Дар

После первых бурных эмоций, возвращаюсь к реальности. На полу в комнате замечаю папку с документами и понимаю, что с этим нужно разбираться пока снежок проблем связанных с походом в 'Идеал' не превратился в огромную лавину. Если я буду жить дальше, нужно избавиться от стервятников и как можно быстрее. По-другому никак. Обеспечить спокойную жизнь без вмешательства в нее СМИ, я просто обязана. А еще спущу собак в обратном направлении. Пусть мой злой гений общается с прессой, раз ему так этого хочется.

Глава 33

Привожу себя в порядок. В моем понимании это вымытое тело и чистая одежда.

Завтракаю рисовым хлебцом и чашкой зеленого чая. К пресс-конференции готова.

Ни минуты не сомневаясь в том, что у подъезда дежурят, по крайней мере, человек пять, одеваюсь и отправляюсь давать одному из счастливчиков эксклюзивное интервью.

Дождь продолжается, хотя заметно поутих и не смог спугнуть самых отчаянных охотников за привидениями.

Слышу, как захлопывается магнит на двери. Не сделав ни единого шага, сталкиваюсь с теми, кто нужен. Точнее, на меня снова набрасываются не знакомые люди с камерами.

Вытягиваю пред собой ладони, тем самым пытаясь остановить изголодавшуюся прессу.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть — именно столько человек находилось под козырьком дома. Более чем достаточно.

— Вам нужен сенсационный и, можно сказать, экслюзивный материал? — мой вопрос встречают радостные 'Да-а-а!'. — Хорошо. Только я буду говорить очень коротко и на вопросы отвечать не стану. Мой монолог будет содержать все ответы.

— Ок. — Прозвучал мужской голос. — А фото, как на счет фотографий?

Этот вопрос заставляет задуматься — а вдруг на фотографиях мои крылья будут видны, по-моему в мистических фильмах я видела что-то подобное.

— Естественно, будут вам фотографии, вот только первый кадр за мной. Как на счет селфи?

Вытаскиваю из кармана куртки телефон. Смотрюсь в него, как в зеркало — вижу у себя светло-серый хвост почти до пят. Фотокамера. Легкое касание пальцем по экрану. Вспышка...

С замирающим сердцем рассматриваю собственное изображение нижней половины тела и-и-и... ничего. Камера тоже слепа

Довольно улыбаюсь и опускаю телефон обратно.

— Знаете, пожалуй с селфи я погорячилась. Как-то не мое это. Но в остальном — поехали.

Народ тут же засуетился. Кто-то включал диктофон, кто-то камеру, а одна дама по старинке приготовила ручку и блокнот, но это их дело, мне все равно с помощью каких технологий я смогу отделаться от преследования.

— Что ж, — многообещающе выдыхаю и вдыхаю одновременно, — начнем с самого главного — я не мутант, не Господь Бог, не клон, не привидение с моторчиком, не генетическая ошибка, не пришелец из космоса, и не подобного рода любое другое существо. Я — человек. Если быть более точной — человек, оказавшийся жертвой похотливого пластического хирурга.

Толпа тут же принялась издавать удивленные и восторженные ахи и вздохи. Я внутренне торжествую.

— В клинику 'Идеал' меня привели самые банальные женские проблемы — нос и грудь. — Слышу не единичный смешок. — Да, я не ангел, а обычная девушка желающая приблизиться к совершенству. Не стану вдаваться в подробности, но суть такова — нос я починила, грудь решила не трогать. Оперирующий же меня доктор, не однократно настаивал на встрече со мной вне клиники, на что я не единожды отвечала отказом. Результат вам известен. Воспользовавшись моим доверием, наркозом и фотошопом, доктор Шульц перевернул мой мир с ног на голову. Вот, собственно, и вся сенсация — доктор оказался придурком без фантазии. А кто-то еще утверждает, что женщины мстительные особы. Подобные поступки привилегия обиженных школьниц, но уж точно не взрослого мужчины. Если вам, и многим другим людям пришлась по душе сказка о крылатой девушке, что ж, мне жаль вас разочаровывать, но я не являюсь, и никогда не являлась, ее персонажем.

