— Не насильственно, Курохай. Не забирая свободу воли. Мы проведем все мирно. Как ты и говорил.
Он чуть наклонил голову.
— Я не смог заглянуть в твои мысли, в твое прошлое там, в Конохе. Через Пейна я не мог этого сделать, не хватало концентрации, да и во время боя. Но у меня появилась такая возможность сейчас. Сам понимаешь — в таких ситуациях, как сейчас, нельзя полагаться на слепой случай. Никаких случайностей. С другой стороны мы с тобой уже поговорили об этом. И ты меня понял. Не согласился с методами — да, но понял. Поэтому сначала я займусь другими.
Нагато отошел от Хокаге, двигаясь к Мизукаге и все так же неся в механической руке сферу.
— Теруми Мэй. Давай. Покажи мне. Покажи мне все. Не сопротивляйся. Я знаю, ты можешь, но не стоит. Не сейчас.
Они несколько секунд пристально смотрели друг другу в глаза. Затем Нагато чуть наклонил голову.
— Маленькая девочка из сильного клана, которой была уготована страшная судьба, — голос Нагато в этот момент выразил сопереживание и неожиданно глубокую поддержку. — Методы и традиции кланов Кровавого Тумана ужасны, и я считаю, что это было твое предназначение. Поднять знамя борьбы со старыми кровавыми порядками. Проводить такие... Даже не эксперименты, а просто издевательства над собственными детьми, целью которых был невероятно маленький шанс на получение улучшенного генома... Твои родители заслужили каждую каплю боли и страданий, которую ты им принесла. Ты все сделала правильно, не вини себя за те поступки и события. Вспомни всех, кого ты тогда спасла, вспомни, от чего ты спасла саму себя. От участи быть рабыней для секса и рождения детей с твоим геномом. Я восхищаюсь твоей смелостью и упорством. Восхищаюсь всем, что тебе пришлось сделать. Маленькая девочка, поднявшая восстание... Обреченное на погибель...
Он положил свободную ладонь на ее голову и погладил ее по волосам, жалея.
— Ты ненавидишь себя за то, что носишь улучшенный геном. Ведь именно он спас тебя от смерти тогда. Именно из-за него ты не разделила участи друзей, которых любила. Тебе кажется, что ты предала их, но это не так, Мэй. Наоборот. Именно то, что ты продолжила свою борьбу и довела ее до конца... Именно это сделало их смерти не напрасными. Ты не предавала их, ты следовала вашим общим целям до победного конца. Однако до этого...
Снова пауза, и взгляд Нагато выражает некоторое понимание.
— Тебе помог... Орден. Они нашли тебя и помогли. Обучили и натренировали, чтобы ты сумела возобновить свою борьбу. Чтобы сумела победить. Второе восстание увенчалось успехом, но... Но тебя по-прежнему мучают кошмары. Вы пролили очень много крови. Кланы старого Тумана были если не уничтожены, то сведены до нескольких последних членов. И ты винишь себя в этих смертях, — он ласково взял ее за подбородок. — Да, ты можешь меня понять. Ты понимаешь, что иногда наступает необходимость, иногда кто-то должен взять всю ответственность на себя, иногда нет хорошего решения.
Он убрал руку.
— А вот твоей связи с Орденом и участия в их дальнейших планах я не одобряю. Не осуждаю, но и не одобряю. Понимаю, что побудило тебя принять их помощь. Понимаю, что они помогли и воспитали тебя. Понимаю, что... Он был добр к тебе, наставлял тебя, направлял. Но они слишком далеко зашли, слишком большую угрозу представляют. И этот глупый переворот... Снова смерти ради смертей, — его голос отчетливо выдал осуждение. — Не знаю, можно ли назвать это предательством, но... Разве ты не осознаешь, во что превратится мир под их контролем? Резервации для синоби? Убийство сильнейших, чтобы не допускать восстания? Это не может кончиться хорошо, Мэй. Я понимаю, что ты видела Кровавый Туман с худшей его стороны. Я понимаю, что именно мотивирует тебя, что тебя побуждает. Но я покажу тебе альтернативу.
