Der Sohn des Regiments (Рейхов сын)

— Понимаю. — кивнул Грубер. — Ну что ж, мой адъютант проводит вас, чтобы вы могли привести себя в порядок с дороги, а затем прошу ко мне в кабинет. Общество у нас не скажу что изысканное, зато повар готовит выше всяческих похвал.

Полчаса спустя Весрейдау уже отдавал должное искусству местного кашевара в компании четырех офицеров СС.

— Сто лет не ел ничего подобного. — совершенно искренне сообщил он. — Должен признать, что в службе в СС есть свои прелести.

— Недостатки тоже имеются. — спокойно ответил Грубер. — Невыносимая скука, например. Мы, по сути, совершенно оторваны от мира. Сюда даже недельной давности газеты не поступают. Нормальную же работу радио в Египте только начинают налаживать.

— О телевидении остается лишь мечтать. — поддакнул толстенький круглолицый оберштурмфюрер представившийся гауптману как Курт. — А уж о женщинах и подавно.

— Вы не взяли с собой семьи? Понимаю. — кивнул Весрейдау. — Но разве у вас не бывает увольнений в город, господа?

— У нас их вообще не бывает. — ответил штурмбанфюрер. — Объект не только режимный, но и секретный.

— Даже так? Я заметил трубы и цеха, полагаю у вас тут какое-то производство. — СС-овцы хмуро усмехнулись. — Но тогда вы, наверное, нарушили инструкцию, отозвавшись на наше радиосообщение о поломке.

— Нарушил. — легко согласился с этим утверждением Грубер. — И черт бы с ней, дорогой Отто. Мы, скажу вам честно, уже видеть один другого не можем, и, потом, вы же немцы. Как мы могли подвернуть опасности жизни истинных арийцев, да еще и из элитной части? А производство... Ну, в некотором роде, у нас тут есть кое-что из разряда галантереи и бытовых товаров. Мыло там...

Он неопределенно помахал рукой в воздухе.

— Кожаные перчатки. Так, мелочевка. Это, скорее, нечто вроде трудового лагеря временного содержания для неблагонадежных элементов. А что мы все на сухую разговариваем, господа? — он поднял свою рюмку со шнапсом. — Прозит.

Офицеры выпили.

— А разве выгодно производить вашу продукцию в этих местах? — поинтересовался Весрейдау. — Честно говоря, я совершенно не понимаю ничего ни в галантерее, ни в парфюмерии, так что прошу простить мое невежество.

— Ну, на уровень планируемой мощности мы еще и не начали выходить, но, полагаю, это вопрос не столь уж долгого времени. — ответил Грубер, цепляя вилкой ломоть мяса. — Сырья в избытке, рабочая сила практически бесплатная. Не возить же местных папуасов в Европу.

Хозяева дружно посмеялись. Видно было, что эта тема для шуток в их среде давно избита.

— Погодите. — удивился гауптман. — Вы хотите сказать, что смогли приохотить к работе арабов? Воистину — вы чудотворцы, господа. Англичанам это, по крайней мере, не удалось.

— Вы не обратили внимание на надпись над воротами? — улыбнулся мужчина в форме гауптшарфюрера представившийся Весрейдау как Франц.

— Помню, там была какая-то надпись арабской вязью, но я не силен в этом языке.

— Там написано: "Работа — это жизнь". Фриц сумел все организовать по образцу предприятия в Германии, где служил раньше.

— Да, под Маутхаузеном. — кивнул тот. — Даже жаль, что его окончательно закрывают, хороший и интересный был проект. Хотя, кто знает? Возможно, если туда будет поставляться африканское сырье, тамошние печи заработают вновь.

— Пусть уж лучше здесь. — заметил Отто. — В Европе и так хватает дымящих труб.

СС-овцы как-то странно переглянулись после этой, безобидной в общем-то, фразы гауптмана.

