— Лекарства, — покорно сказал Кильон. — Вот и все. Я врач. Я ношу с собой лекарства.
— Лекарства. — Мужчина произнес это слово насмешливо, как будто оно подразумевало мир легкомысленной учености, частью которого он не хотел быть. — Ну разве это не удивительно, ребята? Тем более что мы могли бы знать некоторых людей, которым могли бы пригодиться некоторые лекарства.
— Похоже, у вас все не так уж плохо, — сказал Кильон.
— Что ж, мы нашли себе временный запас. Но это не то, на что мы можем рассчитывать вечно.
— То, что в этой сумке, тоже не будет длиться вечно.
— Нет, но это поможет нам продержаться.
— Ты совершаешь ошибку, придурок, — сказала Мирока, наконец заговорив. — Плохую.
Один из других мальчиков-черепов — Кильону показалось, что это была та самая женщина, смех которой он уже слышал, хотя под всеми этими доспехами было трудно сказать наверняка — подошел к Мироке. — Может, тебе стоит захлопнуть свою пасть, пока это не навлекло на тебя неприятности?
— Я бы сказала, что неприятности уже здесь и снимают свои сапоги, не так ли?
Парень с черепами сильно ударил ее по лицу, затем вырвал все еще заряженный пистолет у нее из рук, перевернул его и приставил дуло к ее лбу, вдавливая его в кожу, как кожаный пуансон.
Мирока не отшатнулась. Во всяком случае, она не поддалась давлению.
— Не стреляй в нее, — сказал главарь. — Ты только расшевелишь ее мозги. Ты же знаешь, что им это не нравится.
Другой издал щелкающий звук и отодвинул пистолет. Дуло оставило круглую вмятину во лбу Мироки.
— Они? — спросил Кильон, хотя подозревал, что уже знает ответ.
Главарь вырвал залповое оружие из рук Кильона, затем уставился на свою добычу. — Вы могли бы пристрелить нас, — сказал он с чем-то близким к изумлению. — Против такой мерзости у нас не было бы ни единого шанса.
— Я не хотел, чтобы о нас сложилось неправильное впечатление, — сказал Кильон.
За это он получил от мужчины удар в живот винтовкой, но это было сделано для того, чтобы причинить боль, а не ранить. Их четверых — Кильона, Мироку, Кэйлис и Нимчу — увели с дороги, веревкой связав им руки за спиной. Никто не потрудился проверить пальто Мироки. Это было так, как будто им было все равно.
Пройдя несколько сотен шагов по пересеченной местности, они подошли к бортовому паровому грузовику с высокими решетчатыми бортами. У него были высокие колеса со спицами, как у тягового двигателя. Огромный железный маховик машины медленно вращался, из клапанов с шипением вырывался пар. На высокой платформе между задней частью приземистого черного котла и передней частью платформы ждали двое мальчиков-черепов. Он был освещен фонарями и готов к запуску.
— Грузите их, ребята, — сказал вожак. — Пора навестить наших друзей с длинными зубами!
Один из мальчиков-черепов спрыгнул с паровика и опустил заднюю дверь, образовав пандус, ведущий в открытый решетчатый отсек, встроенный в платформу. Четверых пленных доставили на борт. Первый черепашка закрыл заднюю дверь, затем взобрался на платформу управления. Остальные разбились на пары и вскарабкались на подножки, тянущиеся по всей длине платформы. Они ухватились за поручни и направили свои пистолеты на отсек для задержанных. Паровик, у которого, казалось, отсутствовала какая-либо подвеска, с хрипом и фырканьем тронулся с места, подпрыгивая и рыская по холодной, разбитой земле, пока не достиг сравнительно ровной и гладкой поверхности дороги. Он направился в том же направлении, в котором шли Кильон и остальные до их поимки. Хотя теперь они были заключены в тюрьму, у них было мечтательное ощущение продолжения.
— Мне жаль, — сказал он Мироке. — Мне следовало поинтересоваться, как пользоваться залповым оружием. Возможно, я мог бы что-то изменить.
