В дальнем конце улицы показался Григоренко, по-прежнему в часовых цепочках. Нет, он человек хороший, и пить с ним тоже хорошо, но расспрашивать надо не его. И не Заболотного, тот как заведет про волю да славу, так даже колбасой не заткнешь. История Украины — дело в данном контексте нужное, но Лось хотел узнать не это. Нужен был кто-то старше, и образованный.

Лось выпустил спичку, затряс в воздухе обожженной рукой. Нужно закончить с лозунгами, а то товарищ Сердюк опять будет орать как недорезанный. А в хате стоял еще один человек, в драном вицмундире, флотских клешах и постолах. Опаньки. Он уже пришел. Но Сердюк почему-то молчал и внимательно смотрел на карикатуры. К вши в черкеске и свинье в фуражке добавилась змея с узнаваемыми чертами Деникина, и змее этой было непереливки — ее проткнули штыком в средней части тела и наехали на хвост тачанкой. Причем штыком протыкал явно не красноармеец, а кто-то в непонятной форме без погон и странной фуражке. Это интересно, потому что Лось точно помнил, что махновцы сотрудничали с большевиками. Но помнить — это одно, а самому брать тот клятый Мариуполь — это совсем другое. И бывший студент знал, что никаких большевиков в виде Заднепровской дивизии там не было. Может, какие-то рядовые солдаты и симпатизировали ВКП(б), но никакой явной военной помощи от Москвы не было. А Терентьев? Почти всех положил, Ременюка до сих пор жалко, а большевик. А продотряды, которые так успешно вырезал Ворон? Если это помощь, то Лось не Лось, а балерина Ксеншинская. И поэтому нужно было побеседовать с кем-то постарше. Да и интересно все-таки, как при царе люди жили. Сердюк на эту роль не особо подходил, поскольку образование у него было — законченная гимназия и пошел работать! Немцы-колонисты хорошо платят, а сестре приданое тоже нужно. Хотя — а почему это надо выяснять именно у мужчин? Под рукой ведь есть весьма достойный объект — Клавдя-медсестра, вернее, милосердная сестра. Тем более она сейчас временно без ухажера, Ярчук поехал в Одессу, то ли с секретной шпионской миссией, то ли с сугубо личным и даже мещанским желанием купить своей пассии шелковые чулки. Влюбился человек, не иначе, даже шубу свою трофейную отдал. Поскольку из хаты не было слышно дикой ругани и вопля 'Вам в деникинцы вступать надо! Вы им там всю армию до ручки доведете!', то агитотдел справился успешно. Прогрессор осторожненько зашел обратно.

Кайданов что-то доказывал Сердюку, тот не соглашался. — Да сделаю я ту доску! Я документы подделывал, и никто не догадался, причем жандармские. — Побачимо. — Сказал слепой.Сердюк промолчал. Шульга с нежностью смотрел на змею. Прогрессор тоже полюбовался за компанию художественно выпученными глазами и тихонечко ретировался. А то Сердюк сам неугомонный и других подпрягает. Сейчас было не до агитации, нужно было кое-что выяснить. Из фразочки пьянючего Татарчука — 'Большевики — сволочи! Царя расстреляли! А мне — не дали! ' было понятно, что Российская Империя того, закончилась. И вот тут и было кое-что интересное — самостоятельные махновцы, отсутствие большевиков и вражда с ними, даже карикатура с союзником непонятным — что-то тут не то. Нет, учебники истории могут искажать факты, но не настолько же!

А вот и Клавдя, чинно и спокойно греется на солнышке, как и полагается трезвому в частности и вообще непьющему человеку, глядит себе на вещи постиранные. И Татарчук рядом примостился, жмурится, как кот, — наконец-то потеплело, на весну повернуло. Лось молча повернул обратно. Вот кто-кто, а Татарчук у него симпатий не вызывал — во-первых, бывший офицер, да, всего лишь унтер, но все же. А, во-вторых, он же параноик и может подумать невесть что, если у него спросить такую вещь. И, в-третьих, кто утром выхлебал кувшин кисляка, не поделившись с товарищами? Это попросту невежливо. Мы же втроем пили, а полечился один Татарчук. Так что придется доставать Крысюка странными вопросами, тем более ему как раз в некоторых вещах доверять можно

