Похожие соображения по прочности и скорости обменных процессов применимы к многоуровневой сухопутной растительности, занимающей до километра сверху вниз (Алан Дин Фостер "Между-мир"), ползающим по побережью в симбиозе с животными формами живым квазирастительным "коврам" толщиной до 800 метров (Джеймс Уайт "Большая операция"). Или к такой же высоты мюирам, рядовым деревьям Рощи Богов (Дэн Симмонс "Падение Гипериона"), тысячелетнему полумильному дереву, символу и защитнику клана (серия "Лиад" Шарон Ли и Стива Миллера), к высоченным деревьям-поселкам высотой во многие сотни метров (Роберт Янг "Срубить дерево"). Основное отличие в том, что на суше растения должны выдерживать воздействие ветра, дождя или снега, но не волн, и предельная высота отсчитывается в этом случае от грунта, а не от поверхности океана. Венерианские деревья (Альфред Ван Вогт "Мир Нуль-А") невозможны как по своей высоте (900 метров), так и по условиям на поверхности Венеры, исключающим существование привычных нам растений и неизвестным автору на момент написания романа. Трехкилометровый Древодом не слишком поражает своей высотой, зато является единственным растением на немалой планете, покрывая три континента, два океана, пять морей и тысячи островов, регулируя погоду, сдерживая цунами, усмиряя вулканы, поворачивая вспять ледники, добывая минералы, орошая пустыни, сглаживая горы. Он же предоставляет возможности для существования бессчетного множества живых существ (Иэн Бэнкс "По ту сторону тьмы"). Не просто растение, а целая живая терраформирующая система. Хотя Джек Шарки справедливо подчеркивает в рассказе "Вопрос протокола", что подобная система была бы биологически неустойчивой. Что тогда говорить о "стреляющих" симбиотических мегадеревьях, оцениваемых по высоте в 6,5-8 км (Клиффорд Симак "Роковая кукла")! До пяти километров в высоту занимает также сплошная многоярусная растительность планеты Траванкор (Чарлз Шеффилд "Объединенные разумом"), но в этом случае автор оговаривает меньшую силу тяжести на ее поверхности, немного поднимающую предельную высоту, хотя, конечно, не до такой величины. Но Мировое Древо с диаметром ствола восемьдесят километров, выходящее верхушкой в верхние слои атмосферы, все равно глядит на всех них свысока (Дэн Симмонс "Эндимион"). Автор, конечно, тот еще фантазер. И как он не приспособил это Древо под космический лифт?
В открытом космосе вдали от крупных небесных тел исчезают связанные с гравитацией ограничения. Поэтому они не действуют в случаях свободно летающих вымышленных супердеревьев длиной в десятки километров, якобы развившихся естественным путем (Ларри Нивен "Интегральные деревья", "Дымовое кольцо") или выведенных искусственно (Майкл Суэнвик "Вакуумные цветы"). Следующий масштаб — орбитальный лес, биологическое кольцо или сфера вокруг звезды, способное приютить неисчислимые толпы людей и других разумных существ (Дэн Симмонс "Восход Эндимиона"). Тем не менее скорости капиллярных и осмотических процессов должны оставаться для них примерно теми же самыми, они определяются в основном физико-химическими свойствами жидкостей и растворов. Это заставляет усомниться в возможности существования подобных растений, для роста и существования которых потребовались бы намного более высокие скорости обмена водными растворами.
С перечисленными биофизическими ограничениями слишком расходится описание параллельного мира на расстоянии одиннадцати световых лет с условиями, аналогичными земным. Там существуют люди, животные, птицы и растения привычных для нас пропорций, но все в десять и более раз крупнее (Мюррей Лейнстер "Земля гигантов"). Сам автор прекрасно понимает это, когда пишет, что встреченный в этом мире человек, по меньшей мере, вдесятеро выше пилота затянутого в этот мир суборбитального земного космоплана. Значит, его мышцы, как минимум, вдесятеро толще и во столько же раз длиннее, что дает тысячекратное превосходство в силе. Такой человек не "смог бы ни ходить, ни стоять". Подобная возможность рассматривается просто как чисто умозрительная, без какого-либо разумного объяснения, хотя в том же романе говорится, что высота зданий в ином мире ограничивается прочностью дерева и стали, используемых в качестве строительных материалов. По той же причине самолеты в этом мире не строятся. Тем не менее, растущие там деревья во столько же раз выше земных! То есть для неживых предметов прочностные ограничения действуют, а для живых организмов, даже того же происхождения, — почему-то нет. Вот такая совсем уж выборочно-противоречивая фантастика.
