Всё это, вкупе с критическим недосыпанием Ольги, культивировало общее состояние усталости и измотанности. Моральная составляющая усталости была довлеющей. Это можно было сравнить с несколькими днями сплошного бодрствования, когда спать уже не хочется, и сознание пребывает в каком-то пространном рассеянном режиме, готовое в любую минуту отключиться от переутомления.
Разглядывая Геннадия, Вершинина почему-то вспомнила одно старое телевизионное выступление, которое видела ещё в глубоком детстве. Какая-то эстрадная певичка, чей образ давно уже стёрся из памяти, на простенькой советской сцене пела незамысловатую песенку о боцмане, потерпевшем кораблекрушение на необитаемом острове. Всё это время ей подпевал небритый мужичок, слегка потрёпанного, возможно даже похмельного вида.
Мужичок был одет под моряка. На нём были узкие брюки клёш, потёртая тельняшка и мятая фуражка, из-под которой торчали густые курчавые волосы. В зубах торчала трубка. Ольге чётко запомнился именно этот персонаж, с отсутствующим, устало-измученным взглядом пустых глаз, всем своим видом показывающий, как же его задолбал этот концерт, и как он хочет поскорее покинуть студию, получить деньги за выступление, и тут же поправить здоровье.
Она запомнила, как он стоит столбом на сцене, держа руки в карманах расклешенных брюк, и чисто символически притопывает ногой, бубня одно и то же.
-"Боцман, бо-оцман Боб! Ошибся в жизни лишь однажды", -пронзительно пела солистка.
-"Боб-Боб, Боб, Боб — моряк отважный", -вторил ей небритый "боцман", притопывая ногой в такт.
В данный момент Ольга видела перед собой такое же небритое лицо Генки, одетого в точно такую же измазанную тельняшку, и он сейчас выглядел практически один в один, как тот эстрадный подпевала. Это вызвало у Вершининой чувство трогательного умиления. Такой сильный, смелый и мужественный моряк, как Гена Осипов, попав на свой "необитаемый остров", превратился в беспомощного, беззащитного человечка, который уже перестал скрывать свой собственный страх и отчаянье, из последних сил пытаясь сохранить остатки самообладания и непоколебимости. Что ж, в некотором плане это даже хорошо. По крайней мере стало понятно, что он — живой человек, а не бесчувственная деревянная фигура на носу корабля, какой он всегда пытался казаться.
Скопившийся тромб из критических, смертельных проблем, постепенно притупил чувство опасности, и горечь утрат. Этих проблем стало слишком много для одновременного их переживания. В связи с этим, даже смерти друзей теперь выглядели какими-то отдалёнными, застарелыми болячками на душе, которые уже фактически забылись. Плотные систематические наслоения всё новых кошмаров и волнений, утрамбовывали печаль, видоизменяя её в некую совершенно новую форму отстранённого, безразличного настроения, морально абстрагирующегося от этого переизбытка неприятных эмоций.
Ольга не могла понять, что захлестнуло её в эти минуты неожиданно образовавшегося затишья, и откуда возник этот неожиданный порыв, временно помутивший рассудок, вызвавший столь несвоевременное желание, которое вспыхнуло в глубине её естества, тут же воспылав обжигающим горнилом. Дальнейшие действия диктовались чем-то примитивным, необузданным, игнорирующим зов разума.
Гена продолжал рассказывать что-то о своём детстве, когда Вершинина вдруг коснулась рукой его заросшей щеки, и, нежно оборотив лицо капитана к себе, посмотрела ему прямо в глаза. Тот остановился на полуслове, и растерянно пробормотал:
-Т-ты чего?
Ничего не ответив, Ольга придвинулась ещё ближе, и их губы сошлись воедино. Сначала Осипов растерялся, не ожидав столь спонтанной романтики, но с каждым новым мгновением, он всё больше терял связь со страшной реальностью, целиком погружаясь в новую волну страсти. Повинуясь этому неудержимому влечению, капитан быстро завладел инициативой, и перешёл к решительным действиям. Его пальцы в торопливом нетерпении заскользили по Ольгиной рубашке, путаясь в пуговицах, и та помогла ему их расстегнуть. Бесцеремонно избавившись от одежды, они повалились на помятую кровать, задыхаясь от наслаждения. Двигаясь в такт древнейшего танца любви.