Крысюк протирал пулемет тряпкой, ухитряясь при этом курить. Лось с тоской взглянул на тачанку — вот его любимая подушечка с розочкой, вот общий узел с барахлом, шкворень запасной рядышком блестит. Опанас упряжь осматривает, ремни салом смазывает. Счастливые люди.— Гнат, у меня такой вопрос, — прошипел прогрессор.— Шо треба?— Крысюк тоже ответил тихо, ездовому некоторые вещи знать совсем не обязательно. — Ты только не удивляйся. У царя, ну этого, которого расстреляли, сын был?— Який сын? У Николашки только дочки были, он хотел брата наследником сделать, а тот злякався Керенского,— Крысюк заулыбался, вспомнив веселый семнадцатый год. Лось ухватился за тачанку. Стивен Хокинг, физик парализованный, был совершенно прав со своим параллельными мирами и разным течением времени в них. Только от этого не легче! А Паше надо отрезать уши тупым ножом, а потом кастрировать, а потом заставить съесть все отрезанное. Технический гений, мать его! Забросил нас в гребаный параллельный мир! Ездовой резко повернулся в их сторону.— Шо, у той дамочки в Мариуполе таки люэс?Лось только позавидовал. Хорошо быть не в курсе дела!— Нет. Она тут не при чем. — Тода шо ж вас, дядьку, так перекосило?— А он мне гроши не отдаст!— Крысюк, в доказательство этому, скрутил дулю и покрутил ею у прогрессора перед носом. Опанас хмыкнул и вернулся к своему занятию. Крысюк провел взглядом бывшего второго номера. Вопрос — штука обоюдоострая, так же, как и ответ. Надо будет его подловить да расспросить — откуда он пришел? Что для студентов латынь знать необязательно — это совсем не то, что нужно. Бес их знает, тех студентов. И почему он ничего и не рассказал толком?Шульге не нравилась вся эта идея с агитоделом. Товарищ Сердюк, мабуть, марсианин. Ну как солдат использует листовки? На курево, на растопку да в подтирку. И так ничерта нету, газету выпускаем только в городах, а ему, ти диви! Агитацию схотелось! По-хорошему с людьми надо — от тебе сама хороша агитация. Де ты ту бумагу возьмешь? Краску? Сажу тебе разводить пополам со смальцем? И почему-то на 'марсианина' Сердюк обиделся. Разве ж то ругательство? Если он молодой, дурной и только гимназию закончил, в людей верит, а ни на одной войне не был, не знает, как там оно бывает, так он научится. Если доживет. А оно надулося, як жаба.

Кайданов уже окончательно запутался — делать ему доску для оттисков или нет? Сначала ты, идеалист чертов, ставишь людей на уши, а потом оказывается, что у тебя — всего пять листов писчей бумаги, и все ты отдал на карикатуры! Я что, издатель Маркс? Или типография журнала 'Русский паломник'?А Кац, отдав карикатуры на сохранение товарищу Сердюку, куда-то похромал, и, судя по его мечтательной ухмылке — к местным бедняцким дочкам. Или сердняцким дочкам, или даже кулацким дочкам — Кац такими низостями не заморачивался, кулак Горлов пошел к махновцам сам, с новой винтовкой, привел с собой четырех коней и одну свинью, а бедняк Федоров послал всю армию по всем известному адресу, и никуда не пошел. Немцы, правда, постреляли обоих, только Горлова— в бою, а Федорова — спьяну.

Бондаренко шел по улице и размышлял, почему же он не авиатор? Вот если бы он был авиатором, то можно бы было посмотреть на Катеринослав сверху, или даже на Данциг. И запомнить, где там что. Или покидать бомбы на Владивостокскую железную дорогу, на все ее поезда, на все ее строения, и на всех ее работников, особенно на ту скотину, который у него жену увел. И впрямь, у красных еропланы вроде есть, у белых — точно есть, даже у Петлюры есть. А чем мы хуже? Даешь махновскую авиацию! А то такая плоская степь, як раз еропланам садиться. Сам Бондаренко ни в какой аэроплан не влезал, но он согласен был быть механиком, или еще кем, а мелких-щуплых полно.

