— Если бы я тогда промолчал — Уилл был бы сейчас уже благополучно переварен индейскими желудками, смекаешь? И вообще, какого черта я оправдываюсь?! -Джек окончательно вышел из себя, — знаешь, мне глубоко безразлично, доверяешь ты мне или нет, но мне небезразлично, что ты и этот чистоплюй собирались бросить меня здесь, забрав единственную шлюпку! Это ты, наверное, считаешь верхом нравственности! Или, может быть, полагаешь, что эта твоя железка заменит мне возможность уплыть отсюда!

С этими словами он в ярости швырнул медальон мне под ноги.

— Мы бы вернулись за тобой!

— Вернулись — черта с два бы вы вернулись!! — рявкнул Джек, да так, что я подпрыгнула, — его бы съели, а костей понаделали бы бус, а ты...ну-ка стой, я с тобой ещё не закончил!

— Зато я закончила с тобой! — я развернулась и пошла по берегу прочь от Джека, чувствуя, что не в силах больше сдерживать слезы. Величайшая несправедливость мира в том, что от злости я плачу и ничего не могу с собой поделать, но я не собиралась дать ему возможность поглумиться надо мной.

— Ну и прекрасно! — крикнул Джек мне вслед, — иди! Может, через ноги тебе в голову войдет хоть немного ума!

Я шла, не оборачиваясь, слезы ярости душили меня. Как он мог, как он мог! Пират! Да даже у пиратов были свои понятия о чести, они не бросали товарищей в беде. Рассказывал же Джек про одного главаря пиратов, который бежал из испанского плена, голыми руками соорудил плот, добрался до Тортуги, там набрал людей и пошел выручать оставшихся в плену товарищей!* А этот что? Хуже двадцати врагов, лицемерный друг! Обращается с людьми, как с грязью, манипулирует ими, использует в своих интересах и хладнокровно отшвыривает, когда они ему не нужны! Невозможно его не любить, невозможно не ненавидеть, а лучше всего — вообще не иметь с ним дела!

Постепенно шаги мои замедлились — я прошла уже приличное расстояние — и теперь шла спокойнее, уставившись себе под ноги.

В сердце своем я всегда безгранично снисходительна к тем, кого я люблю. Не знаю, правильно это или нет, но так уж я устроена — не могу долго сердиться на друзей и любимых. И сейчас я уже сожалела о том, что назвала Джека бессердечным лицемером — я-то знала, что он не бессердечный! Вообще обычно я даже в самой жаркой ссоре никогда не теряю контроль над собой и стараюсь не бросаться такими резкими словами, зная, как сильно они могут уязвить. И что это на меня нашло? Поступок Джека, конечно, отвратителен, но, быть может, ему просто не у кого было научиться дружбе и любви? Зато по эгоизму у него, конечно, высший балл!

Я улыбнулась своим мыслям. Вот интересная вещь! Только что я была вне себя от того, как Джек поступил с Уиллом и Элизабет — и вот не прошло и часа, а я уже оправдываю его в собственных глазах. Детство, мол, у него было тяжелое...а у Уилла — легкое? С малых лет в кузнице! И тем не менее поступи так Уильям, я бы считала, что ему нет никаких оправданий, а для Джека они почему-то находятся. Что же в нем такого особенного? Внезапно я поняла, что все люди, которые находятся рядом с Джеком, любят его не за его хорошие качества, а скорее наоборот. Странно, но иногда нам нравится в человеке именно то, что он мерзавец. Как говорил всё тот же Теккерей — кому интересны какие-то там чувства, скучная добродетель, дурацкая невинность, когда известно, что лишь порок, пленительный порок как магнитом привлекает к себе людей?** Ну, а Джек — это само отрицание какой бы то ни было добродетели.

С другой стороны...тут я заметила, что уже дошла аж до самой колонии крабов, где мы охотились с Джеком. Вспомнилось, как он возился со мной, как учил всему тому, что знал и умел сам, как помогал, когда мне было плохо...и этот человек не знает, что такое забота и любовь? Не умеет дружить? Чушь! Были, были где-то в далеком прошлом люди, которые любили и оберегали Джека — вот только где они теперь? Океан времени поглотил всё без остатка.