А тем временем, в темноте коридоров неистово бесновалось Хо. Оно металось из угла в угол, билось об стены, в бессильной злобе бросалось на дверные ручки и светильники, размазывая повсюду отмирающий внешний покров, перемешанный с буро-зелёной кровью. Оно выло и ухало, царапая когтями стены, и своё собственное тело, в бессмысленных корчах. Незнакомое, испепеляющее чувство раздирало его изнутри, изматывая и угнетая.
Несколько раз оно порывалось ворваться в каюту, где стонала его вожделенная Ольга, беззастенчиво отдающаяся капитану. Но всякий раз чудовищное энергетическое сопротивление отшвыривало его назад, опаляя невидимым пламенем, выдирая клочья драгоценной жизненной силы, ослепляя чувствительные к свету глаза.
Хо не знало, что с ним происходит, и от этого ему становилось ещё больнее. Боль порождала ярость, которая синтезировалась в новую боль, и так бесконечно, по закольцованной схеме.
-Как?!!! -ревело воплощение сумерек. -Как она посмела?!!! Что ею движет?!!! Я не понимаю. Это за пределами здравого смысла. Это нетипично. Не приемлемо. Это выше моего понимания.
-Добро пожаловать в мой мир, -ответил ему голос из темноты.
Повернув лицо с затуманенными кровавой слизью глазами, сумеречник, не скрывая удивления, посмотрел на фиолетовое колеблющееся свечение, зависшее под потолком, и тускло брезжащее на фоне темноты.
-Ев-гений?
-Удивлено?
-Ты же умер. Тебя нет. Тебя не должно быть!
-Умерло моё тело. Но не душа.
-Я же убило твою душу!
-Душу нельзя убить. Её можно заставить умереть. Но убить её нельзя.
-Душа не может жить здесь без тела! Это нонсенс!
-Всё правильно. Не может. Успокойся. Законы, на которые ты полагаешься, не нарушены. Моя душа умирает. Сама. Я чувствую, как сливаюсь с пустотой. С бесконечностью. И это... Это прекрасно. Словно короста, от меня отслаиваются надоевшие заботы, метания, переживания. Ты бы знало, какое блаженство сбросить весь этот проклятый груз.
-Разве тебе не страшно? Тебе, разумному существу, глядеть в лицо вечной пустоты.
-Разум — вещь субъективная. Это всего лишь инструмент. Индивидуальное лекало. Он позиционирует себя как основу личности. Но это иллюзия. Разум — это бремя. Возможно, когда-нибудь ты это поймёшь.
-Ты лжёшь! Ты всё потерял!
-Напротив. У меня ничего не было. Теперь же у меня есть всё. И я счастлив. Наконец-то счастлив. Мои страдания закончились. А твои ещё только начинаются.
-Что со мной происходит?! Чем ты меня заразил?!
-С тобой всё в порядке. Ты познакомилось с нормальным человеческим чувством, именуемым "ревность". Ты познало любовь. А где любовь, там всегда поселяется ревность. Её пропорции рознятся, но она есть всегда. Авель не может жить без Каина. Так уж заведено у нас, у людей.
-Это ещё раз доказывает, что люди — примитивные существа.
-Ну, что ж. Тогда попробуй справиться со своей ревностью, и докажи, что ты выше нас.
-Как? Как мне с ней справиться?!
-Откуда же мне знать? Ищи выход самостоятельно. Ты само этого хотело. Теперь ты это получило. Наслаждайся. Ты способно мыслить как человек, чувствовать как человек и... страдать, как человек. Мы, люди — избранники Высшего Разума. В нас заложено то, чего нет у вас. И ты само это признавало. Поэтому ты и пыталось вскрыть моё сознание. Ты этого добилось. Ты узнало нашу тайну. Быть избранником Всевышнего, носителем Его великого наследия — это не дар. Это испытание. Вечное испытание. Непосильная ноша, и огромная ответственность. Ты не знало об этом Хо. Ты полагалось на разум и логику. И в этом заключалась твоя ошибка. Признайся, что я победил.
