— Хм, как-то это всё расходится с классовым учением. Про пассионарность, я понял, это хворост революций.
— В том то и дело Андрей Дмитриевич, что не только социальных, но и научно-технических революций. Именно они и двигают человечество вперед. Савонарола, Мартин Лютер, Джордано Бруно и многие им последовавшие. Именно они двигали прогресс и науку. Многие из них горели на кострах. Но именно они и есть хворост истории, но среди них присутствуют ещё созидатели и есть немало великих архитекторов. Однако, помимо них существуют и приземлённые вольные каменщики, коих в истории мы знаем как масонов. Эти и есть субпассионарии, ибо пекутся они о суетном — об обогащении, власти и мирской славе. Как бы многие не ругали революцию, но именно первая революция 1905-07 годов и вызвала рост пассионарной составляющей. Тридцатые, сороковые и пятидесятые годы ярко отмечены ей, но, к сожалению, многие пассионарии погибли во время войны, а их воспроизводство в наши застойные времена крайне затруднено. Вы же помните, как тогда работали на износ, лишь бы двигать вперёд науку и технику? И сколько было энтузиазма и целеустремлённости? Вот ответьте мне, что для вас является более интересным: работать над сложными проблемами физики, или приобретать всё новые побрякушки?
— Безусловно — первое, и даже странно слышать такой вопрос?
— Так в этом и заключён ответ, вам необходимы свершения, а вовсе не блага. И поймите правильно, никто не собирается их отбирать или уменьшать. Вас надо максимально освободить от прочих забот, для совершения открытий и творчества, чтобы вы смогли принести наибольшую пользу своему отечеству и всему миру. А вы тратите время и силы на препирания с этой субпассионарной сволочью, окопавшейся на разных уровнях власти. Пассионарий обречён на эти действия своей натурой, он не может быть равнодушен. Но поверьте мне, необходимо правильно ранжировать задачи. Мне самому отвратно барство и чванство номенклатуры, но чиновничество неистребимо. И всю историю человечества паразитирует на обществе, при всех видах общественного строя, кроме коммунизма. Там государство должно отмереть, хотя бы в части механизма принуждения. Людям, занятым творчеством, совсем неинтересна эта мелкая подковёрная грызня.
— Молодой человек, вы плохо знаете научные круги, и всю ту подковёрную борьбу, что разворачивается при совершении открытия и закреплении авторства на него.
— Согласен Андрей Дмитриевич, для меня это чуждо. Но это те самые родимые пятна прошлых формаций в нашем мировоззрении. Есть такие рудименты и в сознании наших учёных. А на сегодняшней стадии развития науки открытие неимоверно сложно совершить в одиночку, это плод работы больших научных коллективов. И без малейшего вклада всех работавших над ним оно могло бы не состояться. Вклад, конечно же, абсолютно разный, но это всё-таки коллективное творчество и каждый внёс в него свою лепту. А вот если все работавшие над открытием творцы, то и разбирать процентный вклад станет даже неинтересно. Творчество и свершение открытий для них является естественным процессом.
— Странный у вас взгляд на эти вещи, но возможно это связано с возрастом и отсутствием опыта работы в научном коллективе. Это какая-то утопия.
— Так коммунизм и начинался с утопических произведений, разве не так? Но обиходные действия не требуют авторского закрепления. Для чего нужно всемирное признание конкретному учёному? С одной стороны для того, чтобы к его мнению больше прислушивались, сиречь для приобретения авторитета. А с другой стороны для удовлетворения собственных комплексов. И второе очень мне не нравится, эдакие наполеоны от науки, или нарциссы, любящие себя в науке, а не науку в себе. Увы, но большинство учёных больны последним на данном этапе развития общества.
— Хм, интересный взгляд на проблему. Не скажу, что новый. Но заставляет задуматься, а может быть в этом что-то есть? Действительно, чего у меня больше? Удовлетворения от свершенного открытия и признания коллег, или же удовлетворенного самолюбия? Очень неплохо над этим задуматься. Свободен ли сам от этих пережитков?
— А вы уже ответили на этот вопрос, Андрей Дмитриевич. Сами знаете, что правильно сформулированный вопрос — это половина ответа на него. Те, кто любит себя в науке, о таком даже не задумаются, и будут готовы на любую низость для отстаивания своего приоритета. Вспомните гения Никола Теслу, и укравшего у него ряд открытий и патентов Томаса Эдисона.
— Вот, знаете ли, молодой человек, но у меня некая двойственность возникает, с одной стороны ваши рассуждения и кругозор, а с другой стороны ваш внешний вид.