Товарищ Сердюк шел по селу в премерзком расположении духа. Прав Шульга, на сто процентов прав, и от этого еще обиднее. Но хочется ведь чего-нибудь духоподъемного, возвышенного, благородной ярости и высоких целей, как в книге про карбонариев, а не грязи, крови, перегара и тупых мечтаний о колбасе и бабах. И, самое оскорбительное, собратья-анархисты не хотели образовываться и просвещаться. Ну что им лекции читать о гелиоцентрической системе, если половина из них считает, что на луне Каин Авеля на вилы взял, а другая половина попросту на эти лекции не ходит? Наверное, еще и смеются над ним, сволочи. Я же хочу как лучше.

И Чернояров глаза продрал, медленно идет, зевает во весь рот. Далеко занесло бойца от родных Черкасс, сначала на Балтфлот, на минный тральщик, чтоб он лопнул вместе с теми минами, потом в Кронштадт, офицерье под лед спускать, потом поглядел Чернояров вокруг, селедочный хвост догрыз, да и решил перебраться, куда посытнее, может, домой заглянуть. А революционный человек Нинка почему-то не захотела с ним ехать. Ну и жуй свою осьмушку хлеба! А я чай каждый день пить буду, с цукром! Только немцы тоже жратоньки хотят, а за ними паны подтягиваются стройными колоннами. Да налетел на немцев атаман Сокол, высоко хлопчик летал, да мало — двадцать человек против дивизии германской встало. Как Чернояров до чужой хаты полз — того не помнит, только вычухался, вдове-хозяйке спасибо сказал и подался опять германцев рубать. Пересказывали люди друг другу, что по степям черное знамя полощется, анархисты гуляют, никому спуску не дают. Анархисты — так анархисты, они народ разношерстный, злой да веселый.

Прогрессор шел, спотыкаясь о разные неровности на дороге. В голове у него возникали разнообразные способы умерщвления себе подобных. И особенно ему нравилось килевание. Всегда можно взять Крым. Или Одессу. Одесса даже ближе, а там обязательно будет стоять на рейде какое-нибудь судно. А труп можно будет выкинуть обратно в море, покормить рыбок. Да даже в Мариуполе можно было такое сделать! А Паша как чувствовал, умотал куда-то. Прогрессор развернулся и пошел обратно, лучше попроситься опять вторым номером, знакомые люди, привычное занятие, а не непонятно что. Слишком товарищ Сердюк восторженный, это плохо, такие или умирают быстро, или предают всех. Нет, в пулеметной команде оно приятнее, никто не пыжится своим образованием, ты бы грамоте людей поучил сначала, а то читаешь лекцию свою с интонацией 'вы все — дураки! Один я — умный!' Рассказал бы им что интересное, Уэллса, к примеру, как люди на Луну летали. Все — аудитория навострила уши, теперь можно и всякие научные вещи излагать.

Тачанка стоит, Опанас чалую запрягает, серая уже запряжена справа, как ей и положено. Сытая, блестящая, ушами стрижет, да еще и упряжь новая, с медными бляхами. Прямо картинка, а не кобыла. Крысюк возле тачанки стоит, лентами обмотался, с Бондаренко беседует про непонятно что — ткань, рейки — они что, палатку ставить собрались? Бондаренко руками размахивает, горячится. — Потом побалакаем,— Крысюк почесал чалой холку, махнул рукой прогрессору — мол, шо ты стал, як засватанный, давай лезь, одного тебя ждем. Лось, с улыбкой до ушей, влез на свое законное место в три секунды. — Чего он от тебя хотел?— Чи я не знаю, где взять авиационный мотор? Я шо, братья Райт?Лось только удивился — казалось бы, село необразованное, махновский пулеметчик, а соображает. Да и Бондаренко тоже на высокообразованного человека не выглядел — здоровенный пехотинец, в форме без опознавательных знаков. А додумался!