-Ни за что! Я сумею справиться с этой напастью.
-Каким образом?
-Я уничтожу естественный раздражитель. Как только появится возможность, Ольга будет нейтрализована. Но сначала, я не откажу себе в удовольствии расправиться с её любимым капитаном. И чтобы она видела его мучения. Видела, и страдала. Я хочу, чтобы перед смертью, это ничтожество всецело осознало, что нельзя отказывать Даркену Хо! Я хочу, чтобы она поняла, что капитан страдает только из-за неё. Из-за её строптивости и несговорчивости. Я добьюсь этого, во что бы то ни стало.
-Типичная реакция, -ответил Евгений. -Твоя болезнь прогрессирует. Но мне на это совершенно наплевать. Мне наплевать на Геннадия, наплевать на Ольгу, и наплевать на тебя. Вы теперь лишь отблески моей гаснущей памяти. И я страстно желаю поскорее всех вас забыть. Делай что хочешь, Хо. Теперь ты на моём месте. Мне жаль тебя. Прощай.
-Ненавижу!!! -Хо яростно набросилось на угасающее свечение, но лишь ударилось в бездушную темноту. -Ненавижу...
ГЛАВА XXXV
РОКИРОВКА
Лёжа на кровати, Геннадий задумчиво рассматривал табличку, сорванную со штурвала "Гортензии". Ольга лежала рядом, положив голову на его широкую грудь.
-Ты правда хотел утонуть вместе с ней? -тихо спросила она.
-У? Не знаю. Может быть, -нехотя ответил Осипов.
-Но зачем? Какой в этом смысл?
-Морской обычай. Слышала о таком?
-А если серьёзно?
-А если серьёзно, то я и сам не понимаю, -Гена вздохнул. -Какое-то помутнение. Трудно его объяснить.
-Но ты ведь не стал бы совершать эту страшную глупость?
-Не стал бы. Наверное. Знаешь, после того, что случилось с остальными ребятами, я уже начал сомневаться, что это была плохая идея.
-Не говори так Ты не должен сдаваться.
-А я и не сдаюсь. Будь что будет.
-Нельзя, Ген, нельзя так говорить...
-Нельзя? Тогда чего мы тут лежим до сих пор, вместо того, чтобы... -Гена осёкся. -Прости, я не это имел в виду. Я не о том. Мне с тобой было очень хорошо. Почувствовал в себе дополнительные силы. Почувствовал себя живым, что ли.
-Я всё поняла, -Ольга поцеловала его в губы. -Пожалуйста, не оправдывайся. Тем более, что ты прав. Хватит разлёживаться.
Перебравшись через него, девушка спрыгнула с кровати, и начала спешно одеваться. Действительно, секс неожиданно оказался своеобразным допингом. Сонное расслабление, последовавшее за ним, довольно быстро сменилось новым приливом сил, придавшим что-то вроде второго дыханья, временно позволившего им преодолеть угрожающе нараставшую сумеречную апатию. Это напоминало перезагрузку компьютерной системы. Но было понятно, что мнимая бодрость может в любой момент завершиться, а значит, необходимо воспользоваться этим подвернувшимся шансом.
-Коридорами больше не пойдём, -натягивая тельняшку, произнёс Осипов. -Эта хрень запросто может нас там поджидать.
-А как же тогда? -удивилась Ольга.
-Вон, -Гена указал на окно. -Выйдем напрямую. Снаружи ещё светло. Тварь туда не полезет.
-А если не откроется?
-Что ты, ей богу, как маленькая? Не откроется — разобьём! Или ты боишься, что тебя оштрафуют за порчу чужого имущества? -капитан застегнул ремень, и, подойдя к окошку, принялся ощупывать пыльную раму.
Обнаруженный наверху ригель поддался не сразу. Его пришлось немного подёргать, прежде чем заедающая защёлка не выскочила из паза. Натужено крякнув, Геннадий дёрнул раму вниз, и та со стуком опустилась, открыв прямоугольный проём, площадью в четверть окна.
-Пролезем? -осторожно спросила Вершинина.