— Производства решено переместить в Африку и Переднюю Азию. — нехотя ответил Грубер, а затем добавил совершенно непонятную для гауптмана фразу. — Раз уж еврейский вопрос был решен таким занятным образом, в Европе просто не будет нужного нам сырья, а так заодно почистим жизненное пространство на востоке. Но что мы все об этой скучище? Отто, вы ведь воевали с Роммелем, кажется? Расскажите нам о ходе кампании.

Дальнейшая беседа прошла в теплой и дружественной обстановке, и промышленности более не касалась. Офицеры закончили обед (хотя по времени это был скорее ранний ужин), перешли в соседнюю комнату, закурили... В общем засиделись практически до темноты. Наконец гауптман засобирался.

— Отто, бросьте. — убеждал его Грубер. — У нас есть замечательные гостевые аппартаменты, там все уже готово.

— Спасибо, Фриц — не могу. Солдаты — они ж как дети малые, а у меня они уже не первый час без догляду. Я спать не смогу, если не буду знать, что они не под присмотром офицера.

— Ну что ж. — вздохнул штурмбанфюрер. — Хотел приберечь подарок до утра, но вручу тогда уж сейчас. Все равно вы на завтрак не задержитесь, я вижу.

Он извлек небольшую шкатулочку из ливанского кедра и протянул ее гауптману.

— Это вам. Производство нашей мануфактуры, так сказать. Идеально подойдет к парадной форме.

Весрейдау открыл ее, и извлек кожаные перчатки дивной выделки.

— Бог мой, какая прелесть! — воскликнул он, примеряя подарок. — Замечательная работа! Я вижу вы и впрямь отменное сырье используете.

— Да уж, это не жидовские шкуры, которые шли для производства в Рейхе. — ответил довольный произведенным эффектом штурмбанфюрер.

— Ну, сомневаюсь, что они на их поставке так уж сильно наживались. — ответил гауптман.

Все четверо СС-овцев расхохотались его словам так, будто он произнес великолепнейшую шутку.

"Странные они какие-то. — подумал Отто. — Действительно, длительная изоляция от общества сильно влияет на людей".

В барак, выделенный для его солдат, он вошел в отличном настроении, да так и замер на пороге. Солдаты ужинали на своих лежанках сухпайком, и это при ломящемся от блюд — в основном мясных, — столе!

— Вы что, охренели? — Весрейдау даже не разозлился от изумления. — Вам что, нормальной еды не дают? Линдер, что здесь происходит?

Фельдфебель, которому был адресован последний вопрос медленно, словно нехотя, поднялся со своего места.

— Герр гауптман, мы этого жрать не будем.

— Не по-онял. — протянул Отто.

По мере того, как фельдфебель давал пояснения, кровь отливала от щек Весрейдау все сильнее и сильнее.

— Водитель наш, из автобата, Сайер, разговорился с местными механиками, которым поручили машины осмотреть. — Линдер кивнул в сторону молодого парнишки, лет семнадцати, который сидел забившись в самый дальний угол, и глядел на открытую банку тушенки у себя в руках с поразительной смесью ужаса и отвращения во взгляде. — Спросил у них, что здесь за завод такой, среди пустыни. Оказалось — концентрационный лагерь, где арабов к труду приучают. Заставляют делать различные товары... — фельдфебель сглотнул. — Из своих соотечественников, герр гауптман.

— Что?!!

— Они... Они смеялись еще так весело. — раздался из угла какой-то неживой голос водителя. — Шутили надо мной. Говорили, что арабы — и не люди вовсе. Что их вот только так и можно использовать.

Парнишка всхлипнул.

— Как сырье. Кто работает, тот еще поживет. А кто не работает или заболел — в переработку. Говорили, что тех, кто работает хорошо, мясом подкармливают. Человеческим.

Сайер забился в молчаливой истерике.

— Вот мы и думаем. — мрачно заключил Линдер, наблюдая как разом несколько солдат пытаются влить водителю в глотку спирт. — Нам-то из какого мяса ужин приготовили? Может оно еще утром намаз совершало?