А кто это за нами несется, аж шапку потерял? Точнее, каску, а еще точнее — стальной подшлемник. Черт. Вот только Шульги и не хватало. Чего он за нами таскается? Может, он шпион? Работает на какого-нибудь Сокиру-Яхонтова, а мы и не знаем. Но зачем шпиону крутиться около рядового состава? Подозрительный тип тем временем поравнялся с тачанкой, буланый под ним при виде кобылы навострил уши. Шульга матюкнулся. — От як это называется?Опанас выпучил подозрительно невинные глаза. — Збруя. — Моя сбруя, та и на моей кобыле. От як это называется? — Шульга врезал буланому кулаком между ушей, чтоб успокоился. — Конокрадство? — выскалил зубы Крысюк.— Та я ж оддам! Бачу— така товста коняка спить, — ездовой жалобно смотрел в степь. Шульга только хмыкнул. — А то хто? — Опанас зыркнул на буланого, ничего так жеребец, даже на якусь чистокровную похож, если издали смотреть да против солнца.— Черноярова,— Шульга все-таки развернул жеребца в противоположную сторону. — Зар?калася свиняШульга показал ездовому кулак и значительно медленнее поехал обратно.

Тачанка куда-то ехала, и все думали о своем — Опанас — о будущей теще, чтоб ей лопнуть, и то ей не так, и се ей не так, и даже подарок не пригодился, но теща — это полбеды, а вся беда в том, что Маруся — послушная дочь, мама сказала — 'нет!', она и согласилась. Ото надо было жизнью рисковать, перед хлопцами позориться? Да лучше пулю в брюхо, хоть не так обидно. Прогрессор пытался прикинуть возможные варианты развития событий при данном раскладе. Получалось один другого хуже. Победа белогвардейцев была вполне реальной вероятностью, но из мечты это стало кошмаром. Одна надежда на Петлюру. Если у него в армии хотя бы треть таких, как Шульга, то шанс есть, если там больше наивных сопляков — то можно сразу копать себе могилу и посадить калину в изголовье. А Крысюк пытался понять — откуда же принесли черти тих двох? Не, они-то люди нормальные, но шось недоговаривают, и очень сильно. Вот примерно как доктор Москаленку, по поводу его ноги. Резали-резали, резали-резали, а не помогает, гниет нога себе, аж гай шумит. Он и помер от той гангрены.

Лось пошарил по карманам и понял, что забыл кисет. Вот так всегда. И даже покурить не получается, потому что Крысюк с доброго дива смотрит на него волком. Что это с ним? — А куда мы собрались? — своевременный вопрос, ничего не скажешь.— Отуда, — ездовой показал кнутом куда-то вперед, — панычи вроде на Луганск нацелились. Прогрессор промолчал. Ему внезапно захотелось жить. Пусть даже плохо, холодно, некомфортно — но жить! А три человека, один пулемет, наган, два кольта, и австрияцкий карабин, который Лось выиграл у Илька-галичанина в карты, хороший карабин, — это не армия и даже не рота.

Откуда-то слева показались всадники. Человек сорок, не меньше. Крысюк припал к пулемету, потом убрал руки с гашеток. Свои. Чернояров. Опанас придержал коней. Передний всадник, наоборот, несся, как угорелый, буланой стелился по траве. Зрелище, конечно, красивое, только ж ты коня вымотаешь раньше времени, то ж не мотор на пароходе. — Мир вашей хате! — Чернояров поравнялся с тачанкой, протянул руку Крысюку.Прогрессор в который раз задумался, с какой стати человек, пусть даже и матрос с Балтфлота, в начале двадцатого века, ходит с длинным чубом на бритой башке. Хотя — удобно, никаких тебе вшей. — То подбираемся до них, смотрим и тикаем. Вы, если шо, прикрываете. План был рискованным, сорок человек — это не так и много, им двух-трех залпов шрапнелью хватит, и если вернется хоть один — это уже удача. Крысюк машинально свернул самокрутку, чиркнул спичкой о щиток максима, затянулся. Устю вдовой оставлять не хотелось, дома сплошная контра. Второй номер тоже скис, в десятый раз за воротник хватается, будто его та черкеска душит. Та не дрейфь, тебя сразу застрелят. Конные растянулись цепью, тачанка плелась в хвосте отряда и времени на размышления уже не оставалось.