— Чего тебе, малец? — добродушно поинтересовался мужчина.
— Где Кельм, Олаф? — несколько встревожено спросила я, указывая взглядом на неспешно идущую следом рыжую кобылу.
— У него, — нахмурился Олаф, а я вдруг испугалась, что что-то случилось, пока меня не было? Но, тогда, почему все такие спокойные? А сам отец Кельма сияет получше новой монетки? — Stephen, as sage 'ausschlaze ubungen'? (Стефан, как сказать 'постельный режим'?) — тихо поинтересовался он у пристроившегося рядом с ним Стефана.
— Он режет в постели, — не задумываясь, перевел Стефан, и серьезно кивнул мне.
— Кого? — испуганно спросила я, теряя нить разговора.
— Постель, — серьезно подтвердил Олаф. — Режет постель.
— Зачем?
— Устал, значит надо.
Смерив этих голубчиков неоднозначным взглядом, решив, что лучше спросить у кого-нибудь ещё, что там 'режет Кельм от усталости', отвернулась. За спиной странно зашушукались и посмеявшись немного, замолчали. Чем же интересно я их так позабавила? Несут невесть что?!
— Aus strange er (Все равно он чудной), — буркнул Стефан, в то время, как Олаф согласно кивнул.
Как выяснилось чуть позже, отец Кельма настоял, чтобы сын провел этот день в постели. Это пояснил мне Рик, в то время, как Брэйдан вновь замкнулся. Размышляя, о чем-то о своем, он старался без необходимости не смотреть в мою сторону и не заговаривать. Я изредка посматривала на его гордый профиль снизу вверх, и в такие моменты ловила себя на мысли, что мне нравится смотреть на него. Нравится, как солнечные блики путаются в иссиня черных волосах, как зажигаются его зеленые глаза озорными огоньками, стоит золотым лучам их коснуться невзначай. Это завораживало. И стоило не малых трудов отвернуться и просто не думать. Дайли было обидно его невнимание, а для Дэя, мальчика, которого я изображала, это было бы правильно? В том смысле, что так и следовало бы себя вести мужчине с мужчиной? Наверное, да.
А, вечером меня ждал сюрприз. Причем настолько неожиданный, что на какое-то время я просто потеряла дар речи. Я, как раз собиралась навестить Кельма, который сейчас находился в одной из повозок, когда мы встали на очередную стоянку. Расседлав Осла, решила, что надо бы поговорить с северянином. Узнать, изменилось ли его отношение ко мне и в какую сторону? Что он намерен делать с полученной информацией? И, конечно же, надо было посмотреть, как северянин восстанавливается после полученной травмы?
И вот, когда Осел отправился кормиться сочной листвой растущей вокруг стоянки растительности, ко мне подошла одна из служанок принцессы. Девушка выглядела изрядно смущенной, но в то же время она была полна решимости. Потому, глубоко склонившись передо мной, она прошептала:
— Госпожа желает говорить с вами Сэ'Паи. Она будет ждать вас, когда все лягут спать, на берегу ручья.
Девушка выпрямилась, так резко. И не дожидаясь ответа, поспешила обратно в уже установленный шатер, который после предыдущей ночи из белоснежного превратился в буро-серый. Я лишь растерянно моргнула ей в след, совершенно не понимая, что на этот раз взбрело в голову Иоле?
Решив, что дела принцессы ещё могут обождать, быстрым шагом, направилась в сторону повозки, где должен был быть Кельм. Я уже потянулась к пологу, как он распахнулся, и на землю спрыгнул Кельм. Он, должно быть, как раз собирался выбраться из-под душного тента, потому никак не ожидал, что кто-то окажется так близко к входу. Я резко отскочила в сторону, чтобы северянин не прыгнул прямо на меня.
Кельм казался бледнее обычного, но выглядел гораздо лучше, чем вчера. Тут же начала просматривать его энергопотоки, ауру, общее состояние. Все было в пределах нормы. Должно быть, со стороны это выглядело так, что я беззастенчиво его разглядываю с ног до головы. Кельм странно напрягся, когда мой взгляд остановился на его резко исхудавшем за эту ночь, лице и порозовел...