Весрейдау поглядел на ломящийся от яств стол, перевел взгляд на свои руки, затянутые в новенькие перчатки, и пулей вылетел из казармы. На улице его, ветерана французской и североафриканской кампаний, вдоволь повидавшего и грязи и смерти, долго, до желчи, рвало, затем он судорожно, будто подарок был пропитан ядом, сорвал перчатки с рук, бросил их в зловонную лужу и припечатал каблуком сапога, шумно глотая воздух.

— Я же говорил тебе, Курт, что этот гауптман точно знает, что у нас за заведение. — донесся до него голос Грубера, который куда-то шел с пухлым коротышкой по своим делам. — А ты ныл все про секретность. В Рейхе наше дело понимают и поддерживают все, даже такая вот военная косточка. Как он про жидовские шкуры-то удачно ввернул, а?

Ответ оберштурмфюрера прозвучал невнятно, толи из-за того, что СС-овцы удалялись от гауптмана, толи оттого, что горло его перехватил очередной спазм.

Наконец, отдышавшись, Отто заметил стоящего рядом Линдера, который протягивал командиру свою фляжку.

— Бля, Фредди — мы разве за это умирали? — хрипло спросил его Весрейдау.

Порт города Брест

12 августа 1941 г., около десяти часов утра

В гавань неторопливо входила U-199 с тремя белыми флажками, обозначающими три потопленных за время похода транспорта.

— Удачно сходили, — заметил стоящий на набережной мичман.

— Главное, что вернулись, — ответил ему молоденький светловолосый лёйтенант.

— Тоже верно.

Субмарина на самом малом ходу пересекла гавань и пришвартовалась у пирса.

— Йоган, собачий сын! — воскликнул лёйтенант, и двинулся к столь же молодому, но темноволосому и смугловатому лёйтенанту-механику, появившемуся на палубе. — Мы вас уже похоронили и оплакали!

— Значит век жить буду, — невозмутимо ответил тот, спрыгивая на причал. — Здравствуй, дружище. Что нового?

— Нового то, — помрачнев ответил светловолосый, — что долго в гавани вы не простоите, так что отдыхайте поактивнее.

— Это с чего бы так? Мы ж только что вернулись. Нам ремонт...

— Будет, — прервал его встречающий, утягивая подальше от чужих ушей. — Не знаю точно, что затевается, но между Кале и Амстердамом стягивают войска и баржи. Чуешь, чем это пахнет?

— Десантом в Англию пахнет. А ты-то откуда знаешь, про стянутые войска?

— Держу в кабаках уши открытыми, и не особо заливаю глаза. Старший офицерский состав, он тоже отдохнуть любит. От трудов, или что у них там, в штабах, вместо труда. Да и по флотилии слухи ползали, а вчера пришло подтверждение. Будем всеми силами наводить на британских коммуникациях шухер...

— Кого наводить?

— Топить все что плавает. Через неделю начнем — край.

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

29 августа 1941 г., 19 часов 00 минут

— Егор Михайлович, а ты чего такой смурной в штабу сидишь? — удивился вошедший в комнату Вилко. — Да еще и в полном одиночестве? Взбодрись! Скоро в Турцию отправляемся, опять французов и англичан гонять будем. Взбодрись же!

— Отправляетесь, — вздохнул Бохайский. — Только без меня.

— Чёй так? — изумился батальонный комиссар и, по совместительству, командир роты самоходных орудий.

— Переводят меня, Арсений Тарасович, — ответил подполковник. — Под Астраханью новый танковый полк формируют, вот мне его и принимать. А вы уж... Без меня.

— О как! — мигом потерявший всю свою обычную бесшабашную веселость и говорливость Вилко присел рядом с командиром и боевым товарищем. — И кого на твое место? Или еще не решили?

— Отчего же не решили? Вполне решили, — с мрачной усмешкой произнес Егор Михайлович. — Тебя.

— Да етить же ж колотить! — в сердцах возопил Вилко. — Вот и за что мне такое большое хохлятское счастье, ослепительное, как встреча с граблями в темном сарае?!! А как политработник я свои обязанности когда выполнять буду? Жена и так ест поедом, что дома только ночую.

