Народ проходил мимо и удостаивал меня вниманием. Монеты разного достоинства падали в стоящую передо мной коробку. Они уже не стучали о картон. Они звенели, ударялись о монеты брошенные раньше. Я благодарил людей. От души желая им счастья. Наверно, эти искренние чувства отражались на моём лице. Душа пела. Было хорошо и комфортно. Не оттого, что давали деньги. А от сочувствия и сострадания. Так проходили часы. Поток людей уменьшался. Вечер всё больше вступал в свои права. Зажглись огни ламп и фонарей. Надвигающаяся темнота ночи отступила. И вот передо мной возник Митяй. Некоторое время он смотрел на меня. Затем махнул рукой и сказал:

— Ладно, закругляйся! В такое время посетителей вокзала и прохожих мало. Сидеть дальше? Пустое дело. Пошли! Покажу наше жильё и определю тебе место.

Собрал своё добро. Встал и пошёл за Митяем. Этот был очень длинный день. Он был полон приключений, унижений, побоев и человеческого сочувствия. Всё это навалилось сразу и порядком измотало. Усталость навалилась сразу. Заныла спина. Затёкшие ноги изменили мою походку. Сгорбившись, хромал за Митяем, подволакивая ноги. Наверняка со стороны выглядел глубоким стариком. Стариком несущим тяжёлый груз прожитых лет. Сейчас понимал главное. Вся прожитая жизнь была счастливой. А теперь стал бурьяном в придорожном кювете. И это моя судьба. Ковылял. Старался гнать эти мысли. Так мы и шли через залы вокзала. Выбрались на перрон. Пошли по нему к правому углу здания вокзала. Здесь с перрона вниз вела лестница. По этой лестнице спустились вниз и оказались перед железной дверью. Митяй открыл эту дверь. Мы вошли в подвал. Затхлый воздух подвала ударил в лицо. Он был душным и тёплым. Это было основное благо. На улице было сыро и прохладно. А запах? Чепуха! Мой нос с этим справился быстро. Любые миазмы воспринимались нормально. К неприятным запахам уже привык.

Тусклые лампочки в грязных плафонах освещали всё вокруг слабым светом. Под потолком шли трубы. Ржавые, мокрые с них срывались и падали капли конденсата. Некоторые протекали. На песчаном полу всё это оставляло тёмные влажные пятна. Молчали и шли вперёд по коридору подвала. Говорить не хотелось. Подвал навевал не радостные мысли. Так и дошли до металлической двери с круглым толстым стеклом. Митяй остановился перед ней. Поднял с пола кусок металлической арматуры и постучал ею в дверь. В стекле двери появилось лицо. Над дверью в плафоне горела лампочка. Нас осмотрели. Узнав Митяя. Открыли дверь. Здесь смог осмотреть её. Она была толстой с запором. Смазанные петли не издали ни звука. За ними хорошо ухаживали. Мы вошли в небольшой тамбур и дверь за нами закрылась. В тамбуре освещения не было. Слабый свет попадал в него через толстое стекло оставшейся за нашими спинами двери. В этом слабом свете было видно, что мы стоим перед следующей железной дверью выкрашенной серой краской. Она открывалась внутрь.

Митяй толкнул её. Мы оказались в освещённом побеленном известью коридоре. Он уходил в глубину подвала метров на десять. Там упирался в такую же побеленную стену из бетона. Два прохода уходили влево и вправо. Здесь меня и осенило. Мы пришли в бомбоубежище Курского вокзала.

Построенные в 50 годы все здания имели бомбоубежища. Тень прошедшей войны и противостояние лагеря социализма капиталистическому миру рождали страх перед бомбовыми ударами и заставляли строить убежища. Как спасение. Это ушедшее время и дало дом. Таким же обездоленным как я. Крыша над головой и тепло было тем немногим, что требовалось бездомным. Его и давали остатки страха прошлого государства. Прошлой жизни. Это государство на словах говорило, что делает всё для человека. А в настоящей жизни ломало и уничтожало его. Эти построенные им убежища теперь служили на благо его бездомным гражданам. Хозяевам страны! Людям этим государством и брошенным на улице. С молчаливого согласия всего и всех.

