Полет ч.2

— Как ты? — в темных глазах появилась озабоченность.

Морщась, я пощупала свой лоб. Температура, несомненно, была повышена — во время приступов она вообще не опускалась до нормальных цифр и самое лучшее, на что можно было рассчитывать — 37,1. Во всем теле ощущалось так хорошо знакомое всем нам, жителям севера, отвратительное состояние субфебрильной температуры, при которой вроде бы и не помираешь, но и не здоров.

Я вздохнула.

— Бывало и лучше, Джек. Ну ничего, это пройдет. Мне надо просто отлежаться. А где мы?

— В моей хижине, — Джек повернулся на спину и с наслаждением потянулся, высунув ноги в дверной проем — иначе никак не получалось, — я построил её первым делом, как встал на ноги. У меня была такая и тогда, на Ямайке. Очень удобно, если нужно побыть одному.

— Полковник разрешал тебе? — удивилась я.

Джек пренебрежительно фыркнул.

— А что, я буду ему докладывать? На работу я выхожу, а ему нужно только это.

— Я бы не сказала, — заметила я, вспоминая, как безжалостно третировал нас полковник в первые две недели на плантации, — а что если он найдет нас здесь?

— Хижина хорошо замаскирована. К тому же я услышу его приближение, — успокоил меня Джек, — здесь повсюду сухие лианы — не подберешься незамеченным. К тому же мы сейчас не так уж далеко от плантации, как ты думаешь — на самой границе леса.

— Джек, спасибо! — невольно вырвалось у меня.

— За что это? — удивился пират.

— Ты принес меня сюда, рискуя своим убежищем. Если полковник начнет искать меня...

— Чепуха, цыпа! — нахмурился Джек, — не говори глупостей! Кто-то должен был присмотреть за тобой — нельзя было оставлять тебя одну в таком состоянии!

Он приподнялся и сел, скрестив ноги и почти задевая головой потолок хижины. Это напоминало мне поход — мы как будто сидели в палатке. И это была не слишком-то приятная ассоциация — один из таких вот приступов застиг меня именно в походе...в этот раз подо мной хотя бы был тюфяк — лежать почти на голой земле, когда тебя выламывает температура — удовольствие маленькое.

— А как же полковник? — спросила я, глядя на Джека снизу вверх, — если он не увидит нас сегодня на поле...

— Сегодня только прополка, поливать не надо. Дождь идет, цыпа. Тебе повезло.

— Да уж, повезло так повезло, — я со вздохом перевернулась на спину и заложила руки за голову. Противное ощущение повышенной температуры занозой сидело в мышцах и не думало проходить.

— Тебе надо поесть! — заметил Джек, — хочешь что-нибудь?

Мысли о бобах и маниоке не вызывали энтузиазма — эта скудная пища успела мне надоесть за эти недели донельзя.

— Дай мне очки, — буркнула я. Расплывчатые очертания предметов начали действовать на нервы.

— В них ты поймешь, голодна или нет? — усмехнулся Джек, но подал требуемое.

Я с досадой посмотрела на него. Мне было плохо, и я понимала, что именно поэтому меня всё раздражает, но поделать с собой ничего не могла. Резкий ответ уже готов был сорваться с моего языка, когда Джек пошарил в углу у входа и протянул мне что-то, плохо видное в полумраке.

— Держи. Помнишь, что это такое?

Я растерянно ощупала тяжелый, плотный плод.

— Манго?

— Именно, цыпа! — Джек хитро прищурился, — а помнишь, как ты попробовала манго в первый раз?

Помню? Помню ли я?

Зачем только Джек так сказал! Зачем пробудил сладостные, горькие воспоминания! Сколько всего было с тех пор...

Я отвернулась и, глотая внезапно нахлынувшие слезы, принялась за еду. Нервы совершенно расстроились, я чувствовала себя разбитой, измотанной и отвратительно слабой. Зачем Джек так смотрит на меня, чего нашел такого интересного? Я старалась реветь тихонько, чтобы он не услышал, но получалось плоховато. Хорошо ещё, что в хижине довольно темно...