Он снова положил руку на голову куноити, как будто взрослый, утешающий ребенка.
— Я знаю, какие потери ты перенесла, я разделяю твою боль. Все это было не напрасно, Мэй. Но я не позволю Ордену уничтожить наш мир. Не бойся, мы вместе построим мир, в котором сможем сосуществовать, не враждуя друг с другом. Мир, в котором будем помогать друг другу. Ты сама все увидишь. Орден просто не потребуется, потом что мы не позволим появиться новому Кровавому Туману. Все будет хорошо.
Он отошел от Мизукаге и Подошел к Райкаге.
— Эй. Не надо сопротивляться. Просто покажи мне все.
Риннеган заглянул в глаза Райкаге. Они снова стояли неподвижно некоторое время, пока Нагато не качнул головой.
— Удивительно. Меня всегда удивляла ваша страна. Всегда удивляло то, что пряталось за ширмой благополучия. Ты не осознаешь этого, не осознаешь, что может быть иначе. С самого детства ты знал только одну правду, видел только один путь. Жесткая конкуренция, убей или умри, победи или сдохни. Не мне вас обвинять в излишней жесткости по отношению к самим себе, но во что ты себя превратил, Эй? Сколько раз ты отправлял людей на смерть, потому что они не проходили отбора? Потому что просто не соответствовали роли, которую выбрали им другие? Вы называете свою страну свободной и справедливой, но у вас узаконено и широко распространено рабство. Вы считаете свои порядки, замешанные на жесткую дисциплину и не менее жесткие наказания, единственно верными, но в ваших кланах убивают детей, родившихся без способностей. По-твоему, это справедливо?
Нагато покачал головой:
— Я не понимаю вас, и не хочу понимать. Да, знаю, что эти традиции создавались годами, что вы объясняете их для самих себя необходимость защищать себя и свой дом. Но в новом мире, который мы построим, они будут неуместны, Эй. Ведь ты помнишь то облегчение, что испытывал, когда узнавал, что твои дети — будущие синоби. У Райкаге иначе и быть не может, верно? Но почему ты тогда не задумывался над тем, каково приходится другим? Почему не думал о тех, кто вынужден был избавляться от собственных детей, чтобы просто не навлечь на себя позора? Почему ты не замечаешь, как лицемерно все то, что вы делаете? Не замечаешь, как сильно расходятся ваши слова с вашими действиями порой? Не желаешь вспоминать о предшественниках Би, которые не смогли справиться? Почему не желаешь вспоминать о них?
Лидер рассвета вздохнул, будто разочарованный. А затем продолжил.
— А сейчас ты был ослеплен. Ослеплен ненавистью, ослеплен болью от потери сына. Да, Джокер — зло. И я хотел держать его подле себя, чтобы уничтожить сразу, как получу необходимую мне силу. К нему я не буду снисходителен, как ко всем остальным. Он не заслужил ни прощения, ни сожаления. Худшее, что создавал Орден для войны с нами. И он не сможет получить своего воздаяния. Это несправедливо. Но он будет последним подобным существом. Мы вместе искореним несправедливость. Больше никаких жертв, Эй. Я знаю, как у вас выбирают Джинчурики. Знаю все. И я разделяю твою боль, Эй. Все изменится. Все будет хорошо.
Нагато отошел от Райкаге и двинулся к Тсучикаге.
— Оноки.
Узумаки подошел к старику и присел, чтобы сравняться глазами со стариком.
— Самый старый из нас. Самый опытный, в каком-то смысле. Но я вижу твои страхи, Оноки. Ты все время боялся не оправдать ожиданий, ожиданий своего деда, своего учителя, своего ученика. Всей деревни, совета, кланов. Пугливый мальчишка, доросший до седых волос. Ты научился быть сильным синоби, научился побеждать в боях, но не научился править. Ты постоянно сбрасываешь решение важных вопросов на других, выслушиваешь тысячи советов. Нерешительный и потому медлительный. И ты медлил, даже сегодня, принимая решение, до последнего пытаясь просто сохранить нейтралитет. Надеялся пересидеть войну? Надеялся, что она тебя не заденет? Нет, Оноки, так не бывает, и ты это отлично знаешь. За твою нерешительность заплатила эта девочка.