— Ништо, Тарасыч, справишся. Тем более что комиссарство с тебя снимут. Тебя совсем в армейские переводят, так что будешь ты нормальный, полноценный комбат, а не врио какое.

Вилко печально поглядел на подполковника, и ответил одной из излюбленных фразочек Бохайского:

— Вот где ж я так нагрешил-то, а?

На подступах к Бейруту

31 августа 1941 г., 17 часов 17 минут

105-и миллиметровые leFH 18 1-го батальона 61-го артполка 35-ой пехотной дивизии уже битый час пытался выковырять засевшего в деревне врага. Укрытая складками местности в каменистых предгорьях Ливанского хребта, контролирующая одну из важных обходных троп, она была изрядно укреплена и костью застряла в горле командования. Несмотря на сравнительную малочисленность и скверную вооруженность обороняющихся, длительный артобстрел, дважды перемежавшийся попытками пехоты выбить врага с позиций, результатов пока не давал.

— Плакало мое повышение, чую, горючими слезами. — зло сплюнул наземь командир батареи, риттмейстер Глюк.

— Герр офицер, — окликнул раздосадованного Глюка унтерфункмайстер Штольц, — сообщение от полковой разведки. Ни англичан, ни французов там нет — одни местные ополченцы.

— А может и не плакало... Передай пехоте чтобы отошли подальше, сейчас там будет весело. — отозвался риттмейстер, и, уже громко, срывая голосовые связки, заорал: — Батарея, слушай мою команду! Химическими снарядами — заряжай! Перетравим этих зараз как клопов!

Усталые солдаты начали подтаскивать к пушкам и вскрывать ящики с химическим оружием. Их дело маленькое — командир сказал травить, значит будем травить. Командиру виднее.

(0) Не хотел бы я приземлиться с парашютом в вашей стране, как враг

Если ваш Советский народ так сурово поступает с захватчиками

Вуди Гатри, "Мисс Павличенко"

(1) Солдаты Третьего Рейха, отправляясь в отпуск в военное время, обязаны были носить с собой личное оружие.

(2) 1 июня 1940 года 800-й строительно-учебный батальон особого назначения (нем. Baulehrbataillon z. b. V. 800) был развёрнут в 800-й учебный полк особого назначения "Бранденбург" (нем. Lehrregiment Brandenburg z. b. V. 800). Наименование "учебный" по-прежнему сохранялось для конспирации.

(3) Абверштелле — специальные отделы Управления разведки и контрразведки ОКВ (Абвер), создававшиеся, как правило, при штабах военных округов и военно-морских баз. Абверштелле 117 специализировалась на подготовке диверсионных групп из подростков. В нашей истории она была создана позже и дислоцировалась в Минске.

(4) ОКВ — Oberkommando der Wehrmacht (Верховное командование Вермахта), с 04.02.1938 центральный орган управленческой структуры вооруженных сил Германии.

(5) SS-Totenkopfrerbaende — части охраны концлагерей.

Часть IV. Последний довод Ямамото

Уми юкаба

Мидзуку кабанэ

Яма юкаба

Куса мусу кабанэ

О:кими но

Хэ ни косо синамэ

Каэрими ва сэдзи (0)

Погибнуть за Императора и за Родину — это

наивысшая честь для военного человека. Цветы

восходят в поле, где прошёл тяжкий, храбрый бой.

И даже под угрозой смерти боец будет вечно верен

Императору и его земле. Жизнь и смерть одного

человека ничего не значит. Империя превыше всего.

Ямамото Исоруку

Остров Оаху, база ВМС США "Перл-Харбор"

01 сентября 1941 г., 07 часов 55 минут

Еще не затихли последние ноты сигнала к подьему флага. Звездно-полосатое знамя США, поймав ветерок, развернулось на флагштоке, хлопнуло от порыва и заполоскалось в легком потоке. Горнист оторвал свой инструмент от губ и... замер, в изумлении уставившись в небо над островом Форд. Вслед за ним, один за другим, начали оборачиваться в ту сторону и другие матросы и офицеры Тихоокеанского Флота.