Один человек и один город

— И не просто лица...

В ее взгляде не было узнавания. Как и у всех остальных. Но в отличие от сенаторской угрозы, маминой мольбы и рассеянности священника, Магдалина смотрела на меня с интересом. Первой из моих 'старых знакомых'.

Что она видела? Да кто ж ее знает. Правда, можно было заподозрить сеньориту в близорукости: зачем иначе так близко подходить, почти утыкаться мне в грудь?

— Здесь жарко, правда?

Узкая ладонь скользнула по коже. Против течения ручейка пота.

— В доме есть полотенца. Их можно намочить и...

Все та же Магдалина, каждую черточку которой я знаю наизусть. И совсем другая. Инициативная. Целеустремленная. Женщина, предпочитающая не принимать, а отдавать.

— Это не займет много времени.

Очень надеюсь. С одной стороны, иногда приятно и чуточку помедлить, но с другой...

Привычка? Режим, выработанный многими месяцами? Отчаянное желание еще раз ощутить невероятность произошедшего? Да какая разница?!

Она все поняла раньше меня, и поход в дом был отложен. До лучших времен.

* * *

Было горячо. Было быстро. Как мне казалось. Но напарник выразительно стучал по запястью, когда я возвращался. И корчил грозные рожи.

— Я не буду за тебя отдуваться, даже не думай!

— Так мог бы вмешаться. Поторопить, скажем.

Надо же, такое невинное предложение, а глаза выразительно закатываются под потолок:

— Вмешаться? Да это ж почище богохульства будет!

О как. Отчетливо повеяло Хэнком с его безмерным уважением к прекрасной половине человечества. Правда, тут скорее имеется в виду уважение совсем другого рода. Как говорится, не желай другому того, чего себе бы не пожелал. Особенно в отдельные моменты жизни.

— Извини, оно само собой... получилось. Я не собирался отлынивать от работы.

— И еще как получилось!

Теперь смотрим мечтательно? Хорошо, что не на меня, а в пространство.

— А ты скорый парень. Из наших еще никто так далеко не забирался.

Из 'наших'? А, понятно. Из мусорщиков. Но значит, попытки были?

— Надо-то было всего ничего, оголиться... Эх, если б раньше знать!

Или я после милой шалости с Магдалиной плохо соображаю, или... Он имеет в виду, что сеньорита Байас флиртует с теми, кто приезжает забирать ее мусор? Бред какой-то!

— Погоди. Повтори еще раз.

— Что повторять? Я ж не попугай.

— Эта красотка заглядывается на... На уличных рабочих?

— А на кого ей тут смотреть, кроме нас? Ты округу хорошо видишь? Здесь все что-то прячут друг от друга. Или прячутся.

С точки зрения логики, возможно, так оно и есть. Но разве человеческие душа и тело живут согласно научным рекомендациям?

— Я не о том. Ты не понял. Женщина, с которой... Она знаешь, чем занимается днем?

— А то не знаю! Ублажает богатеев. И вообще любого, кто заплатит нужную цену.

— Вот! Во-первых, услуги не бесплатны. Во-вторых... Представляешь, с какими людьми она встречается?

Коротышка презрительно фыркнул, не снисходя до ответа.

— Они не просто богаты. Они еще и красивы. А сеньориту почему-то тянет к...

Стоп. Может, причина именно в этом? Насмотревшись за день на красоту, начинаешь искать уродство? Для остроты ощущений?

— Эх, ты... — меня снисходительно хлопнули по плечу. — Это ж проще простого!

— Ты о чем?

— Ни одна женщина не сможет устоять перед мужчиной в форме. Самая верная истина!

Военные-то тут причем? Или он имеет в виду униформу? Да, точно. Но тогда...

— Значит, каприз?

— Чего-чего?

Неудачно подобрал слово? Конечно. Лексикон у мусорщиков явно примитивнее, чем у университетских профессоров. Зато никто не прикрывается красивыми словами: с тобой либо будут разговаривать прямо, либо промолчат.

— Заводит ее это. Форма.