Его взгляд словно приклеился к моему лицу, глаза лихорадочно блестели, дыхание вмиг сбилось.
— Э...это, — нерешительно забормотал он. — Спасибо тебе, — неразборчиво сказал он, от чего это больше походило на 'спасбибо те', потом глубоко вздохнул, и выпалил:
— Жене только не говори, — на этой фразе северянин пошел красными пятнами и странно закашлялся.
В этот момент, стало так хорошо. Захотелось улыбнуться и заверить северянина, что уж кто-кто, а я точно ничего не скажу. Я очень переживала, как он пройдет сквозь мою энергию, как воспримет подобную близость. Ведь, как побочный эффект, могла возникнуть и влюбленность, увлечение, желание быть ближе. Но, судя по виду Кельма, он, конечно, испытывал определенную степень неудобства, но волновало его совсем другое.
Широко улыбнулась в ответ, и как это было принято среди северных мужчин, размашисто хлопнула Кельма по плечу:
— Не волнуйся, Red affer (рыжий хрен), не скажу, — признаюсь честно, такое обращение к Кельму, я слышала очень часто, потому и решила так его назвать. Наверное это было каким-то домашним прозвищем или что-то вроде того, потому, как сам северянин воспринимал подобное обращение с улыбкой и смехом, задорно отвечая собеседникам. Вот, только я наверное, что-то не так сказала, потому, как Кельм как-то странно закашлялся и нервно кивнул в ответ.
— А ты, Кельм, сохранишь мою тайну? — очень серьезно спросила я.
Лицо северянина вмиг приобрело сосредоточенное выражение, и он ответил:
— Я обязан тебе, Дэй, как никому и никогда не был. Я буду молчать столько, сколько нужно и от меня никто и никогда не услышит о том, что произошло прошлой ночью, — а потом, уже шутливо. — Жаль только, настоящего мужика из тебя так и не сделаю, а ведь обещал.
В этот момент, я вдруг поняла, что больше не одна в этом долгом походе. У меня появился друг. Настоящий друг, на которого можно будет положиться, чтобы ни было и, который обязательно поможет в меру своих сил.
Тем временем, сумерки сгущались, северяне вновь выставили свой щит, под которым стало холодно и неуютно. В этот раз щит стал больше, и вопреки моему желанию, он охватывал и часть берега ручья. Для моих глаз, поляну окутало нежно голубое сияние. Брэйдан продолжал вести себя отчужденно. Он не говорил со мной, не смотрел в мою сторону, занимаясь сугубо делами по размещению лагеря. Я тосковала. Когда лазоревые узоры раскрасили купол, и под ним стало ощутимо холодать, отчего-то вспомнилось сегодняшнее утро и то, как же было хорошо, проснуться на его руках. Тепло и спокойствие, такое ощущение от объятий было только рядом с ним.
Лагерь погружался в сон. Поверхностный, беспокойный, но сон. Мне же не спалось совершенно. Во-первых, у меня свидание, смешно сказать, совсем скоро. Во-вторых, меня одолевало беспокойство, не нападут ли вирги в эту ночь? Интуиция молчала, я старалась верить ей, но беспокойство от этого все равно не уходило.
Лагерь окунулся в умиротворяющую тишину, и лишь время от времени всхрапывающие кони нарушали покой спящих. Я откинула с себя покрывало, и легко ступая по земле, направилась к ручью. Ступать бесшумно было так же легко, как дышать. Часовые на своих постах, так и остались не потревоженными. Уж, не знаю, как Иоле удастся придти в назначенный час, но у меня проблем с этим не возникло.
Когда исчезли последние заросли, растворившиеся в царящей вокруг тьме, и я оказалась на берегу ручья, русло которого серебрила полная Луна, Иола уже была там. Она стояла спиной ко мне. Такая маленькая, хрупкая, и казалось, абсолютно беззащитная. Её нежно голубое кимоно ниспадало на землю, и в свете ночного светила, казалось серебреным водопадом, укутавшим её невесомую фигурку. Иола смотрела на небо, вероятно, о чем-то думая и совершенно не замечая того, что уже не одна на берегу.