Масштабирование в противоположном направлении встречается гораздо реже, хотя этот прием использовал еще Джонатан Свифт в тех же "Путешествиях Гулливера". В написанном по киносценарию романе Айзека Азимова "Фантастическое путешествие" нейрохирург и медсестра в составе экипажа уменьшенной в миллион раз миниподводной лодки проходят с приключениями по кровеносной системе пациента до угрожающего его здоровью тромба в мозгу и разрушают его, выбираясь затем обратно. В основе сюжета лежит гипотетическая возможность уменьшения размеров всех атомов объекта. Размеры атомов определяются главным образом силами фундаментальных взаимодействий и их балансом. Уменьшение атомных масштабов означало бы настолько существенное изменение интенсивностей этих сил и их соотношений, что привычный мир, возможно, не смог бы существовать или, по меньшей мере, выглядел бы совсем по-другому. По той же причине невероятно уменьшение людей до размеров области, занимаемой электроном (Ромен Фредерик Старлз "Микро-Вселенная").
ЧЛЕНИСТОНОГИЕ ПОД ЛУПОЙ
Фантасты давно допускают существование в космосе иных разумных цивилизаций, а многие из них соглашаются с возможной разумностью негуманоидных рас, в том числе происходящих от членистоногих или похожих на них существ. Из опыта человеческой эволюции следует, что "разумные существа не могут быть очень маленькими, существует предельный минимальный размер мозга" (Артур Кларк "Космическая Одиссея 2001"). Вряд ли удастся сохранить человеческий разум в обитающих в воде существах размером с простейших (Джеймс Блиш "Поверхностное натяжение") или достичь похожей разумности в объединенном сознании подобных мельчайших организмов (Айзек Азимов "Немезида"). Поэтому для вымышленных мыслящих членистоногих приходится предполагать слишком большие размеры. Возможно ли это? Типичный пример и, наверное, один из наиболее подробных, — инсектоидные транксы в цикле произведений Алана Дина Фостера о челанксийском содружестве. Выпишем приведенные автором основные сведения о них.
Транксы несколько меньше людей, в среднем полтора метра в длину для самцов. Их тело обладает двусторонней симметрией. Туловище тройное, состоит из удлиненного брюшка и двойной груди, сверху располагается двудольная голова, спереди напоминающая очертаниями стилизованное человеческое сердце. На спине брюшка имеются две пары зачехленных рудиментарных крыльев. Транксы — прямоходящие существа, при ходьбе держат вертикально грудь и голову, ходят на четырех нижних конечностях, крепящихся к горизонтально располагаемому брюшку. Похоже на кентавров. Верхних конечностей четыре, самая верхняя пара крепится к верхней груди (головогруди), она короче остальных и служит руками. Отходящие от нижней груди средние конечности обычно используются как дополнительные руки, но при необходимости могут действовать как ноги, в этом случае транкс достаточно быстро передвигается в горизонтальном положении, подобно своим далеким предкам. Все конечности тонкие и суставчатые, могут использоваться при чистке тела, их сочленения уязвимы к сильным ударам. Наружный покров состоит из хитина и служит жестким и прочным внешним скелетом. Цвет хитина — голубой для самцов и аквамариновый для самок, с возрастом он темнеет. Подростковый покров сбрасывается при переходе к взрослому состоянию. В обычных условиях транксы не нуждаются в одежде, но могут носить на теле сумки для мелких вещей, украшения и инкрустации. Обладают отличной плавучестью в воде. Дышат они воздухом через восемь спикул, их система кровообращения — открытая, "кровь" красновато-зеленая. При переломе конечности транкс может истечь "кровью", но на поврежденных сочленениях она коагулирует.
Основные органы чувств располагаются на голове — два больших фасеточных глаза и пара чувствительных перистых антенн. Ночное зрение транксов лучше, чем у людей, из-за давнего приспособления к жизни в подземных ульях. На голове спереди есть четырехстворчатый рот со жвалами для размельчения принимаемой пищи. Транксы могут питаться многими продуктами человеческой кухни, хотя их вкусовые пристрастия отличаются от людских. Имеется орган речи с голосовыми связками, речь включает щелчки, посвистывание и шипение. Низкий транксийский язык прост и даже примитивен, высокий транксийский используется в качестве литературного, изысканного и научного, однако оба отличаются от человеческих языков четкой логикой. Смех обозначается особым свистом, дополняемым щелчками жвал при эквиваленте хохота. Другие щелчки соответствуют приветствию, иронии, раздражению, презрению. Согласие может подтверждаться кивком головы, перенятым у людей. При дружеском, любовном или торжественном приветствии транксы переплетают антенны. Для общения между ними и людьми обычно используется симворечь — смесь общеземного языка и доступных для человека звуков транксийского. Транксы способны быстро осваивать человеческий язык и говорить на нем, хотя земная речь кажется им ужасно нелогичной и противоречивой.
У транксов два пола, самки имеют яйцеклады и откладывают яйца. Между самцами и самками заключаются браки, хотя существуют внебрачные отношения. При заключении брака одна пара чехлов для крыльев вскрывается и крылья удаляются. Потомство транксов всегда кратно двум, выводится из яиц, в своем развитии проходит фазы личинки и куколки. Транксы произошли от общественных насекомообразных, поэтому возводят свое родство к общему улью. У их предков царицей улья была откладывающая яйца матка. Полное имя транкса — всегда составное, первый слог в нем обозначает собственно имя, второй — наименование семейства, третий — клана, и четвертый — улья.