— Ага.

— И не только ее, да?

Парень слегка замялся.

— Всякие есть...

Впрочем, парой секунд спустя градус недоброжелательности вернулся на прежнюю отметку:

— Я других не покажу. И не мечтай! А то часу на маршруте не прошло, а он уже самую сладкую конфетку украл!

Карта города, которую коротышка вытащил из бардачка, была истыкана маркерами. Красным, зеленым и синим. Разноцветные точки выстраивались друг за другом причудливо изломанными линиями и, видимо, как раз описывали наш 'маршрут'. Только точки. Ни цифр, ни букв.

— Вот сюда пока заворачивать не будем... — бурчал напарник, изучая карту. — Надо переждать, а то... Лучше с этого края начать.

Со стороны он напоминал стратега, размышляющего над планом грядущей битвы. С той лишь разницей, что был кровно заинтересован в исходе каждого 'боевого' эпизода.

— Все, сообразил, как и что. Задержимся чуток: может, обед придется пропустить.

Это печально. Хотя, учитывая нос, забитый запахами гнилых цветов, о еде жалеть рано. Все равно не почувствую ни удовольствия, ни насыщения. И второе, пожалуй, важнее.

— А все по твоей милости!

Ну да. Виноват. Признаю.

На электрическом ходу машина двигалась с места плавно, без дрожи и раскачивания, но надолго аккумуляторов не хватало: едва удавалось выскочить на широкую улицу, коротышка переключал режимы, и по кабине начинали плыть ароматы жареного. Кстати, куда более приятные, чем все остальное, понюханное мной с начала рабочей смены.

У некоторых домов мне даже не позволили выйти из машины. Должно быть, тамошние хозяйки имели ту же слабость, что и сеньорита Байас. Правда, в отличие от меня коротышке не везло: окна и двери оставались безмолвными и безжизненными.

Магдалина, Магдалина... Так вот какой секрет ты хранила за чопорным выражением лица и выверенными до мелочей манерами? Высокомерная с сильными мира сего и послушно-податливая в руках последнего, хм, бродяги? Забавно. Это знание может пригодиться. Могло бы. А впрочем, лучше не вытаскивать его на свет божий. Предупреждать кого-то о проделках сеньориты? Вот еще! Франсиско Ллузи никто и слушать не будет. А Франсуа Дюпон побрезгует говорить с вами. Предпочтет тихо посмеиваться, глядя на то, как требовательные к чистоте всего и вся клиенты переступают порог 'Каса Магдалина'.

С картой коротышка сверялся довольно часто. Бормоча что-то о количестве поворотов и прочих ориентирах на местности, тогда как достаточно было взглянуть на табличку с названием улицы и...

— Ты не умеешь читать?

Он сделал вид, что вопрос предназначался кому-то другому.

— Не учился в школе?

— Тебе-то что?

Да ничего. Но за рулем-то не я нахожусь.

— Как тогда разбираешься в приборах?

— А чего в них разбираться? И так все понятно! По цветам видно.

Угу. По цветам. Панели с красочными секторами, обозначающими подготовительные, рабочие и опасные зоны. В принципе, наглядно. Только цифры и буквы... Они как-то надежнее.

— Нечего тут читать.

Пожалуй. На электромагнитных моделях управление и вовсе почти интуитивное. И все-таки, это означает, что...

— А тебе не предлагали на курсы пойти? Мне вон сразу предложили. Сеньора Долорес.

Коротышка хмыкнул:

— Да уж понятно, что ты у нее в любимчиках.

— А я собираюсь пойти.

— Да и на здоровье!

— А ты не хочешь?

На меня посмотрели с хитрым прищуром.

— В друзья набиваешься?

Чтобы подобраться к твоим охотничьим угодьям, конечно же. Ага. Сплю и вижу.

— Думай, что хочешь. Только уметь читать и писать все-таки неплохо.

Он отвернулся. Уставился на дорогу. Но молчал недолго.

— Читать, писать... Негде мне это делать. И незачем. Кому надо, пусть те в своих закорючках и копаются! Я с машиной так разберусь. По картинкам.