— А что тут нового, всё давно сформулировано Козьмой Прутковым: «Если на клетке слона прочтёшь надпись «буйвол», не верь глазам своим». Так что не верьте своим глазам. Лучше следуйте внутренним ощущениям. И позволю дать вам совет, не воюйте с ветряными мельницами. Это рыцарственно и прекрасно, но, увы, бесполезно. Даже если предположим последующее изменение общественного строя, ответьте: неужели вы считаете, что те с кем вы боретесь, окажутся не у власти? Или что им на смену не придёт ещё большая мразь? «Революции готовят гении, делают романтики, а её плодами пользуются проходимцы». А вы в данной области — романтик, и плодами ваших действий пользуются проходимцы разных мастей. Не углубляйтесь вы в это грязное дело именуемое политикой, это не для нас. Мы должны двигать всё человечество вперёд, и, к сожалению, плодами наших трудов зачастую в первую очередь будут стремиться воспользоваться всякого рода мерзавцы. Это противно, но в политике учёные слепы, как кроты. Они не могут ясно видеть в том мутном болоте, и не приспособлены для жизни в нём. Потому-то их и будут пытаться использовать самые беспринципные. Хватит представлять великанов из ветряных мельниц, вас на них натравливают преднамеренно. И, поверьте, я ненавижу номенклатуру, куда более вас, но для управления государством она пока что необходима. Однако я делаю, и впредь буду делать всё от меня зависящее, чтобы изменить это положение дел, и убрать её из процесса управления государством.
— Так я тоже считаю, что прогресс необходим и неизбежен, его прекращение означало бы гибель цивилизации. И надо продолжать его не только в научной области но и в области социологической. Надо устранить существующую рознь, так как она может привести к полной гибели человечества. Надо искать взаимопонимание и общие черты двух систем и сближать их в единое общество будущего.
— Ловлю вас на слове. А теперь представьте себе завтрашний мир изобилия, где «на ответы — больше нет вопросов». Население проживает у теплой кормушки, не ставя перед собой великих целей, так как для их сплава в единое целое потребовался полный отказ от взаимоисключающих идеологий. Это в какой-то мере Олдос Хаксли и его «Дивный новый мир», где общество предельно статично. И опять же это общество из «Хищных вещей века» братьев Стругацких. Я уже рассказывал об этой повести, как примере точного научного прогноза будущего постиндустриального общества. В повести человек низведен «до уровня лабораторной крысы в известных опытах, испытывающей электронное наслаждение от вделанных в мозг электродов». В повести электроды даже не требуются — есть «слег», и человечество с радостью готово уйти из реального мира, в мир призрачный, где царит электронное наслаждение. И такому человечеству более не нужен прогресс. А еще есть и возможности встраивания в мозг нейросетей и имплантов, с помощью которых можно добиться того же электронного наслаждения. Есть ещё и опасность ухода личности в полностью виртуальные миры со вселенными, населённые созданными фантомами, тем не менее, весьма реальными в ощущениях. И это будущие угрозы, к которым надо готовиться уже сейчас, и человек-творец никогда не сбежит из реального в перечисленные призрачные миры.
— Мне трудно судить о перечисленных опасностях сейчас, всё требует детального осмысления. Наверно необходимо сперва ознакомиться с этой повестью, и только потом выносить суждение.
— Очень жаль, что вы раньше упустили возможность ознакомиться с творчеством этих писателей, пишущих преимущественно в жанре социальной фантастики, и очень часто раскрывающих многие современные тенденции в своеобразном зеркале реальности. Но ещё более злободневной на сей момент, является их «Обитаемый остров». Потрудитесь его прочесть, и обязательно. Именно за книги, написанные братьями во второй половине 60-х, был наложен запрет на печать их произведений в крупных центральных издательствах, а тираж «Сказки о тройке», напечатанный в одном журнале изъяли, а редактора наказали и уволили.
— Да. А я этого не знал. Я читал их «Страну багровых туч» и ещё несколько произведений, где они выступали пропагандистами светлого коммунистического будущего. «Полдень, XXIIвек» откровенно меня утомил, и я перестал далее читать произведения этих авторов. Мне оно сильно напомнило агитпроп.
Это не лучшее их произведение, и оно отражает этап, когда стране были присущи великие мечтания и свершения. Их экстраполяция прогнозировала такое будущее. Но сейчас идеологические установки поменялись, и просто превратились в догмы коммунистической веры, а я атеист в обоих смыслах. Я не верю догматам, я верую только в науку и доказательства. А вера в коммунизм, сродни вере в рай, но ведь обитать в нём могут одни лишь ангелы. А много ли вы таких сыщете на нашей грешной Земле? Сразу же, и отвечу на этот риторический вопрос, — их надо воспитывать с самых пелёнок, в соответствующем духе. Потому-то коммунистическое общество Ефремова отстоит от нас на несколько тысячелетий, а у Стругацких на два века. Может это и нескромно, но я стремлюсь жить в том коммунистическом будущем, и смею надеяться, что смогу исправиться и попытаться стать достойным его. Это скорее осознанная и познанная необходимость, альтернатива, описанная в «Хищных вещах века», мне отвратна.
— Да, молодой человек Вы тут наговорили на две ссылки и лагерь. Пятьдесят восьмая по вам так и плачет.
— Андрей Дмитриевич, вы зря меня недооцениваете. Я ещё даже не начинал говорить «страшные» вещи. Сейчас дойду до «Обитаемого острова», тогда уже точно будет она родимая, кстати, в книге перед опубликованием было проведено более 800 правок, но мы же все научены читать между строк.