Так я шла, погруженная в свои мысли, пока не наткнулась на большой камень. Присела на него в глубокой задумчивости и устремила взгляд на море...и тут же вскочила, словно камень был раскален добела.

В этом месте полоса рифа сужалась и совсем недалеко от берега — метрах в двухстах — я увидела корабль. Но что это был за корабль! Чернее черной ночи, ни одного огня, он, тем не менее, светился жутковатым, фосфорическим блеском, точно глубоководная рыба. Это было необычайно страшно и красиво. Корабль был огромен — явно не меньше "Жемчужины" и тоже трехмачтовый. Весь словно составленный из зазубренных костей, он высоко нес свои паруса — даже они казались ощетинившимися, словно были покрыты рыбьей чешуей. Колдовской свет напоминал зеленоватое мерцание болотных огней, заманивающих в трясину, откуда нет возврата...

Внезапно от корабля отделились какие-то тени — я слышала, как они шлепали по мелководью. В тишине ночи до меня доносилось сипение легкие существ, разучившихся дышать воздухом. наткнулась на большой камень.и не решил априсесть н

"Летучий Голландец"! Дейви Джонс и его команда снова охотятся за Джеком! Я по-настоящему, вживую вижу "Летучего Голландца"!

Я медленно попятилась, не сводя глаз с корабля. Что же теперь делать?

"Сумасшедшая, беги!", вопило что-то внутри меня, "предупреди Джека, вы ещё успеете уйти на шлюпке!". Однако другая часть сознания, оставшаяся спокойной перед лицом грозной опасности, понимала, что это бред — нам никогда не скрыться на шлюпке от корабля. Джонс увидит нас сразу же, стоит только выйти в море, и мы все попадем в плен.

И тут, сама не понимая, что это я делаю, я повернулась и решительно двинулась навстречу зловещему шлепанью. Нащупала шпагу на боку...вряд ли стоит пускать её в ход, но всё же лишней не будет. Она как-то придавала уверенности, хотя успехи мои в фехтовании нельзя было назвать впечатляющими.

Так, что ещё у меня есть? Жилет всё-таки пришлось надеть на голое тело, как бы глупо это не выглядело — у него были карманы. Жидкость для линз и контейнер здесь — это самое главное...хорошо, что удалось прокипятить линзы...

Быстрыми, машинальными движениями я пригладила волосы, мимоходом заметив, как они отросли — пряди уже закрывали уши...скоро мне придется заплетать их в косички, как это делает Джек...досадно, что нет медальона, но так даже лучше, Джеку он нужнее...Он, конечно, гордец, но не до такой степени, чтобы не подобрать медальон после моего ухода...

Эх, Джек, Джек! Жаль, что расстаемся вот так, с гневом и обидой в сердце. А может, так и лучше. Слишком уж много сил ты положил на меня, Джек — должна же и я хоть чем-то тебе помочь! Я так и так попаду в плен, но сейчас ещё есть шанс, крошечный шанс, что Джонс не заметил всех нас, что он видел только меня...или вообще нас не видел, а просто случайность привела его на этот остров...

Глупость. Не стал бы он посылать своих людей на сушу просто так. Он видел кого-то из нас — может, заметил огонь костра в ночи...хотя мы его закрывали, отсвет всё равно падал на деревья. В любом случае, быть может, мне удастся убедить его, что кроме меня, на острове больше никого нет...слабая надежда, конечно, но всё-таки попытаться стоит.

Шаги приближались; я вздернула подбородок, распрямила плечи, хотя понимала, как смешно выгляжу в этом нелепом наряде. Всё-таки как одежда влияет на душевное состояние человека! Думаю, если бы Наполеона заставили командовать своими войсками в одном исподнем — вряд ли его походы были бы столь победоносны...и хотя я привыкла уже ходить а одних штанах и топе и даже обгорать перестала, сейчас, когда чудовища Джонса надвигались на меня, я чувствовала себя жалкой и беззащитной.