Гена высунулся в окно по плечи, покрутил головой, и, вернувшись обратно, ответил. -Легко. Давай, ты первая.
-Подожди. Давай не будем торопиться.
-Не понял. Ну, чего опять?
-Хо не отпустит нас так легко.
-Оно ненавидит свет, верно? А там, на палубе, светло. Или я неправ?
-Прав, но... Мы не можем рисковать своим последним шансом. Я знаю, что есть способ победить его. Я чувствую.
-Мы сейчас будем прислушиваться к чувствам, или действовать?
-Ген, успокойся, я тебя умоляю. Лучше напряги память, и попытайся ещё что-нибудь вспомнить. Вдруг ты что-то забыл, какую-то мелочь, какой-то пустяк. Вдруг мы с тобой что-то пропустили.
-Да что мне ещё вспоминать?! У меня сейчас голова раздута, как шар. Мысли враскорячку. Все эти сумеречники, иллюзии, трупы...
-Вспоминай, Гена, вспоминай!
-Да нечего мне вспоминать, Оль! Не-че-го!
-Ты же встречался с призраком своего друга. Он подсказал нам, как уберечься от ментального воздействия Хо. Может быть, он тебе ещё что-то рассказывал?
-Федька? Ничего он мне больше не подсказывал. Правда, до этого он мне снился, но там вообще был полный бред... Вроде бы, он куда-то собирался, и маслёнку какую-то искал...
-"Лежат в моём брюхе личинки огня", -задумчиво произнесла Ольга.
-Чё-чё?
-"Дав масла испить, ты погубишь меня"!
-Оль, ты чего?
-Гена, кажется мы вплотную приблизились к решению нашей проблемы.
-С чего ты взяла?
-Мы оба получали одну и ту же подсказку. И оба во сне. Ты видел своего друга Фёдора, я — демона Бафомета. И тот и другой говорили нам о масле. Считаешь это совпадением?
-Даже если это действительно неслучайно, мне до сих пор непонятно, как нам это может помочь. Масло. Ну и что? Что делать с маслом? Намазаться им? Выпить его? Напоить им Хо?
-Видимо, третий вариант. Если верить Бафомету...
-Ага. Отлично. Прекрасная идея. Только чур, поить его буду я, а ты, тем временем, его подержишь, о`кей? По мне, так более разумно разлить масло на полу, чтобы исчадие поскользнулось, когда за нами погонится, упало, и свернуло свою чёртову шею нахрен!
-Сейчас у нас на руках есть все части головоломки. Мы знаем, что энергетическая структура корабля поддерживается за счёт энергии Хо. Мы знаем, что оно несёт повреждения, когда повреждается корабль. Мы знаем, что повредить корабль Хо нам не позволит. И что единственный способ уничтожения, который нам под силу — это поджог. Но корабль сгорит не сразу, и если учесть, что каждая минута у нас теперь на счету, можно сделать печальный вывод: Нам не дадут довести дело до конца. Корабль надо уничтожить одним ударом. И таким, чтобы у него не было возможности восстановиться. Для этого нам и нужно масло.
-Хм. А что ты там про личинки говорила?
-Да стишок вспомнила глупый, который мне приснился. "Лежат в моём брюхе личинки огня"...
-Баллоны.
-Что?
-Газовые баллоны в трюме. Личинки в брюхе корабля. Если рванут, то мало не покажется.
-Точно! Вот и разгадка! А масло тогда зачем?
-Кажется, знаю. Однажды мне кто-то рассказывал, не помню уже кто, мол, если смазать маслом запорный клапан кислородного баллона, то при открытии вентиля произойдёт какая-то реакция, и баллон взорвётся. Не знаю, может быть брехня, но к сожалению уточнить не у кого.
-А разве там есть баллоны с кислородом?
-Я видел два типа баллонов, белые и голубые. Белые — это ацетилен. По-идее, голубые должны быть кислородными. Там применялась автогенная сварка, для которой необходимы оба этих газа.
-Пойдём. Мы должны сделать это.
-Сначала надо масло найти. Ты сиди здесь, а я быстренько сбегаю. Я примерно знаю, где оно лежит.
-Я с тобой. Одного я тебя не отпущу. Даже и не думай.