— Ты звала меня? — мой голос разбил окружающую тишину, заставив принцессу испуганно вздрогнуть.
Она тут же взяла себя в руки, нервно сглотнула, и повернулась ко мне лицом:
— Да, — прошелестел её голос в ночи. — Звала..., — и было в этом слове какая-то недосказанность, что сейчас повисла в воздухе.
— Зачем? — спросила я, понимая, что молчать можно долго, вот только как-то не хотелось совершенно.
— Дэй...я, — нервно закусив губу, вновь замолчала она и сделала шаг по направлению ко мне.
Честно сказать, мне стало не по себе от этого её маневра. К чему все это? Чего она хочет? Если прочувствовать местность, то никого кроме её, меня и двух служанок притаившихся в ближайших кустах нет. Я бы ещё поняла, если бы где-то поблизости находились остатки стражи Иолы и она захотела, таким образом, меня скомпрометировать. Но, мы были одни, то есть почти одни!
— Прости меня, — почти ласково, сказала она, подходя ещё на один шаг ближе ко мне. — Ты спас меня, нас всех, — слово 'всех' было сказано с таким придыханием, что у меня невольно волоски на теле встали дыбом. — А я..., я была не права, — её глаза встретились с моими, и, кажется, теперь были не в состоянии оторваться. Она смотрела так пристально, так открыто, и в них читалось неподдельное чувство вины. Ну, мне так казалось, поскольку я была несколько шокирована происходящим и изображала, самую простую по композиции, статую.
— Пойми меня, — тяжело вздохнув, говорила она, с каждым шагом приближаясь все ближе. Сейчас, я очень хорошо понимала, как так кролики не в состоянии убежать от смотрящего на них удава. Чувствовала себя, примерно также. Вот, уж, ситуация! — Это замужество, оно сделало из меня вздорную, избалованную дрянь. Мой отец жестокий человек, он привык получать то, что он хочет, не спрашивая никого. Меня никогда не спрашивали, Дэй, чего хочу я.
Конечно, я понимала её. Нас никого не спрашивали. Ни одну из женщин Аира не спрашивают, чего они хотят. С той лишь разницей, что я была благодарна судьбе за тот выбор, который совершили мои родители, отдав меня в монастырь. Иола же пока не поняла и не приняла свою судьбу. И, как же мне хотелось быть на её месте...
— Я спрошу, чего ты хочешь, принцесса? — несколько холодно, поинтересовалась я.
Иола в нерешительности замерла, не дойдя до меня нескольких шагов. Как-то испуганно отвела взгляд в сторону.
— Ты, первый мужчина, который обращался со мной, ни как с принцессой или с женщиной, а как с человеком, — тихо сказала она. — Ты не давал мне спуску в моих ошибках, ты спас меня, оказавшись самым сильным и смелым, и я...
— Послушай, я...
— Не перебивай меня, пожалуйста...— в нерешительности, замолчала она. — Мне ненавистна сама мысль о предстоящем замужестве за этим мужланом. И, я, хотела... То есть, подумала, что... вот, — сказала она протягивая мне красный платок сложенный в несколько раз.
Не вполне понимая, что она там надумала, без какой-либо задней мысли, приняла её дар. Иола выжидающе смотрела на меня. Её взгляд был не требовательным, но просящим. И решив, что стоит посмотреть, что такое она мне дала, медленно развернула края платочка. Белоснежные лучи полной Луны, высветили такой же нежно белый цветок Э'куры, лежащий на ярко алой ткани. Стоило мне увидеть это, как я похолодела от макушки до пяток. И, тут же, подняла взгляд на принцессу.
— Прошу тебя, — с мольбой в голосе, сказала она. А меня от её слов прошиб холодный пот. — Я прошу тебя быть им, — посмотрев на цветок в моих руках, дрожащим от волнения голосом, сказала она.