— Мне уже итак кажется, что вы наговорили на три бочки арестантов.
— Вот зря в вас есть эдакое неверие в человеческие силы, то ли ещё будет. Ой-ёй-ёй. В «Обитаемом острове» всё человечество находится на том самом острове, куда попадает пришелец из будущего Земли. Он из светлого будущего мира, населённого полубогами, с соответствующими же способностями и знаниями. И вот он, как и «уважаемые, товарищи потомки, роется в нашем окаменевшем дерьме», ничего в наших потёмках не понимая, и не разбираясь. В книге, именно он и является олицетворением пассионарного начала, которое не могут понять и оценить большинство окружающих. Есть на необитаемом острове башни противобаллистической защиты, на самом деле являющиеся инструментом идеологической накачки и оболванивания большинства населения. И есть активная часть населения — «выродки», испытывающие сильные муки в моменты идеологической накачки, при работе башен ПБЗ. Но именно из этой среды мыслящих, и происходит правящая клика — «неизвестные отцы» с их подручными, а также подполье, борющееся с существующей системой. Однако, большинство лидеров подполья желают сохранить, те же башни ПБЗ, только лишь изменив идеологические установки для населения. Аналогии с нашей оппозицией весьма прозрачны. Существует ещё небольшая часть подполья, которая понимает, что надо бороться не только с «неизвестными отцами», но и с подобными им вождистами из подполья. Эта часть не жаждет личной власти, они боролись за свои идеалы ещё задолго до прихода «неизвестных отцов» и появления башен ПБЗ. Этих последних тоже можно причислить к пассионариям. Нашего парня Мак Сима, окончательно запутавшегося от окружающей его лжи, вначале использует система, когда он, не разобравшись, а только прельстившись провозглашенными лозунгами, поступает в гвардию. И только позднее, увидев всю лживость провозглашенных задач, решает уйти из гвардии. Но его наивного и доверчивого расстреливает представитель системы. Однако, Мак Сим полубог и он естественно воскресает. И затем прибивается к подполью, где его таланты полубога цинично используют уже лидеры подполья. Осознав, неверность их курса Мак Сим пытается найти третью силу, для борьбы с «неизвестными отцами» и в первую очередь с центром системы башен ПБЗ. Терпит в этом фиаско, так как ни одна из местных сил не подходит на эту роль. Опять, оказывается в подполье и продвигается к власти, но уже сам, выбирая себе задачи и цели. И тогда он снова попадает в поле зрения Умника — одного из «неизвестных отцов», ещё раньше осознавшего, что Мак Сим, сам по себе, является огромной силой, и бросившего на его розыски все доступные ему ресурсы. Умник, хитрый аки змий, прельщает наивного юношу и использует для свержения всех прочих «неизвестных отцов», чтобы стать при нём «серым кардиналом». И только в самом конце книги, наломав кучу дров, и стремясь убить Странника, сильно мешающего им, по словам того же Умника. Он, наконец-то, сталкивается с другим землянином, оказавшимся наблюдателем от земной комиссии по контактам. И уж извините, но вы уважаемый Андрей Дмитриевич, сильно смахиваете на того самого Максима Камеррера. Внимательно вчитайтесь в слова Странника и задумайтесь, всё ли вы учитываете в своём стремлении к общему благу? А низкие цели всех встреченных кукловодов, а «ломку» у населения от идеологического голода, а готовящееся нападение со стороны Островной Империи, а надвигающийся крах экономики? И далее, далее, далее. Вот вчитайтесь внимательно, осмыслите, и не будьте тем самым Мак Симом, не позволяйте собой манипулировать, ни представителям власти, ни лидерам подполья. Не выстилайте благими намерениями, дорогу в ад. Сердечно вас об этом прошу.
Эх, прекраснодушные идеалисты, знали бы вы, куда толкаете страну. Я-то прошел многие из этих кругов ада, и обладаю таким послезнанием, что открывать его прекраснодушным «юношам бледным, со взором горящим», то же самое, что дать ребёнку спички.
— Да, молодой человек, впору бы и обидеться на вас и ваши слова, но я уже не молод и некоторую толику разума накопил. Обязательно прочту и обдумаю. Вы тут дали такой литературный и социальный анализ книги, что трудно с таким не согласиться.
— Андрей Дмитриевич, а я не только о вас лично говорил, а в целом о судьбах нашей научной интеллигенции. Она замечательно разбирается в научных проблемах, но мало смыслит в житейских. Вот её и «пользуют» всякие мерзавцы, уж извините за некую грубость сравнения.
— Как бы то ни было, возможно, что я соглашусь с вашим анализом, а может и нет. Но важнейшим остается вопрос: что вы предлагаете делать и какие шаги предпринимать? Некоторые цели я понял, но мне необходимо тщательно осмыслить эти предложения. Однако, просто отойти от борьбы и не подымать голос протеста, для меня это трудное решение. Нужна твердая уверенность в реальности предложенных мер.