Внезапно мне показалось, что пират сделал движение в мою сторону...но сдержал свой порыв.

— Тебе просто надо хорошенько отдохнуть, цыпа, — успокаивающе произнес он, — знаешь, ты поспи, а я пойду, посмотрю, что там и как. Идет?

Я молча кивнула головой, наклонившись пониже, чтобы он не увидел моего лица. Джек тут же с явным облегчением выскользнул из хижины в дождь. Несмотря на его слова о сухих лианах, я, сколько ни вслушивалась, так и не различила его шагов.

Потянулись томительно-унылые часы. Мне не хотелось, чтобы Джек видел меня в таком состоянии, но без него мне стало ещё тяжелее. Так тяжело, что какое-то время спустя я уже почти собралась выбраться наружу и на свой страх и риск вернуться на плантацию — там я хоть буду среди людей, может, встречу Элизабет или Джека...всё лучше, чем издыхать тут одной.

Но я не успела осуществить свое намерение — вход в хижину загородила чья-то тень. Я испуганно приподнялась на локтях — к вечеру температура снова начала повышаться и мне мерещился полковник, который пришел, чтобы схватить меня.

— Ксю, ты не спишь? — человек присел на корточки, и я узнала исхудалое, но всё ещё хорошенькое личико Элизабет.

— Благослови тебя Бог, детка! — я не смогла сдержать вздох облегчения, — забирайся скорей!

Лиз не заставила себя просить дважды. Она была вся мокрая, с лица и волос капала вода.

— Как ты здесь, получше?

— Утром было ещё ничего, а сейчас опять погано, Лиззи...а что с тобой случилось — ты в реке искупалась, что ли?

— Я была на прополке. А потом, как начало темнеть — сразу сюда, — Лиз завозилась, устраиваясь поудобнее, подтянула колени к подбородку, — я хотела и вчера ночью остаться, но Джек мне не позволил, сказал, здесь мало места и что кто-то должен быть на плантации на случай, если...в общем, на всякий случай.

— Ты знала про это место? Про хижину?

— Конечно! — Элизабет посмотрела на меня с легким удивлением, — Джек просил меня прикрыть его, пока её строил, на случай, если полковник спросит о нем.

Я почувствовала, что во мне шевельнулось некое чувство, похожее на ревность. Мне он ничего не сказал, предпочел довериться девчонке...впрочем...мы ведь вообще не разговаривали с Джеком уже столько дней...

— А где Джек сейчас, ты его не видела?

— Нет.

Почему-то мне стало не по себе. В голове крутились дурацкие мысли и видения. И одно было особенно ярким — Джек скачет верхом на лошади прочь от плантации, хлещет дождь, вода ручьями течет по его обнаженным плечам и груди, а он смеется и кричит: "Свободен! Свободен! Свободен!"

Я не верила, что Джек бросит нас здесь, но видение не отступало — у меня начинался бред.

— Ксю? — голос Элизабет вывел меня из забытья, — тебе плохо?

— Терпимо, — соврала я, — послушай, Лиз, — я взяла её прохладную руку в свои и меня пробрала дрожь, — пожалуйста, сходи и поищи его, хорошо? Не зови...просто убедись, что с ним всё в порядке. И возвращайся. Ладно?

— Хорошо, — недоуменно произнесла Элизабет, — но ты уверена, что тебе не нужна моя помощь? Ты вся дрожишь...

— Нужна — пойди и найди Джека. Пожалуйста, Лиз!

— Ладно, ладно, я иду! — и девушка выползла наружу сквозь постепенно темнеющий проем. Я услышала её быстрые, легкие шаги, потом всё стихло.

Меня действительно начало трясти от холода. Температура стремительно поднималась, в ушах звенело, и я чувствовала, что мне предстоит веселая ночь. Самое мерзкое в этих приступах было то, что лихорадка зависала именно в этой стадии — подъема температуры и дальше не шла. Легче было вынести любой жар, чем эту невыносимую ломку всех мышц и суставов*. Я уткнулась головой в тюфяк, чтобы никто меня не услышал, и тихонько стонала от боли. Господи, хорошо, что Джека нет — каково было бы ему сидеть здесь и смотреть на мои мучения!