— А деньги?

— Что деньги?

— Вдруг с жалованьем обманут?

— А не надо обманываться, вот и все. Ты когда в контору приходишь, тебе сразу говорят, сколько заплатят. Согласен — остаешься. Мало — идешь дальше.

До новой конторы, пока не услышишь сумму, которая покажется достаточной? Разумно. И если ты хороший работник, долго ходить не придется. А может, и вовсе проведешь на одном месте всю жизнь. Как Консуэла, например. Вот ее сын, Карлито, явно попытается забраться на ступеньку повыше. Всеми правдами и неправдами. В моем присутствии это, правда, у него бы черта с два получилось! Но теперь за пронырами в сенаторском доме приглядывать некому.

— А читать научишься, еще прочтешь что-нибудь... И никто не поверит, что будешь молчать.

Это точно. Однако, напарник-то у меня соображает хорошо. Надо будет иметь в виду. Первое впечатление снова ввело в заблуждение.

— Так что с курсами сам смотри. Я тут не советчик.

И посмотрю. Интересно узнать, что за штука. В отчетах муниципалитета статья расходов на образование всегда находилась где-то посередине, а значит, либо услуги учителей пользовались спросом, либо...

И почему меня это волнует? По инерции. Необходимость быть осведомленным. Привычка обо всем иметь представление, достаточное для принятие решения. Я ее специально вырабатывал, готовясь к... К тому, что не случилось. Что ж, зато теперь есть шанс лично поучаствовать в городских социальных программах. На собственном опыте все изучить. На собственной шкуре прочувствовать.

— Эй, ты куда?

Карта, разложенная поверх приборной панели, указывала, что на маршруте оставалась еще одна точка, но машина почему-то свернула в сторону. На последнем перекрестке перед конечным остановочным пунктом.

— В объезд, что ли?

Ни слова в ответ. Только напряженные пальцы крепче вцепились за руль.

— Разве мы не должны там забирать мусор?

Заострившийся профиль. Закушенная губа.

— Да остановись уже!

Может, грамотность и не самая нужная вещь для жизни, но когда читаешь что-то полустертое, вроде 'контур аварийного торможения', сразу понимаешь, зачем нужен этот рычаг.

— Ты руки в моей машине не распускай!

Большую скорость мусоровоз развить не успел, поэтому шишек мы не набили. А лезть в драку коротышка поостерегся. Пусть и очень хотел.

— А что это у тебя язык вдруг отсох? Я же спросил. Просто спросил.

Он хлопнул ладонями по рулю:

— Молчу? Значит, так и надо!

У каждого свои тайны, это понятно. И возможно, такие, которые стоит защищать. Но если положено что-то делать, нужно делать. Иначе все полетит к чертям. Сначала каждый гражданин закроет глаза на какую-нибудь мелочь, а потом государство рассыплется, как карточный домик. И заново законы придется насаждать не проникновенным словом, а огнем и мечом. Коротышке не понять: в школу не ходил, лекции по новейшей истории не слушал. А вот меня рассказы о последнем крахе общественно-политической системы весьма впечатлили.

Многие знания, многие печали, да. Особенно для тебя самого.

— Можешь объяснить спокойно? Без надрыва?

Очередной взмах руками. Будем считать это приглашением к разговору.

— На карте отмечена еще одна остановка, верно?

Кивок. Недовольный.

— А почему мы туда не едем?

Молчание.

— Повздорил с жильцами?

— Не твое дело.

Не хочет там показываться? Ладно. Но я-то ни с кем не воюю.

— Хорошо, сам схожу.

— А ты хоть знаешь, куда?

Ого. Не ответил — выплюнул.

— Дом точно найду. А раз он отмечен на нашем маршруте...

— Я ее просил. Просил же! Не один раз. Много.

Ее? Начальницу, то есть?

— О чем?

— Она нарочно все это затеяла... Надо было держать язык за зубами. Крепко держать. И тогда ни одна гнида бы...

А с самим собой он общается искреннее. Душевнее. Внимательнее и терпеливее.