Нагато чуть качнул головой, его лицо выразило грусть.
— Еще одна бессмысленная жертва. Она защитила тебя ценой своей жизни. Возможно, она и не собиралась умирать, надеялась на свои навыки и силу, на свою живучесть. Но ничто из этого ей не помогло, да? Признаться — я презираю тебя. Твое нынешнее положение — не твоя заслуга, старик. Тебе всего лишь повезло, повезло с самого рождения. Понимаешь? Я уважаю Мэй, готовую предать нас всех, синоби, чтобы позволить Ордену нас уничтожить. Но она проделала долгий путь, не раз делая практически невозможное. Она сделала все для своей победы, и потому я ее уважаю. Я даже уважаю Эя, потому что он прошел жесткую процедуру отбора, отсеивающую слабых и недостойных. Вероятно, я буду уважать Инахо, сумевшего пройти путь от молодого гэнина Конохи до Казекаге за столь короткий срок. Сомневаюсь, что кто-то открывал перед ним все двери и расстилал ковровую дорожку. Я уважаю Курохая. Но не тебя.
Нагато поднялся, сделав шаг назад.
— Но я милосерден, Оноки, и я не позволю себе предубеждения. Поэтому я позволю тебе стать на равных, вместе с остальными, вестниками нашего нового мира. Я позволю тебе обрести решимость, которой тебе всегда так не хватало. Считай это своим предназначением, старик. Считай, что тебе всегда не хватало решимости именно потому, что у тебя не было достойной цели. Цели, ради которой можно жить и за которую можно умереть. Я позволю тебе достойно закончить твою жизнь. Все будет хорошо.
Потеряв интерес к Тсучикаге Нагато двинулся дальше, ступая своими механическими ногами по выжженным камням, что остались на поле боя, но будто и не замечал их.
— Инахо Темуи. Как же долго ты блуждал во тьме. Сначала твои глаза затмевала зависть. Затем к ней прибавилось чувство мести, потом обман и целенаправленная травля, поражение от учителя и потеря семьи. Тебе пришлось искать свой путь самостоятельно, но тебе везло. Впрочем, удача нередко сопутствует храбрецам и наглецам. Но ты сумел отличиться. После академии максимум, на который ты мог рассчитывать — средней руки тюнин. Но тебя и твоих напарников выбрали для Като. Я тоже ученик сеннина. Правда, мой сенсей был куда добрее к нам, он даже по-своему нас любил. А твой был более требователен к результату и неплохо вас обучил. Поверь, мне есть, с чем сравнивать. Но затем тебя забрали в Корень, превращая в одноразовую машину для убийства всего одного синоби. Для убийства своего учителя. Много времени тебе потребовалось, чтобы освободить себя от этой навязчивой идеи, верно?
Нагато чуть улыбнулся:
— Я и действительно восхищен. Стать учеником сеннина второй раз, а затем поднять шорох и разом перейти в разряд самых разыскиваемых преступников. После чего просто взять и стать Каге. И Обито все же защитил от меня некоторые твои воспоминания. Но это ничего не изменит, Инахо. Поэтому нам придется остановить твой план. Задумка, конечно, грандиозная, не отрицаю. Но, когда мы закончим, в ней не будет необходимости. Или, как минимум, ты сможешь ее повторить, но уже без бессмысленных жертв. Ты создал себе своеобразную репутацию, ты брал силой все, что хотел забрать. Ты поднимался в небо, видел прошлое, творил своими руками будущее. У тебя сильный характер, Инахо, но излишне хаотичный. И тебе необходимо научиться жить иначе, без крови и смертей. Только так, иначе ты станешь бешеной собакой, которую усыпят, если она станет слишком опасной. С учетом твоих способностей ты вполне опасен уже сейчас.
Акацки снова стал серьезным.