— Ксю! Очнись, Ксю! — кто-то мягко коснулся моего плеча. Я вздрогнула — чувствительность кожи настолько повысилась, что прикосновение почти причинило боль.

Надо мной склонился Джек, тусклый огонь фонаря освещал его встревоженное лицо.

— Ну-ка, давай... — он пристроил фонарь в уголке и помог мне сесть. У меня кружилась голова, в ушах так шумело, что мне казалось, будто я сижу на берегу моря.

— Выпей это! — Джек протянул мне глиняную чашку с каким-то отваром. Другой рукой обнял меня, привлек к себе — я еле сидела от слабости.

— Что это ещё такое? — попробовала я вяло посопротивляться, — надеюсь, не толокнянка? По кустам я не буду бегать всю ночь?

— Какая ещё толокнянка, ты бредишь! — терпеливо произнес Джек, — пей, это отвар от лихорадки!

Я покорно выпила горьковатый настой и почти упала обратно на тюфяк.

— Джек! — прошептала я через какое-то время, не открывая глаз.

— Что, милая?

— Ты больше не уйдешь?

— Нет, больше никуда не уйду. Этот отвар можно пить лишь раз в сутки и его очень долго готовить, поэтому я и задержался. Прости.

— Н-ничего...Лиз приходила меня проведать.

Тихий смех.

— Да, она говорила, что ты отправила её искать меня, но когда она вернулась, то не стала тебя будить — ты так крепко спала.

Я переменила положение. Потом ещё раз. Не сидится, не лежится, не гуляется ему...

— Ну что ты вертишься, плохо тебе? — я почувствовала, как Джек взял меня за руку, и крепко сжала его пальцы.

— Ага, — неожиданно сама для себя призналась я, тяжело дыша, — выламывает, Джек, сил нет...поговори со мной, милый...расскажи...что-нибудь...

— Ну, о чем же тебе рассказать? — я почувствовала, что пират усаживается рядом, устраивается поудобнее, явно с расчетом просидеть так не один час.

— Расскажи мне о Розалинде, — я не могла понять, сказала я это вслух или только подумала.

Наступила продолжительная пауза, прерываемая только моими сдерживаемыми метаниями по тюфяку, туда-сюда.

— Что тут расскажешь... — наконец произнес Джек, — Розалинда...она была горничной в доме полковника Мора на Ямайке...девушка из хорошей семьи...её корабль потопили пираты, а её и родителей продали в рабство...она очень хотела их найти...

— И нашла? — спросила я, по-прежнему не открывая глаз.

— Я сам их нашел. Потом уже, когда сбежал наконец с плантации.

— А почему...ты не взял её с собой, Джек?

— Я...хотел, — медленно, словно поднимая страшную тяжесть, произнес Джек, — очень хотел. Но...она не захотела пойти со мной.

— Она?

— Да. Она сказала...что мы должны поехать...в Порт-Роял, — голос Джека прервался, — рассказать там о зверствах полковника и добиваться справедливости. Что мы не имеем права бросить оставшихся на плантации рабов на произвол судьбы. Я говорил ей, что никто даже слушать её, беглую рабыню, не станет, что богатые плантаторы здесь, на этих островах — цари и боги, но она не хотела мне верить. Она была очень молода...гораздо моложе тебя, но такая же...такая же...

— Идеалистка? — прошептала я, морщась от боли.

— Розалинда не выносила несправедливости, — глухо произнес Джек, — она готова была на всё, лишь бы изменить существующий здесь порядок...это был настоящий боец, мне не чета...жаль, что она погибла зря.

— Нет...не зря, — прошептала я, — ведь полковник...разорен...он сам сказал...значит, кто-то лишил его власти и богатства...значит, всё получилось...как она хотела...

— Может быть, ты и права, — задумчиво произнес Джек, — но в любом случае — я должен был тогда пойти с ней...или уж не отпускать её, тащить с собой силой, если потребуется...я просто струсил, Ксю...пират-полукровка...беглый раб...меня повесили бы там без разговоров...я испугался...а вот она нет.