Новое государство тоже боролось за свободу и демократию. На словах для всех людей и их блага. Но отверженными людьми не занималось. Народа и так было достаточно для правления. Хватало и других проблем. Они были нужны и жизненны для укрепления власти и борьбе за место при ней. Человек был не интересен. Потребность в нём возникала только, когда нужен был его голос. Да и то обходились. Так и жили народ и власть отдельно.

Да и народ становился не однородным. Даже по верной государству статистике. Теперь народ резко разделился на малое число богатеющих богатых, удерживающихся на плаву и живущих за чертой бедности. Бездомные нищие вообще не учитывались. Данных по ним не было. Не было и учёта. Чего нет? То и не сосчитаешь. Ведь проще сделать вид, что их нет, как нет и их проблем. Так и делали. Но это было не ново.

Старая власть тоже многих и многого не замечала. А у власти так и остались старые кадры да их приближённые. Только теперь они говорили другие речи и растаскивали, прибирали к рукам всё что могли. Другим не занимались. Новые кадры к власти ещё не пришли страной и её людьми не озаботились. Вот в такое время и повезло жить мне. Очень сожалею! Что не умер раньше или не родился позже. Увы! Такое счастье выпало! Впору пуститься в пляс от радости! Правда, очень не хотелось проявлять свою радость. И совсем не от скромности. Всё! Кончаю стонать и лить слёзы. Вернусь к тем событиям. Тем дням. Когда впервые переступил порог обитания бригады Митяя и шёл по коридору бомбоубежища.

Человек, открывший нам дверь входа в бомбоубежище, остался на своём посту. Это был крепкий мужик лет 50. Позже узнал. Он и ещё двое таких же крепких мужиков состояли при Митяе. Они выполняли функции его подручных. Они же поддерживали порядок установленный Митяем среди других членов бригады. Так же они выполняли и ещё одну роль охранников нашего жилья. Но эти подробности и отношения между членами ставшего и мои коллектива узнал позже. Пока шёл за Митяем и смотрел по сторонам.

В конце общего коридора повернули направо. Это был короткий коридор в него выходили пять железных дверей. Митяй открыл первую дверь. Мы вошли в продолговатую комнату. Стены, пол и потолок из бетона. Побелка не скрывала неровностей и следов от досок опалубки. Горевшие на потолке лампы в плафонах освещали комнату. Справа и слева у стен стояли по три с каждой стороны двух ярусных кровати. Посредине длинный стол с лавками по бокам.

Митяй показал мне на дальнюю кровать в углу:

— Эта будет твоя! Располагайся!

Положил свои вещи около кровати и вышёл за Митяем в коридор. Продолжили экскурсию. Она была короткой. Бригадир объяснил мне остальное расположение жилья. За следующей дверью жили молодая женщина с двумя детьми и пожилая крепкая женщина лет 45-50. Возраст бездомных и нищих определить не просто. В этом убедился сам. Часто попадал впросак. Следующая дверь вела в такую же комнату. Где теперь было место моего проживания. Но было отличие. Она состояла из двух изолированных отсеков. Они использовались в роли кухни и умывальной комнатой для обитателей этого крыла. Были оборудованы по своему назначению ещё при строительстве.

Четвёртая дверь вела в следующую комнату. В углу её находились кабинки туалетов и два душевых отсека. Она же служила и комнатой для стирки и сушки. За последней пятой дверью находились апартаменты Митяя.

Мне довелось бывать там. Это было самое комфортное жильё в бомбоубежище. Располагалось оно в штабном отсеке и состояло из трёх отдельных сегментов. В первом сегменте за плотной дверью был туалет, душ и столик с электроплиткой. Там же находилась кухонная утварь. Второй отсек был комнатой отдыха и приёма посетителей. Её обстановку составляли шикарные для человека моего сословия вещи. Стол, четыре стула, кресло, старый диван 50 годов. А ещё там были и предметы роскоши. Журнальный столик, телевизор, холодильник и электропроигрыватель для пластинок. Третий отсек был спальней. Там стояла деревянная двух спальная кровать, шкаф и трюмо. На полах и стенах второго и третьего отсеков лежали и висели ковры. Конечно, всё было старым, облезлым и ободранным явно не из магазина. Но для нищего бездомного было верхом роскоши и богатства. С этим всем, познакомился в процессе проживания. А пока Митяй просто показывал пальцем на двери и говорил. Махнул рукой в сторону левого коридора. Более длинного. Он коротко сказал:

— Там живут остальные труженики нашего коллектива. Познакомишься и разберёшься сам! Пока устраивайся!

