— Вот это дело! — обрадовался Шмыга, оказываясь чуть позади и справа от меня. — Я бы не отказался горло промочить.
— А ты... что, вообще, сделал? — единственный глаз хозяина заведения переместился на рысь, от чего он нервно прижал уши к голове, а потом поднял свою ношу на уровень морды. — Это что за мерзость?
— Голова перепончатокрылого клыкастого уродца, который ворвался в мой номер, — отвечаю вместо кошака.
— И зачем ты её принёс сюда? — повернулся ко мне Хасан.
— Хочу пожаловаться на паразитов в комнате, — отвечаю с долей язвительности в голосе, чувствуя как самоконтроль начинает давать трещину.
Секунду стояла тишина, после чего грянул дружный хохот, к которому присоединился даже величайший алхимик. Самый же скандальный из верблюдов заявил:
— А ведь он прав! Отвратительное обслуживание в номерах...
Трактирщик уже открыл рот, чтобы что-то ответить на это обвинение, но тут из глубины здания раздались грохот, вой и визг, от чего всё веселье будто ветром сдуло. На морде же одноглазого верблюда, до этого момента казавшегося уверенным в себе проступила смертельная бледность. Он сорвался с места и уже забегая за стойку прокричал:
— Пятьдесят солнц тому, кто поможет мне спасти жену и дочь!
"Благодарный тебе трактирщик полезнее, чем убитый каким-то монстром", — постарался я рационально оправдать то, что побежал вслед за хозяином заведения, вновь погружаясь в состояние форсированного восприятия.
— Эй! А что мне с головой делать?! — донёсся голос Шмыги в спину, отвечать на вопрос которого не было ни времени, ни желания.
Мимо промелькнули трактирная стойка, распахнутая неприметная дверь, короткий коридор и ещё одна дверь, за которой находилась освещаемая масляной лампой комната, примерно в четыре раза более просторная чем мой номер. Быстрый взгляд выхватил образы большой двухспальной кровати с балдахином, где забились в угол уже знакомая верблюдица и её младшая копия, не обременённые одеждой, толстый ковёр, сервант с хрустальной посудой, прибитые к стенам полки, невысокий овальный стол, чёрного жеребца с белой гривой, одетого только в штаны, но зато с двумя изогнутыми к концам мечами в руках. Впрочем, всё это меркло на фоне мускулистой туши волка с верблюжьими чертами, застрявшего в оконном проёме с выбитыми ставнями.
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
От заката до рассвета 4
— Все в стороны! — раздался крик из-за спины, а затем над моей головой пролетел небольшой предмет, оказавшийся стеклянным флаконом, разбившимся об стену рядом с оконным проёмом. — Какое-то животное не заберёт у Гомфилиуса его деньги!
Стекло ещё не успело разлететься осколками, как от места столкновения во все стороны стали расти ледяные конусы, которые не пронзали, а обволакивали попадающиеся на пути предметы. Верблюд-оборотень, подвижность коего была ограничена проёмом, в котором он застрял из-за бугрящихся мышц, окончательно оказался замурован. Лишь его голова, да и то — частично, да одна лапа, начавшая когтями скрести неожиданно появившиеся оковы, остались свободны.
"Нужно было ту мышь тоже закатать в кристалл покрупнее. Что-то я об этом не подумал", — мысленно посетовав на собственную оплошность, быстро подхожу к жертве алхимика, хватаю попытавшуюся достать меня лапу и начинаю наращивать на ней неровный кристалл.
— Отлично, — чёрный единорог облегчённо вздохнул. — Сейчас я его успокою...
— Подожди, — ладонь трактирщика легла на плечо жеребца, крепко сжав его пальцами. — Что ты делал в покоях моих жены и дочери, да ещё в таком виде?
— Прибежал на крик, — быстро (возможно даже излишне быстро) ответил белогривый, опуская мечи и встречаясь взглядом с верблюдом, всё ещё готовым к бою. — Или ты бы предпочёл, чтобы меня здесь не было в момент нападения?