Я открыла глаза и посмотрела на Джека. В неверном свете фонаря лицо его было задумчиво и очень печально. Он бережно поглаживал мои пальцы, а мысли его витали где-то там, среди далеких лет его юности.

______________________________________

*любая лихорадка проходит три стадии —

— подъем температуры, характеризующийся ознобом, дрожью и ломотой в суставах;

— стабилизация — удержание температуры на определенном уровне, для которой характерен жар, спутанность сознания, одышка;

— снижение температуры — критическое (стремительное снижение) или литическое (постепенное снижение), характеризующееся обильным потоотделением, слабостью, падением артериального давления, вплоть до потери сознания

XXXXIX.

"Не смог сдержаться, так велик соблазн!"

Элизабет Суонн, ПКМ-2

От отвара, которым напоил меня Джек, мне стало жарко, ломота в костях наконец прекратилась. Я вся горела, Джек обтирал меня водой, потом я показала ему, что можно просто смочить лоскуты ткани и завязать на запястьях и лодыжках, чтобы охлаждать крупные сосуды. Он так и сделал. Тряпки быстро высыхали, такой от меня исходил жар. Мне было уже не до разговоров, да и Джеку тоже.

Лишь под утро мне удалось ненадолго забыться тяжелым сном, во время которого я проснулась, вся насквозь мокрая и с чудовищной слабостью во всем теле. Джек накрыл меня конской попоной, которую стянул на конюшне и, вконец вымотанный, уснул рядом со мной.

На второй день мне лучше не стало. Но, умудренная опытом, я этого и не ждала. Только теперь светило солнце и, когда к хижине прибежала запыхавшаяся Элизабет, я уже знала, что она скажет.

— Полковник ищет меня? — спросила я, приподнимаясь. Джека уже не было — он ушел раньше, чем я проснулась.

— Ага! — Элизабет с трудом перевела дух, — поднял всех на плантации на уши. Решил, что ты сбежала...и Джека...ищет тоже.

— Идем! — не раздумывая, я выбралась из хижины, преодолевая отвратительную слабость, — нельзя, чтобы он обнаружил меня здесь...

Элизабет обняла меня за талию, и я с грехом пополам смогла идти, опираясь на девушку. Сделав несколько шагов, я обернулась, но, сколько ни вглядывалась, не смогла увидеть хижину в зарослях. Джек действительно был мастером своего дела.

Плантация в самом деле оказалась совсем рядом — мы вышли на поле уже минут через пять. Здесь Элизабет пришлось отпустить меня — можно было идти только гуськом, друг за другом, чтобы не помять посевы. Солнце било мне в глаза, голову пригибало к земле слабостью. Но я всё-таки с грехом пополам доковыляла до пристроек и села у стены в тень. Прислонилась затылком к шершавым, теплым доскам.

Какое наслаждение вот так сидеть и ни о чем не думать!

— Ксю!

Из-за угла дома выскочил Джек и подбежал ко мне. Опустился передо мной на корточки, тяжело дыша.

— Ты сошла с ума! Ты ведь сама говорила мне, что тебе нельзя ходить, когда у тебя лихорадка!

— Ничего...тут недалеко, — пробормотала я.

— Черт возьми, а вот и она! — этот голос заставил меня вздрогнуть.

Я открыла глаза. Полковник стоял прямо за спиной Джека — видно, вышел из дома через боковую дверь. Джек рывком поднялся, и они оказались с полковником лицом к лицу, точно дуэлянты перед решающей схваткой.

— Позвольте осведомиться, мисс Варлок, почему вы не в поле? — насмешливо произнес полковник, не обращая внимания на Джека, словно его и не было, — погода нынче располагает к труду!

— Она больна и не может работать, Роджер, — холодно произнес Джек, не двигаясь с места, — я так и сказал тебе с самого начала, теперь ты мне веришь?

Полковник посмотрел на меня, потом на Джека, снова на меня.