На выделенной мне кровати лежал матрац. Это было и всё. Но это было уже благо. Своя кровать! Под голову приспособил свой мешок. Одеяла не было, но это не смущало. Старую фуфайку положил на верхнюю пустующую кровать и занялся коробкой с собранными пожертвованиями. Пересчитал всё, что скопилось в ней. Получилось 28 рублей 76 копеек. До положенной к сдаче суммы в 30 рублей, увы, не хватало. Что делать не знал. Так с коробкой и пришёл к двери апартаментов Митяя и постучал. Стучать в двери из толстого металла рукой задача не простая. Но мне повезло! Прошлое нашего бригадира наградило его тонким слухом или чувством присутствия постороннего. Он открыл дверь. Выслушал меня. Забрал деньги сказал:

— Ладно! Будешь должен!

Так и закончилась эта первая аудиенция. Дверь закрылась. Я ушёл к себе. Насыщенный событиями день давал себя знать. Упал на койку. Едва прикрыл глаза и мгновенно провалился в глубокий сон. Сон без сновидений. В этот день был сыт, спал в кровати и был счастлив всем этим. О будущем уже научился не думать. Прожил ещё один день? Слава Богу! Чего ещё хотеть?

Утром в пять часов тихо встал. Старался не шуметь. Хотя в комнате раздавался такой храп, что можно было палить из пушки. Посетил туалет. Благо было чем. Умылся и пошёл к выходу из бомбоубежища. Возле двери спал страж. Это он впустил сюда меня и Митяя. Спал толково. Его ноги упирались в дверь. Открыть её можно было только из нутрии. Но сделать это и не потревожить стража? Было не возможно. Пришлось будить его. Страж проснулся. Встал и открыл дверь. Выпустил меня из бомбоубежища. Дорогу до убежища запомнил хорошо. Особо не путался. Быстро вышёл на перрон. Было 5.35 утра.

Но вокзал уже проснулся. Жизнь закипала на нём. Набирала обороты. Народ шёл, бежал, старался успеть на уходящие электрички и толпой выходил с прибывающих электричек. Это движение возрастало. Но созерцать эту пробуждающуюся жизнь мне было некогда. Меня ждал ратный труд. Через 15 минут уже собирал мусор в кучу на участке бабы Маши. Здесь же и позавтракал. Две надкушенные булочки и три пирожка нашёл на ещё не очень затоптанном и загаженном полу.

Для работы оделся в свою старую одежду. Чистая одежда подарок бабы Маши лежала в целлофановом пакете. Его пристроил за спиной. Получился горб. Но меня он не смущал. Торопящийся сонный народ ронял много разного. Кроме пирожков, булочек и пряников. Нашёл пару кошельков с мелочью, шарф, платок, десяток целлофановых пакетов. В них и клал собранный мусор. Потом относил наполненные пакеты в контейнер на платформе.

Дворники, уборщицы на вокзале начинали работать с 6.30. Начальство и более солидные пассажиры появлялись к 8.30 — 9.00. К их приходу порядок и чистоту наводили. Более или менее. Вообще навести чистоту на пригородном вокзале не возможно. Народ наш сорит не со зла. Просто делает это по укоренившейся привычке. Стоящие урны принимают за мебель. Изменить эту ментальность не сможет никто. Да особо и не стараются. Живут же свиньи?

Баба Маша пришла в 7.00. Подозрительно осмотрела свой не сильно загаженный участок. И потом заметила меня. Успокоилась. Всё поняла. Открыла двери своей кладовки и пошла переодеваться. А я подсоединил шланг. Взял лопату, метёлку и пакеты для мусора. Уже в полном вооружении продолжил борьбу. К 9.00 поток пассажиров поредел.