"Хорошая постановка вопроса", — усмехаюсь мысленно, прижимая лапу волка-верблюда к стене, чтобы разрастающийся кристалл зафиксировал её понадёжнее.
— Хррру-у-у! — проскулил пленник, вращая безумными глазами из стороны в сторону.
— Может быть я не вовремя, но... что здесь происходит? — спрашиваю обернувшись к остальным присутствующим в комнате.
Хасан всё ещё стоял перед так и остающимся для меня безымянным единорогом, всем видом выражая внутреннюю борьбу между подозрением и благодарностью, в дверном проходе застыл зебриканец, сложивший на груди руки, в одной из коих виднелся готовый к броску флакон, ну а верблюдицы успели натянуть на себя одеяло, скрывая свою наготу, что не мешало им со страхом и любопытством выглядывать из-за импровизированного укрытия. Впрочем, долго эта заминка не продлилась и трактирщик, опустив своё оружие, заговорил прежним уверенным тоном:
— Я благодарен каждому из вас за помощь и не отказываюсь от своих слов о награде, — брошенный на моего сородича взгляд выражал желание побеседовать с ним поплотнее, но верблюд сдержался. — А сейчас — выметайтесь из комнаты.
— Нужно добить... — попытался возразить чёрный пони, указывая одним из мечей на оборотня.
— Сам разберусь, что нужно, а что — нет, — огрызнулся одноглазый. — Вон!
"Мне бы обидеться, но... мужик в своём праве", — пожав плечами направляюсь к выходу, уже освобождённому успевшим ретироваться зеброй.
...
Остаток ночи прошёл не то, чтобы совсем уж спокойно, так как за стенами трактира продолжали звучать визги, рык, вой, а временами доносились тяжёлые удары чем-то тяжёлым по чему-то твёрдому, но к нам больше не лезли. Я же решил переждать происходящее в общем зале, заняв один из столиков, а когда вернулся Хасан, рядом с которым шли его жена с дочерью, переместился за стойку.
Трактирщик честно выложил на столешницу три тугих мешочка, внутри которых оказались золотые монеты, один из коих с гордым видом забрал алхимик, тут же спрятавший добычу под тунику. Когда же за своей долей подошёл мой сородич, его одарили настолько доброжелательным взглядом, что не создавалось никаких сомнений в желании верблюда познакомить белогривую голову со своим молотом.
Несмотря на то, что меня в первую очередь интересовала информация, туманные перспективы будущего не позволили пренебречь наградой, хоть мой вклад в защиту семьи одноглазого и оказался сомнительным. Впрочем, порыв гордости (или какой-то иной эмоции) был задавлен логикой, заявляющей о необходимости наличия средств для комфортного существования, раз уж покинуть город не получается.
Хозяин "Сияющего Портала", после того как налил всем обещанную бесплатную выпивку, то и дело бросая на своих женщин тяжёлые взгляды, более или менее охотно поделился со мной историей о том, что происходило в Городе Двух Султанов. По его словам между верблюдами и бэтпони, когда-то основавшими это поселение на руинах заброшенного храма всегда царили напряжённые отношения, но до поры они вполне благополучно сотрудничали: днём держал власть и следил за законом Белый Султан, ночью — Чёрный. Их общая военная мощь отпугивала банды налётчиков, отбивала желание проверить соседа на прочность у других городов-государств...
Мелкие конфликты стали перерастать в откровенную вражду не более двух десятков лет назад, когда погиб прежний Белый Султан, в чём оказались обвинены бэтпони. Сами перепончатокрылые летуны свою вину, разумеется, не признавали, да и доказательства их причастности были косвенными. Впрочем, это не помешало начать обвинять их едва ли не во всех грехах...