— Ну конечно, ты ведь уже избавилась от крыльев, попробуй теперь докажи, что они у тебя когда-то были, — тут же возмутился неприятный на вид парень. — Естественно сейчас можно все и на фотошоп и на хирурга спихнуть.

Иронично улыбаюсь.

— Достаточно предсказуемые реплики. Что ж, если в нашем веке вам проще поверить в выросшие у девушки за спиной крылья, нежели в мужчину козла — ваше право. Я никого ни в чем не собираюсь переубеждать и доказывать, что я не мутант. Это интервью — первое и последнее, по этой теме. Если вы когда-то захотите поговорить со мной о фигурном катании, с удовольствием отвечу на любые вопросы, но не об этом случае. То, что я сейчас собираюсь вам продемонстрировать, я тоже буду демонстрировать единственный раз и только для того, чтоб вы все от меня отстали и вернулись к более интересным темам.

Снимаю куртку, под которой предусмотрительно ничего кроме верхней части купальника нет. Вспышки камер тут же учащаются.

Абсолютно ничего не опасаясь, поворачиваюсь к народу спиной.

— Если кому-то из вас удастся рассмотреть на моей спине свежие послеоперационные шрамы — с меня еще одно интервью из стен какого-нибудь исследовательского центра паранормальных явлений или лаборатории какой, не знаю, кто занимается подобными расследованиям и исследованиями. Если поверхность моей спины все же ничем не изуродована, попрошу вас прекратить охоту на меня. Если среди вас найдется умник предполагающий что у меня все просто на просто уже зажило, затянулось и заросло, предлагаю изучить пару-тройку статей по этому поводу. Можете проконсультироваться по вопросам сроков реабилитационного послеоперационного периода у любого специалиста и он вам укажет на приблизительные сроки частичного восстановления кожного покрова. Остаться девственно невредимой после подобной операции моя спина могла только с помощью программы фотошоп, но перед вами стою я, а не фотографии. Нельзя конечно сбрасывать со счетов и магическое вмешательство высших сил, может со мной просто случилось чудо. Тогда посоветую вам записаться на интервью не к доктору Шульцу, он вам не поможет, а к какому-нибудь приличному психотерапевту.

С этими словами возвращаю куртку на место и скрещиваю на груди руки. Еще никто не придумал более удачного варианта скрыть правду, нежели озвучить ее слишком просто и шуточно. Все вопросы отпадают, а вы, вроде как, остаетесь предельно честным и порядочным человеком. Кто виновен в том, что люди не расслышали в ваших словах истины?

Поворачиваюсь к разочарованному народу жаждавшему зрелищ.

— Блин, так не честно.

— Что за подстава...

— Я ведь изначально отказывалась верить в подобный бред...

— Я же говорил, что это фотошоп.

Практически из каждого рта начинают сыпаться разочарованные реплики. Камеры выключаются. Съемки сворачиваются. Даже блокнот с ручкой отправляется в сумку.

Я ликую. Если бы в этот самый момент я оказалась на льду, обязательно исполнила бы сальто, хотя в соревнованиях оно запрещено.

— На этом наша пресс-конференция окончена. Надеюсь, вопрос с повестки дня снят.

— Да уж, снят, так снят. — Пряча камеру в чехол, недовольно бормочет самый неприятный из всех парень, комментировавший меня все это время. — Я этого Шульца уничтожу. Два дня, как придурок торчу здесь, мокну, а он, значит, обиделся просто. Урод! Будет ему сенсация, закачается.

Людей нужно прощать, и я простила своего хирурга, ведь все не так уж плохо для меня обернулось. Но злобные угрозы пробуждают во мне женскую стервозность и заставляют тихо злорадствовать. Оставаясь при собственном мнении, я сумела убедить этих людей, соответственно весь белый свет, в том, что я не мутант, пусть теперь доктор красавчик доказывает всему миру, что он не козел.

Дело сделано. Люди безразлично расходятся, я же впервые за долгое время чувствую себя счастливой. Во мне поселилась на столько маленькая частичка счастья, что ее сложно будет рассмотреть в микроскоп, но ведь поселилась!