Слава богу, хоть штаны есть на этот раз! А то совсем было бы тоскливо...

Три черные фигуры молча надвигались на меня. Я шла им навстречу и через несколько секунд оказалась в кольце.

От фигур веяло жутким холодом и резко пахло солью, мокрым деревом и рыбой. Один из них своим мощным торсом закрыл мне луну, так что лиц — если у них были лица — было не разглядеть.

Пожалуй, это даже и к лучшему.

— Я...— голос мой прозвучал как-то странно и я откашлялась, — я прошу проводить меня к капитану, — и быстро добавила, — только не надо бить меня по голове, на меня это плохо действует. Я прекрасно пойду сама.

Секундная пауза зависла после моих слов. Потом — жуткое бульканье, клохтанье, очевидно, означавшее смех. Смешав агонию больного с отеком легких и звук бурлящей воды в электрическом чайнике, можно было получить примерное представление об этом смехе.

— Думаю, ничто не помешает нам выполнить столь учтивую просьбу, — произнесла таким же булькающим голосом та фигура, что заслоняла от меня луну, — абсолютно ничто не помешает!

___________________________

*вероятно, речь шла о Бартоломео Португальце, подробнее о его приключениях можно прочитать в книге А.О. Эксквемелина "Пираты Америки"

** Уильям Теккерей, "Кэтрин"

XX.

"Сколько тебе нужно душ взамен моей души?"

Капитан Джек Воробей, ПКМ-2

Руки мне связали перед собой и я была очень, очень рада, что так получилось — потому что посланцы Джонса, как только море стало доходить до пояса, нырнули, а конец веревки потянули под воду. Я пережила несколько страшных минут, в течение которых была уверена, что они меня сейчас утопят. Но они позволили мне свободно плыть по поверхности, в то время как сами двигались в глубине вод, удерживая меня за веревку.

Плыть со связанными руками оказалось дьявольски сложно и мне крупно повезло, что я хорошо плаваю. Вот теперь я поняла, каково было Джеку, когда Барбосса заставил его прыгнуть в море со связанными руками!

"Летучий Голландец" надвигался на меня — огромный, сияющий призрачным светом. Я слышала плеск воды у его бортов и поскрипывание старых досок. Полуутопшая, я из последних сил подплыла к забортному трапу и уцепилась за него. Но не успела одолеть и пары ступенек, как чьи-то сильные руки подхватили меня, и в мгновение ока я уже стояла на палубе. Она была скользкой, словно покрыта какой-то слизью. Очевидно, большую часть времени корабль проводил всё-таки под водой.

— Мисс Ксю Варлок! — неожиданно громко произнес кто-то и я, вздрогнув, подняла глаза, — добро пожаловать на борт!

Примерно в двух метрах прямо передо мной стоял Дейви Джонс. Его спрутообразная голова в зеленоватом свечении судна казалось мертвенно-белой, точно у покойника. Щупальца шевелились, обвивали плечи. Но всего ужаснее, наверное, было то, что у этого чудища были человеческие глаза — я встретилась с ними взглядом, когда Джонс раскуривал трубку. Глаза были льдисто-голубые — холодные, как море и как море безжалостные.

И я вдруг отчетливо поняла, что от того, как я сейчас себя поведу, будет зависеть моя судьба. Я словно снова очутилась на "Черной Жемчужине", где однажды, почти плача от отчаяния, я растирала ушибы, полученные во время тренировки с Уиллом. Джек тогда словно невзначай подошел ко мне и сказал: "Знаешь, я тоже никогда не отличался особенной силой. Уилл как-то сказал, что в честном бою он бы меня одолел — это правда. Но далеко не всегда сила решает всё. Хитрость и красноречие часто оказываются эффективнее шпаг и пистолетов".

Я сделала над собой усилие и отлипла от фальшборта — вернее, от того, что от него осталось.

— Благодарю, капитан Джонс, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно ровнее, — большая честь очутиться здесь, на вашем легендарном корабле.