На нашем участке кроме спокойствия было ещё и чисто. Одинокие пассажиры сорят меньше, чем когда они в толпе. Баба Маша воспользовалась затишьем и пошла в свой закуток. Отдыхать. Возраст давал себя знать. Убирать это труд не лёгкий. Мне было не до отдыха. Хотя и устал не меньше. Тоже молодым не был. Были ещё дела. Перекусил своими запасами. Переоделся и занял место у входа в вокзал с табличкой и коробочкой у ног.

Звенели падающие монеты. Привычно благодарил людей. Желал им здоровья и счастья. Эти слова и пожелания шли из самой глубины моей души и сердца. Был благодарен этим простым людям подающим милостыню. Когда людской поток прерывался, успевал и дремать. Мне было хорошо. Для простого счастья так не много надо! Крыша над головой. Какое-то дело и участие других людей. Этот сузившийся круг понятия счастья у меня в этот момент был.

Проходили мимо, милиционеры. Теперь они не замечали меня. Не трогали. Им платили, и я был статьёй их дохода. Промелькнувший "Кент" приветливо кивнул. Следующий за ним Кеша не обделил меня вниманием. Он не сильно стукнул меня ногой в бок. Было больно. Но не так как в первый раз. Не знаю за что? Но он невзлюбил меня сразу. Ещё при первой встрече. Всё время, что я находился на вокзале, при каждой встрече он ударял меня ногой или наступал на ногу или руку. Наваливаясь всем телом и при этом радостно улыбаясь. Старался, как мог уклоняться от встреч с ним. Получалось не всегда. Приходилось мириться с его издевательством. Всё равно больше сделать ничего не мог. Но издевательства Кеши прекратились. После одного случая. Сделать ничего не мог я. Но оказалось, что защитить меня смог Митяй. Однажды Кеша как обычно стукнул меня ногой. И вдруг возле него возник Митяй. Он достал и закурил свою сигарету. Кеша хотел улизнуть. Но Митяй процедил:

— Замри! "Шнырь"!

И этот здоровый лоб покорно замер. Побледнев. Митяй молчал. Подскочили "Кент" и ещё один из их компании. Я сжался. В голове промелькнула мысль:

"Всё! Сейчас мне и Митяю надают от души! Зачем он вступился?"

От страха прикрыл глаза и сжался. Приготовился к побоям. И здесь услышал глухой голос Митяя:

— Я предупреждал вас "недоноски" не трогать моих людей? Не поняли? На "перо" хотите сесть?

Открыл глаза и увидел необычную картину. Трое лбов стояли, сжавшись перед хилым Митяем. Опустив глаза в пол. А он повернулся и ушёл. Только тогда "Кент" сказал Кеше:

— Хочешь допрыгаться? Давай! Но я в этом с тобой не буду! "Клим" обещанье держит. Только мигнёт разок. Тебе дырок наделают в твоём пузе от души. Или забыл? С кем дело имеешь!

Тогда ничего не понял. Эту тайну узнал позже. Кеша теперь обходил меня стороной. Даже не приближался. Когда это говорю, не могу понять людей. Их рождают матери. Значит, есть отцы и деды. А они издеваются над стариками. Это нормальные люди? Это случилось позже. В день всё было обычно. Но мой рабочий день продолжался. Моя работа не закончилась. До вечера было ещё далеко. В три часа собрался и шёл к бабе Маше. На участке начиналось усиленное движение народа и приходилось вступать в борьбу за чистоту. Включился. Пахал от души до вечера. Так продолжалось каждый день. По уже установившемуся распорядку баба Маша меня кормила и уходила домой. Я снова занимал своё место с табличкой и коробочкой. Так сидел до 22 — 23 часов. Ещё ухитрялся бродить между столиками кафе. Собирал объедки. Уже сытым приходил в свой новый дом. Где имел свой угол. Сдавал Митяю деньги и ложился спать. Утром, начинался новый день. Он был как близнец похож на прошедший день.