От моего дома постепенно отъезжают одна машина за другой. Кто-то из числа присутствующих удаляется на своих двоих и я рада, что все они исчезают из моей жизни.

— Спасибо! — протягиваю руки к мокрым небесам, не понимаю за что именно благодарю, но точно знаю, что мне хочется это сделать.

Мне полегчало и немного захотелось жить. Как-то распланировать ближайшее время, чем-то заняться, в конце концов, попытаться склеить воедино осколки собственной жизни.

Возвращаться домой не тороплюсь. С довольной улыбкой присаживаюсь на одной из пяти лестничных ступеней и просто наблюдаю за дождем, за черным небом, за легким ветром, за каплями и лужами, за воздухом.

Проваливаюсь.

Глава 34

— Прошу, не делай этого! Доченька, родная, умоляю!

Срывающийся на плач крик врывается в мое сознание. Наблюдаю за происходящим со стороны, ничего не понимаю, кроме одного — если я просто наблюдатель, значит рядом со мной стоит смерть.

На подоконнике у широко раскрытого окна стоит Полина. Она такая же, какой я видела ее в последний раз — в грязных домашних вещах, возможно она так и не нашла в себе сил переодеться, с расцарапанным лицом, черными бинтами на обеих руках, безжизненная, вот только со счастливой улыбкой на губах. Кроме нее в комнате молодая женщина очень похожая на прежнюю Полину — красивая, статная брюнетка лет сорока пяти, это ее голос ворвался в меня. Мне доводилось ее видеть, но не часто и только на каких-то семейных фото Полины.

— Не плачь, мама, не надо. — Полина безумно хихикает. — Я убийца, твоя дочь убийца, а так у меня все хорошо. Мне все говорят, что у меня будет все хорошо, а я все жду, жду, жду...

— Доченька, нужно еще подождать и все будет так, как тебе говорят. — Женщина быстро смахивает со щеки сорвавшуюся слезу, похоже, она не хочет показывать дочери собственную слабость. — Ты ведь у меня сильная, волевая. Тебе ведь все под силу.

Полина быстро-быстро начинает мотать головой в разные стороны, а затем резко останавливается и хихикает.

— Нет, мамочка, не все. Я не могу оживить Филипа. Не могу повернуть время назад. Не могу не рождаться. Но ты права, я сильная и в моих силах отомстить за смерть Филипа. Я убью его убийцу, пусть знает, как это не жить.

— Полина, что ты такое говоришь, — несчастная женщина просто взмолилась, — никакая ты не убийца, это несчастный случай. Это ужасный, но все-таки случай, пойми ты это наконец.

— Нет-нет-нет-нет-нет... — Голова Полина, как и несколько недель назад, нервно подергивается влево. — Я убила его. Я убила. Убила. Убила. Убила.

Этими же словами расписана вся стена у изголовья кровати на которой когда-то красовались награды. Миллион 'Я убила его' и 'Я убийца' написанные красной помадой и, скорее всего, черным карандашом для глаз. Когда я бывала в этой комнате в последний раз, этого еще не было.

Мать стоит на синем ковре в нескольких шагах от Полины, практически на том самом месте, где стояла в последний мой визит я. В ее глазах страх, в ее руках дрожь, в ее голосе мольба.

— Доченька, но спрыгнув вниз, ты не вернешь Филипа.

— Я знаю. Мама, я ведь не дура. — Полина вроде как обижается. — Я никого не собираюсь возвращать, просто хочу к нему. Попросить у него прощения, поцеловать, обнять...

Оставаться сторонним наблюдателем больше нет ни сил, ни желания, но как спасти эту душу? Как?

Один раз у меня это вышло, может снова получится? Вот только как заставить себя вселиться в тело Полининой мамы я понятия не имею. Других вариантов не существует, я пробовала в реальности спасти министра и онемела. Лететь сломя голову к Полине просто нет смысла. Выбираться из видения, тоже не вариант, с Максом я и это проходила, оно меня все равно настигнет. Остается только последний вариант — помочь.