Стоявшие за плечами Джонса существа — у меня язык не поворачивается назвать их людьми — что-то забормотали, и мне послышалось скрытое одобрение в их шуме.

— Тихо! — прикрикнул Дейви Джонс. Потом внимательно посмотрел на меня...и вдруг, одним стремительным рывком передвинув свое могучее тело, приблизился ко мне вплотную.

— Вот как! Значит, вы рады оказаться на этом, как вы выразились, легендарном судне? — насмешливо произнес он, — видимо, это от радости у вас подгибаются колени?

Приглушенное хихиканье.

— Моя радость не беспричинна, капитан, — учтиво произнесла я, пропустив издевку мимо ушей, — вы спасли меня от неминуемой гибели на этом острове, где меня высадил проклятый пират по имени Джек Воробей.

При имени Джека подобие лица Джонса исказилось в жуткой гримасе. Щупальца взметнулись, точно змеи на маске Медузы Горгоны.

— Что ты сказала, повтори?

— Джек Воробей бросил меня на этом острове, — твердо и громко произнесла я и добавила чуть тише, — ублюдок не дал даже пистолет с пулей, как полагается по пиратскому кодексу. Я не пират и стрелять не умею, но это дело принципа! Как вы считаете, капитан?

Внезапно Джонс схватил меня своей клешней за плечо и сжал так, что я вскрикнула — казалось, я сейчас останусь без руки.

— Где...— от ярости он даже плохо выговаривал слова, — как давно он ушел от этого острова?

Я мысленно возликовала — Джонс мне поверил! Жажда мести оказалась слишком сильна.

— Три дня назад, на юго-юго-восток...капитан, мне же больно! Отпустите, я больше ничего не знаю, богом клянусь!

Джонс отпустил меня и рявкнул:

— Вы слышали, какой курс! Шевелитесь, раззявы!

Матросы так рьяно бросились исполнять его приказание, что чуть не сшибли меня с ног. Я ухватилась за что-то склизкое, мокрая веревка больно врезалась мне в запястья. Загрохотал о борт поднимаемый якорь.

Джонс, спокойно попыхивая трубкой, рассматривал меня.

— Ксю Варлок, — произнес он наконец с непередаваемым удовлетворением в голосе, — как удачно, что вы попали к нам в руки! Джек Воробей тоже не уйдет от меня, но вы — главный приз в этой игре. Можно узнать, почему он высадил вас на острове?

— А я могу узнать, в какой игре меня назначили главным призом? — с вызовом спросила я и тут резкая боль обожгла мою спину даже через жилет.

Боцман, который погонял матросов, крутивших якорный шпиль, полоснул меня "кошкой".

— Отвечай, когда капитан спрашивает! — проревел он.

Боль была такой сильной, что сознание моё помутилось, и несколько секунд я хватала воздух ртом, думая только о том, как бы не упасть бесчувственной к ногам Джонса. Тогда мне и в голову не пришло, что, пожалуй, это было бы и к лучшему — возможно, в следующий раз боцман придержал бы руку.

Шатаясь, я посмотрела прямо в глаза капитану. Он ухмылялся, но в его взгляде я прочитала нечто похожее на восхищение.

— Так почему же Джек Воробей оставил вас на этом острове, мисс?

— Я... — голос тоже слушался плохо. Спина горела огнем, ноги подкашивались. Господи, как вынес Уилл пять — пять! — таких ударов?! Правда, его-то бил как раз не боцман...

— Он хотел, чтобы я отдалась ему, а я отказалась, — ляпнула я первое, что пришло в голову. Откуда мне знать, за что могут женщину оставить на острове? Насколько я читала, женщины на пиратских кораблях вообще были большой редкостью...

Дейви Джонс с секунду буравил меня взглядом, а потом откинулся назад и захохотал. Команда угодливо подхватила его смех. Я успела лишь заметить, что зубы у Джонса, как ни странно, вполне человеческие — чего нельзя было сказать о многих других членах экипажа. Луна светила ярко и сам корабль испускал свечение, так что теперь можно было хорошо рассмотреть этих чудищ. Многие из них напоминали людей лишь числом конечностей.