— Не убивайся, Резака. Было бы проще простого, даже если бы я держала его в руках.
Он задавался вопросом, была ли она просто нехарактерно добра или просто констатировала неприукрашенные факты об их затруднительном положении.
— Я все еще чувствую, что должен был что-то сделать.
— Может быть, тебе следует разговаривать не со мной.
Он кивнул и повернулся к Кэйлис, ожидая, что она будет смотреть в черную даль, оторвавшись от реальности. Он вздрогнул под давлением ее взгляда.
— Все будет хорошо, — сказала она.
Девочка — Нимча — конечно же, слушала. Она ничего не сказала, но это не означало, что она была неспособна понять. Кэйлис просто делала то, что сделала бы любая мать в подобных обстоятельствах, а именно защищала своего ребенка от полной, мучительной скуки правды. Ни в коем случае все не должно было быть хорошо. Но что хорошего было бы Нимче, узнай она об этом сейчас?
— Возможно, мне следовало оставить тебя в клетке, — сказал он. — Не ради смерти, а для того, чтобы кто-то другой спас тебя. Тогда ты не оказалась бы в такой переделке.
— Ты сделал то, что должен был сделать. Это было к лучшему.
— Это к лучшему?
— Все будет хорошо, — сказала она с дикой самоуверенностью. — Не думай сражаться с этими людьми. Вы не сможете победить их.
— Ты знаешь, куда они нас везут? — спросил он.
— Да, — сказала Кэйлис. — Знаю. И все равно все будет хорошо.
"Значит, она все-таки сумасшедшая", — подумал он. Даже сейчас, когда над ними нависла смертельная угроза, она все еще цеплялась за свое заблуждение. Он начал задаваться вопросом, не была ли метка на голове Кэйлис ее собственной работой, частью паутины самообмана, которую она сплела вокруг себя. В этом случае она была по-настоящему, трагически невменяемой. При лучших обстоятельствах ему было бы жаль ее, а еще больше — ее дочь, которой приходилось мириться с искаженным взглядом матери на мир.
Паровик съехал с дороги, дорога снова стала ухабистой. Его фонари проносились впереди, освещая безликую, покрытую инеем местность, и лишь редкие скалы или валуны создавали ощущение масштаба. Водитель, возможно, выбирал случайный курс, если бы не видимые следы на земле — колеи от колес, пересекающие друг друга крест-накрест, свидетельствующие о том, что паровик проезжал этим путем не один раз.
Они проехали, наверное, лигу, двигаясь чуть быстрее, чем пешком, когда водитель остановил фыркающую машину. Ничто в этом местоположении не наводило на мысль о чем-то значительном, но здесь путаница более ранних следов колес изгибалась, оборачиваясь сама на себя.
Лидер спустился с платформы и подошел к ее задней части. Он то и дело оглядывался через плечо на что-то вдалеке. Несмотря на всю свирепость его маски и доспехов, сейчас в нем было что-то нервозное. Он быстро спустился по трапу и направил свою винтовку на заключенных.
— Удивлен, что вы не попытались сбежать, когда мы загнали вас в угол.
— Бесполезные жесты на самом деле не в моем стиле, — сказал Кильон. — И это было бы бесполезно, не так ли?
— В значительной степени.
— Ну вот. Мы избавили себя от лишней суеты и напрасного беспокойства.
— Знаешь, ты же медик и все такое... Может быть, ты для нас больше ценен живым, чем мертвым.
— Причини вред моим друзьям, и ты ничего от меня не получишь. — Когда Нимча был в пределах слышимости, он старался не говорить об убийстве. Он надеялся, что, когда за девочкой придет смерть, она будет быстрой и безболезненной. Он не хотел, чтобы она раньше времени знала о том, что должно произойти.
— О, не знаю, — сказал лидер. — Мы можем быть убедительными.
— Ты бы удивился, узнав, как мало пользы это тебе принесет.
— Думаешь, у тебя сильная воля?