Прекрасно осознавая, что после того, что я скажу ей, я стану для неё единственным и самым верным врагом, я так же ясно поняла, что эту ситуацию нельзя пускать на самотек. При всем моем желании, я бы просто не смогла выполнить её просьбу. Хотя, в чем-то, могла её понять. Ей, как и любой женщине, хотелось быть с тем, кто смотрел бы на неё, как на равную. Мы были практически ровесницами, а молодой Дэй, должно быть, представлялся ей хорошим, сильным воином, который разглядел за её положением, человека. В постели с которым, она смогла бы почувствовать себя любимой, пусть единожды, пусть и не с тем, о ком мечталось, но и не с тем за кого принуждали выйти.
— Прости, — тихо прошептала я, протягивая цветок ей обратно.
Иола замерла. Казалось, внутри этой девушки поднялась настоящая буря, что сейчас просто вымораживала её изнутри.
— Ты отказываешь? — тихо спросила она, не в силах скрыть неожиданно заблестевшие в ночи глаза.
— Твой цветок предназначен не мне, — тихо прошептала я, боясь своим голосом нарушить ту хрупкость, что мешала пролиться первым слезам принцессы.
Сейчас она казалась такой беззащитной, маленькой девочкой. Хотелось прижать её к себе крепко крепко, позволить ей быть самой собой, оплакивая её горе. Всё ещё держа в одной руке платок, я взяла свободной, кисть её руки. Принцесса не сопротивлялась.
— Давай, поговорим? — предложила ей, уводя чуть дальше от любопытных взглядов слуг.
Она молчала, смотря куда-то сквозь меня.
— Не молчи, Иола, нужно поговорить, — вкрадчиво, сказала я.
— Я хотела, чтобы ты сделал это для меня, — через какое-то время, сказала она упавшим голосом. — Хотела, чтобы хотя бы что-то в этой жизни зависело от меня. Понимаешь? Хотя бы что-то!
Мы разговаривали долго. Иола, неожиданно раскрывалась совершенно с другой стороны. И не принцесса была в эту ночь перед моими глазами, а девочка, которая считала, что оказаться на севере — это худшая кара, что могла быть ниспослана свыше. Я видела то, как она внутренне содрогается от одной мысли о предстоящем замужестве, и мне, становилось, её жаль в эти моменты. Но, вмешиваться в ход вещей, я тоже не представляла себе возможным. Ведь, разве не стоит это того, что Кельм, Олаф, Стефан, все остальные, не предназначенные самой природой к бессмертию, вернуться к нормальной жизни? И, порой, можно ведь найти что-то хорошее, казалось бы, в самой безвыходной ситуации. Попытаться её изменить для себя, но оставить прежней для остальных. Быть может, и ей следовало посмотреть на северян под другим углом, попытаться увидеть в Брэйдане то, что видела я... Это был не тот вопрос в котором я разбиралась хорошо и не тот вопрос, в котором мне хотелось бы помогать. Но, разве могло быть иначе? Возможно, это от меня и требовалось.
Когда я уходила, Иола оставалась стоять на берегу ручья. Её энергетический фон вернулся в норму, и сама девушка выглядела более спокойно. Она смотрела мне в след, и влажные дорожки на её щеках, серебрила луна.
Когда Дэй скрылся в зарослях джунглей, маленькая принцесса ещё долго смотрела ему вслед. Сначала, её взгляд казался каким-то потерянным и тусклым, ей было искренне жаль, что он отказал. Это было бы куда проще, получи она его согласие. Но, поздно было отступать, после того, какие последствия были у данного ей согласия. Не здесь и не сейчас, много раньше. Когда, она сказала 'да', тому человеку, что обещал избавить её от замужества, она не могла и подумать, к каким событиям это приведет. А, всего-то и нужно было, надеть глупый медальон.
Иола решительно встряхнула головой, поворачиваясь спиной к растущему позади неё лесу, и тихо сказала:
— Не хочешь, значит? И, я не хочу..., — сказала она, сжимая в крохотной ладошке маленький серебряный кружок, что на тонкой веревочке носила она под своим кимоно.