Транксы не уступают человеку разумом, более того, они вышли в космос даже раньше людей. Совместно с людьми официально образуют равноправное содружество, во многом напоминающее общую цивилизацию, в которой люди и инсектоиды взаимно дополняют друг друга. Как и люди, транксы живут на множестве планет с похожей на земную атмосферой, в том числе на человеческих, но им больше нравится жаркий влажный климат. Поэтому, например, на Земле они создали населенные колонии в тропических экваториальных областях, взамен отдав людям прохладное и сухое возвышенное плоскогорье на своей главной планете. Их здания преимущественно строятся под землей. Транксы более спокойны и менее эмоциональны, чем люди, отличаются способностью быстро решать логические задачи и принимать решения в сложных ситуациях.
А теперь постараемся разобраться, что здесь не так. Многие взрослые земные насекомые, подобно некоторым другим семействам живых существ, носят прочный наружный покров, к которому изнутри крепятся мышцы и внутренние органы. Он обеспечивает превосходную защиту внутренностей и самого насекомого от повреждений и врагов. В то же время внешний скелет имеет серьезные недостатки. Первый из них — проблема роста, так как сплошной жесткий панцирь, единожды сформировавшись, не дает его носителю возможности увеличиться в размерах. Черепахи, например, решили эту проблему за счет сложной структуры панциря, включающего в себя зоны непрерывного роста, но менее продвинутые семейства живого мира не дошли до такого изобретения и вынуждены обходиться меньшим. Медленный рост подобных покровов, как и ежегодная линька других видов, не годятся для большинства инсектоидов с их относительно короткой жизнью. Кроме того, панцири с зонами роста строятся не так уж легко, и им нельзя придать все те разнообразные формы, которые можно наблюдать у насекомых. Все это значит, что их рождающемуся без панциря потомству необходимо как-то дожить до обладания собственной наружной защитой. Различные виды приспособились по-разному. При одном из способов почти весь рост переносится на стадию выводящейся из яйца незащищенной личинки, которая только и делает, что питается и растет. Достигнув определенной величины, личинка перестает есть, впадает в неподвижность и становится куколкой. На этой стадии из личинки и накопленных внутри нее запасов формируется взрослое насекомое с панцирем, которое через какое-то время выбирается из оболочки наружу. Его предназначение — не вырасти дальше, а, пользуясь своей защитой, дать жизнь следующему поколению, спарившись с представителем другого пола и отложив множество мелких яиц (если это самка). Большие потери яиц, личинок и куколок от хищников и других причин компенсируются многочисленностью потомства каждой пары взрослых насекомых. Их максимальный размер зависит от скорости переработки личинками корма и длительности стадии их развития. Последний обычно заметно короче минимальной из двух величин: общего среднего времени жизни насекомого и протяженности благоприятного для выведения сезона, чтобы не прерывался цикл воспроизводства в нормальных условиях.
Несколько иной способ использует ряд общественных насекомых, образ жизни которых связан с определенной специализацией различных членов общества. В их отдельной большой "семье" яйца может откладывать одна самка-матка, которая спаривается, допустим, раз в жизни с одним или несколькими из малого числа самцов-трутней. Эта матка почти не двигается и не добывает себе еду, а кормится подношениями составляющих большинство населения, не закончивших свое развитие рабочих особей, и по своему размеру, как правило, намного крупнее их. Выводящиеся личинки питаются кормом, добываемым не самостоятельно, а теми же рабочими, которые заодно защищают общественное гнездо, матку и потомство. Потери последнего здесь гораздо меньше, поэтому часто вполне достаточно одной матки на гнездо, а откладываемые ею яйца могут быть относительно крупными. У таких насекомых рост набирается как за счет яйца, так и за счет личинки, но максимальный размер ограничен теми же причинами. Взрослые общественные насекомые почти не растут, точно так же, как прочие, и они тоже мало похожи на своих озабоченных лишь едой личинок.
Происхождение транксов от общественных насекомообразных с единственной маткой-царицей улья не увязывается автором с примерно равной численностью их полов, отсутствием рабочих особей, меньшими размерами самок и малым размером откладываемых яиц. Дело в том, что откладывание яиц только одной маткой в улье (гнезде) или в равной мере всеми самками, составляющими примерно половину популяции, соответствует двум эволюционно сложившимся крайним типам воспроизводства насекомых. Переход от одного к другому, если и возможен, то лишь при наличии серьезных внешних причин, за большой срок и через множество промежуточных ступенек. К тому же при достижении транксами разумности их эволюционное развитие должно не поворачивать вспять, а останавливаться, по аналогии с человечеством. "Первобытный человек эволюционировал очень быстро, потому что он жил в суровой, непрерывно меняющейся обстановке. Но как только человек научился по собственному желанию изменять свою среду, он, естественно, перестал эволюционировать" (Айзек Азимов "Конец Вечности").