— У тебя будет ребенок, Инахо, но ты ничего не испытываешь по этому поводу. Ты никого не любишь, просто хочешь владеть. Никому не хочешь доверять, просто используя других в своих целях. Даже в Обито ты видишь не друга, а конкурента и соперника, с которым можно работать только потому, что ты не можешь его победить и принудить служить себе. Этот поход обречен на провал, рано или поздно. Но не беспокойся. Тебе просто не повезло жить в окружении тех, кто пытался тебя использовать. Я покажу тебе другой мир, другую жизнь. Покажу, что все может быть иначе, что ты можешь доверять людям, можешь любить. Я понимаю тебя, и я поддержу тебя. Все будет хорошо.
Нагато отошел от Казекаге и двинулся к Хокаге.
— Я не мог прочитать тебя во время боя в Конохе. Но здесь, в собственном теле и с силой двух биджу, мне это под силу.
Остановившись рядом, Узумаки заглянул в светящиеся глаза Курохая. Несколько секунд он стоял молча, пока его лицо не выразило легкое удивление.
— Странно. Ощущения такие, будто от меня постоянно что-то ускользает. Будто я вижу не все. Впервые сталкиваюсь с таким. Но это не важно, я все равно увижу все, что хочу.
Он качнул головой:
— Нечему удивляться, я думаю. Убийца, в таком возрасте. Это твое предназначение, похоже. Твоя судьба, единственная возможная, но в тоже время... Ты почти никогда не делал это личным. Пожалуй, только убийство того парня, джинчурики, косвенно виновного в смерти твоей семьи, было для тебя личным. Удивительно. Ты был предан своей Конохой. Ты погиб, даже не за деревню, а просто из-за их страха. Но все же не погряз в ненависти, не стал мстить. Ты лишился всего. Там, в тюрьме, в бою с Ятагарасу, ты еще не был на пике своей силы, тебе еще было, куда развиваться. Тогда было. Но не сейчас. Сейчас ты лишь тень... Пепел, который от тебя остался... Да, теперь я понимаю, почему именно это имя. Мне жаль.
Лицо его снова выразило тоску.
— Ты перенес очень много боли, Пепел. Но сохранил себя. Я уважаю тебя за это. И действительно, при нашей первой встрече нам не о чем было говорить. Ты прав. Чтобы понять все... Понять, в каком мире мы живем и какие опасности наш мир таит... Какие опасности таятся в нас самих... Для этого нужен опыт. И боль. Я понимаю тебя, Пепел. Я разделяю твою боль. И теперь я еще больше укрепился в своем решении. Мы вместе, все вместе, — он рукой указал на прочих Каге. — Мы построим новый мир, но не на руинах этого. Мы сделаем все правильно, как нужно. Все будет хорошо.
Он отвел взгляд и посмотрел куда-то за спину Хокаге.
— А, Итачи. Он, возможно, даже сможет понять, что произошло. Но нам придется на некоторое время исчезнуть. Ненадолго. Мы с вами отправимся в небольшое путешествие.
Он поднял руку, в которой держал шар. Артефакт поднялся над ладонью и взлетел повыше, пока не стал одинаково виден всем каге.
— Я покажу вам прекрасный мир. Самый великолепный, какой может быть, — взгляд риннегана сосредоточился на сфере. — Муген Тсукуеми.
Шар из прозрачного стал алым. Каждый увидел в нем черную точку, зрачок, от которой пошли линии, выстраивая лини риннегана. А затем на линиях появились томое, как у шарингана. Каждый из Каге видел отражение этого глаза, каждый смотрел прямо в него, не способный отвести взгляд. Мир начал окончательно выцветать. Кроме яркой алой точки сферы все остальное уходило в какой-то контраст черного и белого. Это происходило невероятно быстро и в тот же момент неприятно медленно.
Мир, остановленный на мгновение, двинулся. Но ни Нагато, ни Каге в нем уже не было.
Итачи зажмурился, ощутив резкую боль в глазах. Он пытался увидеть то, что происходило всего мгновение, но смог лишь понять, какая техника была применена. А еще сумел понять — кем она была применена. Извержение вулкана все продолжалось. Дейдара оглядывался, выискивая взглядом Каге, и не он один. В стороне от них стоял Рисако, а с другой стороны вулкана — Куротсучи. Державшая на руках тело Катары.
