал, — серьезно ответил Асон и тут же рассмеялся. — Шучу.
— По амнистии?
— По ней самой.
— Давно?
— Чуть меньше года.
— Ай да Таша... и ни слова ж никому, ни полслова...
— Видел ее?
— Видел. И пацанов твоих видел. И дочку. На похоронах Лабичи.
— Да-а-а... — протянул Асон, потер уголок глаза изуродованным подагрой пальцем. — Не думал я, что братишка помрет раньше меня.
— Почему на похороны не пришел?
Асон метнул взор на приятелей:
— Мы здесь незаконно. В смысле незаконно добычей занимаемся. Горный хрусталь ищем, малахит. А что? Вышли с друганами на волю, посидели, покумекали. Кому мы, уголовники, нужны? У всех семьи, дети. Кормить как-то надо. Но ты — могила...
— Ты ж меня знаешь.
— Знаю. Потому и жалуюсь. Стоит мне только засветится в Горном, как на заработке можно крест поставить. А там и семья на полку зубы сложит.
— Понимаю.
— Вот и живу здесь с братками, глажу пузом пещеры. — Асон тяжело вздохнул. — Да что мы все обо мне и обо мне. Ты лучше о себе расскажи.
— За пять лет ничего не изменилось. Жена, детишки, работа, будь она неладная.
— Слышал, ты начальником прииска заделался.
— Заделался.
Анатан взглянул на клонившееся к горизонту солнце:
— Вот я балбес. Мне ж идти надо.
— А чего приходил?
— Своих людей ищу. Мужчину и девушку. Может, видели? Он высокий такой, с золотистыми волосами, хорошо одет. Она простолюдинка...
— Черноволосая, черноглазая, — перебил Асон. — Они были здесь.
Анатан вытер о штаны вспотевшие ладони:
— Были?
— Ну да. Искали ущелье Испытаний.
— Когда?
Асон, закатив глаза, задумался. Хлопнул себя по лбу:
— Дней пять назад. Точно! Сегодня пятый день.
Анатан закрутился на месте, озираясь по сторонам:
— И куда они пошли?
— А туда, откуда ты пришел.
Анатан протянул Асону руку:
— Ну, бывай, дружище. Дай Бог, еще свидимся.
Асон крепко сжал его ладонь:
— Только если я заявлюсь домой. — Притянул Анатана к себе, прошептал в лицо: — А сюда больше не приходи.
Анатан коротко кивнул. Побежал по межгорной долине. Но чем ближе придвигалось солнце, трущееся о край обрыва, тем тяжелее поднимались ноги. Анатан перешел на шаг, оглянулся. Костра не видно. Кругом блестящие в лучах вечернего светила валуны. Вокруг тихо и спокойно и только на душе кошки скребут. Разбередила встреча с другом? Конечно, встреча — а что же еще? И сердце... будто слезы льет.
Анатан медленно пошел между камнями. Неожиданно что-то ударило в спину. Он обернулся. На земле, возле ног лежал женский башмак. Озираясь, Анатан попятился к обрыву. За спиной прозвучал тихий шлепок. Анатан посмотрел через плечо — еще один башмак. Поднял. Обычный женский башмак, серый, стоптанный, в темных точечках и пятнах. Плюнул на носок, потер рукой, посмотрел на пальцы — кровь.
* * *
Хлыст, Пижон и Прыщ сидели возле костра.
— Ну, что там? — где-то сбоку проскрипел голос Осы.
— Подожди. Пусть отойдет подальше, — ответил Хлыст.
— Зря ты его отпустил, — прозвучал голос Жердяя.
Хлыст облокотился на колени, уставился на огонь. Сверху, со стороны вихрастого утеса, тоненько просвистели.
Через пару минут донеслось:
— Асон!
Хлыст вскочил. Между валунами увидел Анатана:
— Чего тебе?
— Иди сюда.
— Уходи, Анатан!
— Мы с тобой больше не увидимся, Асон. Хочу обнять тебя напоследок.
Хлыст посмотрел по сторонам, подтянул штаны, поправил кнут за поясом.
— Тронете его — убью, — вполголоса сказал он и потопал к Анатану.
От крепких объятий запершило в горле. Хлыст не помнил, чтобы его кто-то так обнимал — искренне, горячо. И это сипение в ухо было таким трогательным и в то же время по-мужски скупым.
Хлыст довольно хохотнул:
— Да ладно тебе, Анатан. Жмешься, как баба.
— Они у вас — я знаю, — прошептал Анатан, щекотнув губами щеку.
Хлыст съежился:
— О ком ты?