Примерно год назад обстановка стала особенно неустойчивой, когда прогремела новость о тайных встречах принцессы бэтпони Шэдоу Фловер, считавшейся первой красавицей своего народа и являвшейся единственной наследницей Чёрного Султана, а также принца Али, что метил на место своего отца. Они оба были сторонниками примирения, что не нравилось многим, из-за чего им приходилось раз за разом доказывать как собственную силу, так и иные таланты.
Родственники заперли наследников во дворцах, более не выпуская их из-за стен без вооружённого сопровождения, да и статус принца с принцессой серьёзно пошатнулся. А затем, в одну не самую прекрасную ночь Али был найден убитым, в то время как Шэдоу Фловер просто пропала. И это стало причиной, из-за которой вражда перешла в состояние войны... продлившейся ровно до наступления следующей ночи.
— ...Горожане говорят разное: кто-то считает, что сами небеса оказались прогневаны поведением Султанов, из-за чего их семьи, приближённые и многие слуги теряют рассудок едва заходит солнце; другие уверены, что это результат попытки проклясть врагов, отразившийся как на проклинающем, так и на проклинаемых; лично же я думаю, что кто-то разбудил джинна, совершенно забыв о привычке этих существ искажать любое желание потревожившего их покой, — завершил свою историю одноглазый верблюд, к словам коего постепенно начали прислушиваться все посетители трактира, находящиеся в большом зале.
— Наверняка это кто-то из чужаков постарался! — стукнул кулаком по столу скандалист, тут же стушевавшийся под скрестившимися на нём взглядами. — Что? Все жители Султаната знают, что загадывать желание джинну — это изящный способ самоубийства. Да и то — в лучшем случае! Я разве не прав? Кто из вас решился бы на такую глупость?! Ведь именно из-за этого Красное Море получило свою репутацию...
— Да заткнись ты, — устало протянул один из приятелей здоровяка, ударом кулака по макушке заставляя его усесться на скамью. — Сил моих больше нет это слушать. "Чужаки то", "Чужаки сё"... Будто среди верблюдов идиотов нет.
Ответом ему стали голоса нескольких других жителей пустыни и Великой Равнины, под общим давлением которых скандалист умолк, негромко ворча ругательства себе под нос. Я же решил задать ещё пару вопросов, чтобы уточнить непонятные моменты...
— С проклятьем пытались разобраться: вызывали магов, целителей, алхимиков, — на последнем слове Хасан кивнул на Гомфилиуса. — Только не помогло ничего. Вроде бы обращающихся пытались запирать на ночь, но ты и сам их силу видел: таких надолго никакая клетка не удержит. О том, чтобы перебить их пока они в своём нормальном виде и речи не идёт: они, во-первых, даже днём сильны, да ещё и умом не обделены, а во-вторых, убивать свою родню...
— И почему город не покинули? — подозревая, что услышу в ответ, всё же задаю этот вопрос.
— Кому-то некуда идти, кто-то боится уходить, а за кем-то могут и послать погоню, чтобы вернуть, — отозвался трактирщик, явно не говоря всего, на что я, впрочем, и не рассчитывал (хорошо, если он сказал хотя бы половину правды). — Да и на моей памяти — это первый случай, когда обратившиеся рвались в дом.
— Как только взойдёт солнце, я сразу покину этот Громом позабытый город, — едва не сплёвывая на пол от раздражения, заявил зебриканец.
— Да исполнятся все твои желания, — хмыкнул заводила-верблюд, за что получил тычок в бок кулаком от соседа. — Молчу я...
"А ведь ещё недавно он полосатому чуть ли не в дружбе признавался", — отметил мой внутренний голос, пока я погружался в размышления над услышанным.
История напомнила мне бессмертных Ромео и Джульетту: двое влюблённых, которые не могли быть вместе, семьи коих враждовали... Однако же после гибели местных героев конфликт лишь перешёл в более горячую фазу, а затем и вовсе превратился в нечто странное. Может ли тому быть виной исчезновение Шэдоу Фловер? Или же принцессу тихо прикопали, не признавшись в её убийстве?