— Доченька, целовать и обнимать нужно живых, а не мертвых. Хочешь, меня поцелуй, а я обниму тебя крепко-крепко и никогда не выпущу из своих объятий. Родная, не делай этого. Не поступай так со мной, с папой, с Ксюшей. Ты еще так молода. У тебя вся...

— Вся жизнь у меня не впереди, а позади. Все в ней было — и деньги и слава и любовь, что еще мне здесь делать?

— Но ведь это не все, что заключено в понятии жизнь. А как же семья, дети, внуки? Ты ведь еще можешь быть счастлива.

— Нет мамочка, ты ошибаешься — не могу. Я не могу быть счастливой без него. — Комнату разрывает судорожный смех. — Я-УБИЛА-ФИЛИПА! Я-ЕГО-УБИЛА! Я — УБИЙЦА! ТВОЯ ДОЧЬ — УБИЙЦА, а убийцы должны нести наказание. Я его лезвием по шее — чи-и-и-к, и все. А сейчас ра-а-а-з, и мои шейные позвонки только хрустнут. Ра-а-а...

Женщина обрывает Полину. Она на грани и где найти такие важные в эти минуты слова, не знает. Остается только плакать и умолять. Прятать слезы больше нет смысла, и она их больше не смахивает.

— Доченька, я прошу тебя не делать этого, — женщина медленно опускается на колени, руки складывает так, будто собирается молиться, губы дрожат. — Полина, я стою перед тобой на коленях и прошу только об одном — не прыгай. Себя не жалеешь, нас с отцом пожалей, мы не переживем этого. Умоляю, доченька, родная моя, позволь мне снять тебя с окна. Спускайся и мы обо всем поговорим. Я буду рядом, обещаю. Мы вместе со всем справимся. Только не делай последний шаг.

— Мама, ты что, встань! — Материнский поступок явно взволновал Полину. — Вы здесь ни при чем. Я люблю вас, и всегда буду любить. А вы будете жить дальше. Ничего страшного ведь не произойдет, просто у вас на одну дочь станет меньше. Переживете, это ведь не сложно. Правда у меня не получилось, но ты сильнее, ты все сможешь пережить. — Полина снова безумно хохочет и этот ее смех острыми булавками протекает по жилам. Теперь я знаю что такое 'мурашки' — это кончики иголок запущенных под кожу, которые в какой-то момент становятся заметными, и именно их я ощущаю в эти секунды.

Полина жестокая на столько же, на сколько сумасшедшая, и эти ее слова режут даже мою душу, что уж говорить о постаревшей у меня на глазах матери. Мое собственное сердце готово вырваться из груди и остановить эту безумную. В следующую минуту, я уже не чувствую его. Теперь, я в прямом смысле начинаю ощущать боль чужого, горячего, любящего, огромного, материнского сердца.

В борьбу за жизнь вступаю я.

— Полина, спускайся с подоконника, поверь, на асфальте тебя вряд ли ждет Филип. — Я медленно поднимаю с колен тело Полининой матери.

Мой тон и манера вести переговоры явно отличаются от материнских, что не ускользает даже от Полины, которая на мгновенье даже растерялась.

— Мама, я знаю. — Подозрительно и неуверенно шепчет Полина и смотрит на меня так, будто видит всю меня насквозь, а потом, прижавшись спиной к оконной раме, начинает смеяться. — Почему ты все время хочешь выставить меня дурой? Филип умер, я убила его. Ясное дело, что он не будет ждать меня на асфальте. Он ждет меня на небесах.

Полина с детской наивностью подняла глаза к небу. На лице у нее в этот момент такая улыбка, словно это самый счастливый день ее жизни. Есть буйные сумасшедшие, а есть блаженные. В эти мгновенья Полина счастливейшая из блаженных.

— Полина, ты права, Филип на небесах, но ты разобьешься о землю и выше тебе уже никогда не подняться. Никто не запрещает тебе любить его здесь, в этой жизни. Сделав сейчас шаг, тебе не попасть на небо, как ты этого не понимаешь?