— Не сильнее, чем у любого другого мужчины. Но насколько бы ты доверял врачу, если бы дал ему повод ненавидеть себя? Все лекарства в моей сумке выглядят удивительно похожими для необразованного человека. Поверишь ли ты, что я не полезу за чем-то, что может тебя убить, когда ты думаешь, что я собираюсь тебе помочь?
— Говоришь, что мы необразованные?
— Не хочу заострять на этом внимание, но думаю, что ты туп, как скала.
— Я далека от того, чтобы соглашаться с Резакой, — сказала Мирока, — но этот человек в чем-то прав.
— Ну, это была просто мысль. — Парень с черепами на мгновение замолчал, а затем одним легким движением ткнул прикладом своей винтовки в лицо Кильону. Он почувствовал, как она ударилась о его нос, что-то сломав. Он почувствовал, как хрустнули его очки, когда стекло одной из линз разлетелось вдребезги. Он упал назад, ударившись о решетчатый борт платформы, Мирока попыталась остановить его падение, но тщетно, поскольку ее руки были связаны, Кильон рухнул вниз, боль запоздало пронзила его череп, весь освещенный и наэлектризованный, как опаздывающий пригородный поезд.
— Они здесь, — сказал один из других мальчиков-черепов.
Мироку, Кэйлис и Нимчу выгнали из паровика. Кильон наблюдал за ними сквозь пелену боли. Сначала развязали руки им, потом Кильону. Под дулом пистолета Мироку заставили снять рюкзак и пальто. Вожак расстелил пальто на земле, сияя от порочного наслаждения, которое оно вызвало. Кто-то схватил Кильона за воротник пальто и грубо поставил на ноги. Разбитые очки соскользнули с его изуродованного носа. Он хотел схватиться за них, но его руки все еще были затекшими. Он наблюдал, как нога в ботинке превратила их в искореженный металл и блестящие синие осколки.
— Ты тоже, городской мальчик.
Кильон был слишком ошеломлен, чтобы говорить, даже если бы ему было что сказать. Кровь потекла у него из носа в рот. Все, что он мог сделать, это подчиниться людям с оружием и позволить им толкать его вниз по трапу, пока он не оказался на земле рядом с тремя другими заключенными.
— Иди, — сказал главарь.
Вдалеке что-то виднелось, украдкой высвечиваемое колеблющимся светом фонарей. Сначала он подумал, что это рощица серебристых деревьев, одиноко стоящих в пустоте. Затем он понял, что это была кучка стальных фигур, всего около дюжины, некоторые из них стояли, другие лежали на земле. На какой-то убаюкивающий момент Кильону показалось, что он смотрит на людей в доспехах, еще один отряд, пришедший, чтобы отобрать их у молодых головорезов с оружием. Не то чтобы это обязательно улучшило бы их положение, но, по крайней мере, отсрочило бы конечный результат. И все же, когда они подошли ближе и свет фонаря лучше осветил собравшуюся группу, он увидел то, чего так боялся.
Они не были людьми. Они не были гуманоидами. Они даже не были, собственно говоря, живыми существами.
— Ворги, — сказала Мирока.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Машины были размером с человека, более или менее человеческой формы, с ногами, руками и головами. Некоторые из них стояли прямо, некоторые присели на четвереньки, в то время как третьи сидели на корточках, как дрессированные собаки. В них действительно было что-то собачье или волчье, что-то от ночи и волка. Их тела и конечности были немногим больше, чем скелетообразное шасси, с отвратительно видимой внутренней работой. Он вспомнил отрубленную конечность, которую Мирока нашла возле разбившейся кареты, отвратительное сочетание металла и мяса: хромированные сочленения и поршни, печеночное заражение мышц, сухожилий и живой нервной системы, одно вплетено в другое. Теперь он увидел существ во всей их полноте, и лучше от этого не стало.