— Мужчина и девушка.
Хлыст изо всех сил постарался придать своему голосу крайнее возмущение:
— С чего ты взял?
— Ты обманул меня, Асон. Ты никогда раньше меня не обманывал.
Хлыст опустил руку на рукоятку кнута.
Анатан еще крепче прижал его к себе:
— В миле отсюда Крикс с ребятами. Помнишь Крикса?
Хлыст судорожно сглотнул. Еще бы он не помнил Крикса, этого ублюдка, засадившего его за решетку на долгие двадцать лет. И только чудом попав к брату в каменный котел, ему удалось прервать свой срок.
— Он знает, куда я пошел. Если я через час не вернусь, он заявится сюда. И не один.
— Я ничего не боюсь, Анатан. Мне уже нечего терять.
— Тебе — нечего. А твоей семье? Твоим детишкам?
— Почему-то пять лет назад об этом никто не подумал.
— Давай подумаем сейчас.
— Пустой разговор.
— Я заплачу за них.
— Я сказал...
Анатан стиснул Хлыста настолько крепко, что слова застряли в глотке.
— Я дам тебе двадцать сапфиров. Двадцать изумительных сапфиров. По сапфиру за каждый год, что ты получил. Целое состояние, которое ты не заработаешь даже за тысячу своих тюремных жизней.
— Зачем мне камни? — выдавил Хлыст.
— Продашь в Партикураме. Купишь дом. Заберешь семью. Выучишь сыновей. Удачно выдашь замуж дочку. И пролежишь остаток жизни писькой кверху в обнимку с Ташей. — Анатан отпустил Хлыста. Широко улыбаясь, похлопал его по плечу. — Думай, Асон. Думай быстрей. Еще немного и твои братки заподозрят неладное.
Хлыст, запрокинув голову, расхохотался. А в голове метались мысли — как обвести братву вокруг пальца. Делиться с ними желания не было. Значит, надо провернуть дельце так, чтобы комар носа не подточил.
Анатан протянул руку:
— Ну как знаешь...
Хлыст торопливо сжал его ладонь:
— На рассвете возле Великкамня. И никаких Криксов с ребятами. Ты один.
— Договорились.
— Если кинешь меня... я выживу, я живучий. Я убью твою жену.
Анатан вырвал свою руку. Вытер ее о рубаху. Молча развернулся и быстро пошел между валунами.
* * *
Адэр слышал неразборчивые разговоры и смех бандитов. Но жизнь лагеря, ни с того ни с сего забившая ключом после ухода Малики, не смогла выдернуть его из мрачных дум. Он размышлял над словами воина, которые не просто задели, они изувечили самолюбие так, что вряд ли удастся его воскресить.
Адэр прокручивал в уме фразы, вызывал из памяти образ ракшада. А может, воин прав? Но если согласиться с главарем ничтожной шайки, потеряется смысл всего пережитого, выстраданного.
Неожиданно перед внутренним взором встал собственный образ — с опущенной головой, с поникшими плечами и подавленным взглядом, — такой беспомощный, сломленный. В середке всё взбунтовалось — мысли, чувства.
Нет... Нет! Он еще увидится с ракшадом. Обязательно увидится! Не сегодня, не завтра, чуть позже, когда будет смотреть на мир сквозь лучи своей славы. И обессмертить свое имя ему поможет не Тезар, разбуженный и возвышенный не им. И не тезарский народ, слагающий о Могане песни. Он должен собственноручно выточить свое величие из ущербного камня под названием Порубежье. Он должен не просто поднять страну с колен, а заставить ее взлететь.
Сколько потребовалось отцу, чтобы стать Великим? Четырнадцать лет. Он должен сократить этот срок, как минимум, вдвое.
Должен... Не используемое в свою сторону слово вырисовывало цели, ставило задачи. Оно обратилось стимулом и возбудителем стремлений, удививших новизной и высотой.
Приход Жердяя вернул на землю. Долговязый выродок пристегнул Адэра к цепи и затолкал ему в рот влажную, окровавленную майку. Извиваясь, Адэр давился желчью и желудочным соком. Жердяй натянул цепь, вынудив вжаться грудью в колени и уткнуться лбом в пол. Вязкая жидкая масса забила нос.
Адэр задыхался. Гаснущим рассудком понимал — в лагере нежданный гость, — но видя перед глазами сверкающие спирали, уже не мог совладать со своим телом.
Когда изо рта вытащили кляп и окатили водой, долго кашлял и отплевывался. Еще какое-то время пытался вспомнить, что произошло. А потом о нем вновь забыли.