"Я нахожусь в мире, где магия песен изгоняет духов холода и вражды, а питающиеся эмоциями разумные насекомые — обыденная реальность. Не удивлюсь, если всё происходящее окажется проклятьем влюблённой девчонки, потерявшей своего возлюбленного. В конце концов... в моей прежней жизни в сказках описывали и не такое", — допив свой бесплатный напиток, несколько секунд прислушиваюсь к своим ощущениям, кажущимся какими-то странными, а затем осознаю факт резкого снижения привкуса железа во внешнем энергетическом фоне.
— Похоже, что наступил рассвет, — произношу вслух, что привело к оживлению в зале.
Большинство постояльцев повскакивали со своих мест, но так как окна оказались закрыты, им оставалось только прислушиваться к тишине по ту сторону двери. Хозяин заведения велел никому не уходить и сам поднялся на второй этаж, после чего вернулся со словами, что солнце и вправду восходит. После этого атмосфера напряжённости окончательно прошла, а на мордах появились облегчённые улыбки.
Хасан попросил разрушить кристаллы, блокирующие окна, заявив о своём желании сегодня же установить на них металлические решётки. Крышку тоже пришлось освободить, хотя я, если бы мне довелось находиться на месте верблюда, предпочёл бы замуровать этот не самый тайный ход в свой дом.
Сходив в свою комнату за сумкой, решив попробовать уйти из города ещё раз (просто для проверки), в коридоре столкнулся со Шмыгой, что сунул мне в руки голову бэтпони и скрылся в своём номере. Глядя на морду проклятого, жизнь коего оборвал ночью, почувствовал себя... не самым хорошим разумным.
"Всё равно, что больного убил за то, что он не мог себя контролировать. Лавры предшественника покоя не дают? Что же ты, мастер трубы и сварочного аппарата творишь?", — корка отстранённости треснула, но на этот раз просочившиеся из-за неё эмоции несли с собой не ярость, хотя желание что-нибудь сломать никуда не делось.
Посещение комнаты много времени не заняло: накинув на себя походный плащ, заткнув за пояс кинжал и саблю, пристроив за отворотом пистоль и взвалив на плечи сумку, завернул тело бэтпони в простыню и с этой ношей спустился вниз. Хасан, услышав о моей проблеме махнул рукой, разрешив отнести перепончатокрылого в комнату, где мы остановили верблюда-волка и заявил, что сам разберётся с останками.
В большом зале заметил, как Гомфилиус, взвалив на спину небольшой мешок с пожитками, с высокомерным выражением на морде целенаправленно шагает к распахнутой двери. В голове даже зародилась мысль догнать его, чтобы задать пару вопросов о зельях, которые он может приготовить (воображение нарисовало шар из чего-то вроде паутины, образующийся после того как разбивается брошенный флакон).
— Алхимик Гомфилиус? — раздался незнакомый голос, едва зебриканец пересёк порог.
— Величайший алхимик Зебрики, — с вызовом в словах представился полосатый жеребец.
— Вы пойдёте с нами, — заявил незнакомец.
— Даже не собираюсь, — фыркнул зебра. — Ноги моей не будет в вашем городишке.
— Ваше мнение нас не интересует, — отозвался собеседник. — Взять его!
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
От заката до рассвета 5
— Что здесь происходит? — задаю вопрос максимально холодным и надменным тоном, выходя из трактира под свет солнца.
Периферическим зрением отмечаю следы крови на дороге, борозды от когтей на земле и стенах, а также четвёрку верблюдов, полукругом обошедших зебриканца, уже вскинувшего руку с флаконом для броска (учитывая эффект, который возымело использованное ночью зелье, стражники вряд ли отделаются лёгким испугом). В обоих концах улицы не было прохожих, а сенсорика подсказывала, что неподалёку есть ещё две четвёрки противников, отгоняющие нежелательных свидетелей.