— Не подашь назад? Хотя бы до поворота?

Коротышка чертыхнулся, сплюнул очередной шмоток своей жвачки прямо на мостовую и тронул машину с места. К перекрестку. Чтобы остановить ровнехонько на углу. До дома, отмеченного на карте, оставалось пройти несколько десятков футов.

— Ну, жди тут. Я быстро.

— Не зарекайся.

Откуда такой скептицизм? Всего-то и нужно, что подойти, забрать мешок из короба и вернуться обратно. Женского общества мне сегодня уже хватило.

Двор, приближения к которому так упрямо избегал мой напарник, ничем не отличался от всех предыдущих. Отличались его соседи. Домовладения вокруг: их заборы были куда выше, чем я успел привыкнуть. Даже выше головы. И совершенно глухие. Где-то за счет пальмовых циновок, где-то благодаря густой растительности. Кто-то хотел от кого-то отгородиться? Похоже. Но зато тому, от кого отстранялись, удалось здорово сэкономить на ограде.

Короб нашелся там, где положено, только оказался пустым. Абсолютно. Я бы понял, выудив на свет божий незаполненный мешок, но его не было. Никакого намека на бумажную тару ни внутри, ни снаружи. Странно. Здесь не мусорят? Может, и вовсе никто не живет?

Последний вопрос не прозвучал вслух, но ответ раздался.

— Семь ударов ножа, семь касаний стали. Алой кровью сочатся из тела печали.

Густой голос. Некрасивый, но звучный. Женский.

— Семь ударов кинжала, семь узких ран. За порой наслаждений ждет боли пора.

Тихий ритм барабана, оттеняющий каждое слово. И шлепают по натянутой коже ладонью. Мягко. Любовно. Почти гладят.

— Семь отказов, семь шрамов пятнают меня. Семь вулканов исполнено страстью огня.

Я бы постучал в дверь, но дверей здесь не было. Полоски ткани, чуть подрагивающие на ночном сквозняке. Белые, как штукатурка стен.

— Есть кто дома?

Пение оборвалось вместе со вздохами барабана. Кануло в мертвую тишину. А потом белизна дверной занавеси разорвалась, пропуская...

Она была черной. Женщина. Та, что пела. Обитательница дома. В Санта-Озе довольно много жителей, в жилах которых течет кровь африканских предков. Правда, эта красная жидкость давным-давно и благополучно смешивается с другой, превращая эбеновое дерево в насыщенный загар. Но родители певуньи, вышедшей мне навстречу, очень бережно хранили черноту... э, чистоту породы.

— Прошу прощения за беспокойство, сеньора.

Она не шелохнулась, изучая меня взглядом. Ни одна складочка белоснежного одеяния не дрогнула.

— Я могу забрать ваш мусор?

Глаза мигнули. Сверкнули белками.

— Емкость у калитки. Вы ее не используете по назначению? Это упростило бы жизнь всем нам.

— А тебе твоя жизнь кажется сложной?

Говорила она так же звучно, как пела. С легкой хрипотцой разве что.

— Сеньора, я говорил о...

— О жизни всех. Вместе. Я поняла.

— Ну и славно. Так где ваш мусор?

Голова с короткими кудряшками склонилась чуть набок.

— Жизнь всегда проста. Слишком проста, чтобы ценить ее по достоинству. Она бывает послушной, услужливой, готовой выполнить любую прихоть. Как хорошая жена. Но когда все, что нам нужно, раз за разом оказывается рядом, стоит только протянуть руку... Мы протягиваем ее не для ласки, а для удара. Что ж удивительного в том, что даже самая верная супруга однажды перестает терпеть побои?

Это было сказано не мне. В пространство. То, которое в силу стечения обстоятельств я сейчас занимал. Но сказано было незабываемо. Отпечатывалось в сознании. То ли за счет силы самого голоса, то ли подбора интонаций. И почему-то вдруг захотелось повторить все услышанное. Слово в слово. Один раз. Второй. Третий . Под шепоток барабана.