Органы и механизмы блестели под их хромированными ребрами. Медленно взревывали служившие легкими части, с венами и проволокой. Стальные сердца колотились и жужжали. Была даже какая-то отвратительная пищеварительная система, плотно упакованный биомеханический кошмар из алых трубок, фиолетовых почек и серебристых клапанов. Единственным, что защищало эти хрупкие узлы от повреждений, была тонкая перфорированная сетка.
Меньше всего ему нравились их головы. Они были удлиненными, суживающимися кверху, больше похожими на череп лошади, чем на человеческий. Они заканчивались не ртами, а сложным механизмом из сверл, режущих инструментов и зондов. Казалось, у них не было живых глаз, скорее выпученные массы объективов камер. Внутри контуров он увидел что-то серое и рыхлое. Механизмы голов плотоядных воргов постоянно щелкали и поворачивались, устройства выдвигались и втягивались, как будто машины переживали некое нервное автономное ожидание, будто собаки, пускавшие слюни при звуке звонка.
Во всяком случае, большинство из них. Один из воргов уже занимался своим делом. Он сидел на корточках на земле, вытянув шею вперед, как собака, пьющая из миски. Он поедал чей-то мозг, один из его головных зондов вонзился в череп жертвы. Это была женщина средних лет, ее седеющие волосы веером рассыпались по земле у нее под головой. Ее тело дернулось, когда плотоядец извлек нервный материал, необходимый ему для собственного функционирования. Кильон надеялся, что женщина мертва и что движения, которые совершало ее тело, были всего лишь побочным эффектом процесса извлечения. Но он задавал себе вопрос. Одно время лечение определенного вида психоза заключалось в проталкивании ножа для колки льда через глазницу в лобную долю; затем нож для колки льда перемещали до тех пор, пока проблемная мозговая ткань не превращалась в нефункционирующую кашу. Если человек смог пережить это, то, по мнению Кильона, вполне вероятно, что кто-то смог бы пережить гораздо более точное и направленное извлечение тканей плотоядным организмом.
Внезапно машина убрала свой зонд, встав на задние лапы, ее передние тянулись вверх в странно милой манере, когда она очищала свою морду от человеческого загрязнения.
— Не останавливайся, — сказал главарь черепов, тыча своей винтовкой в поясницу Кильона.
— Не отдавай им девочку, — сказал Кильон, наконец найдя в себе силы заговорить. Язык у него заплетался, каждое слово причиняло ему боль. — Они ведь не будут скучать по ней, правда? По крайней мере, отпусти ее, даже если ты отдашь всех нас машинам.
— Извини, — сказал мужчина. — Давай договоримся здесь. Для них это все мясо.
Две машины — включая ту, которая только что встала, — подошли к телу и подняли его в воздух, неся его вдвоем, как будто она была не более материальна, чем дым. Отряд остановился. Две машины направились навстречу ожидающим людям, в то время как другие ворги щелкали и жужжали своими рыльцами-механизмами. Они двигались, как марионетки, скользя по земле легкими, как перышко, шагами, как будто ими управляли скрытые ниточки. Вблизи от них исходил неприятный запах мясной лавки в жаркий день, смешанный с чем-то едким и механическим, похожим на перегревающуюся буксу.
— Ворги/отдают/это/обратно, — сказал ворг, который только что закончил ужинать. Его голос был грубо синтезирован и атонален, приближаясь к человеческой речи не лучше, чем жужжащий гул искусственной гортани. Вместе со своим молчаливым напарником ворг опустился на колени, чтобы положить женщину на землю. Ворги/берут/то, что/воргам/нужно/сейчас. Этот/один/все еще/хорош. Люди/принесут/обратно/позже. Воргам/нужно/больше/мозгов.
Надежды Кильона рухнули. Она все еще дышала.
— Возьмите ее, ребята, — сказал вожак своим товарищам. — Но будьте осторожны; это всего лишь тело.
— Я вижу, — сказал Кильон, наблюдая, как двое головорезов повели женщину обратно к паровику. — Полагаю, легче насиловать ее после того, как ей сделали лоботомию. Сопротивляется меньше.
