Подняв фонарь, Гена, пошатываясь, побрёл обратно к каптёрке. Но, сделав несколько шагов, почувствовал, как всё опять поплыло перед глазами. Сознание на секунду отключилось, затем вспыхнуло вновь. Сначала, он увидел огромную чёрную трубу, мрачно возвышающуюся над ним. С трубы на него бесстрастно взирал белый ромбовидный глаз. Страшное око равномерно пульсировало, и иногда моргало, следя за передвижениями Гены. Куда бы он не шёл, глаз пристально следил за ним. Пытаясь удалиться от прожигающего взгляда, Геннадий пятился и пятился от него, пока вдруг не провалился в какую-то яму, наполненную густой тёмной жижей. Раздался чавкающий всплеск, хлюпанье пузырей и... Его вдруг озарили вспышки памяти.
Он почему-то вспомнил свою бабушку, как она гуляла с ним по берегу моря и рассказывала сказки. Следом, нахлынуло прозрение, что бабушки уже давно нет в живых, отчего Геннадий почувствовал острую душевную тоску и боль. Ностальгия по детству, по тому беззаботному времени, когда он умел радоваться любой мелочи, никогда раньше не одолевала его, а теперь, ужалила в самое сердце.
В памяти пронеслась вереница каких-то мимолётных воспоминаний. Потом мысли упорядочились, и Осипов попытался отбросить их, взяв себя в руки. Это оказалось не так-то просто. Он чувствовал, что его голова вот-вот разорвётся от переизбытка каких-то посторонних дум. Словно ему открылся доступ к чьей-то чужой памяти. Её бессвязные фрагменты зачастую были тяжёлыми и непонятными. А то, что ему удавалось разобрать, пугало и отталкивало, вызывая беспросветную панику.
Борясь с тьмой, заволакивающей сознание, капитан вскоре сумел с ней совладать. Придя в себя, он обнаружил, что уже поднимается по лестнице, ведущей к выходу из трюма. Он сразу всё понял. Хо внутри него. Оно управляет им. Гена попытался остановиться, но это получилось не сразу. Ноги, словно заворожённые, двигались сами по себе. Пришлось упереться руками в поручни, чтобы затормозить, а затем с силой постучать по коленкам. Получилось. По конечностям прошла судорога, и они прекратили самодеятельность. Развернувшись, Геннадий попытался спуститься обратно в трюм, но тело не подчинялось. Корпус норовил развернуться к выходу, а ноги топтались на одном месте, как приклеенные. С силой рванувшись вперёд, Осипов отпустил руку, и повалился с лестницы на замызганный пол трюма. Боль помогла ему избавиться от одержимости Хо. Руки и ноги опять ему подчинялись.
-Ну всё, мразь, тебе не жить! -сплюнув, Гена вскочил на ноги, и, корчась от боли, поковылял к баллонам.
На половине пути случилось неожиданное. Внезапно, его правая рука, сжавшись в кулак, со всей силы врезала ему в скулу. Пошатнувшись, капитан едва удержался на ногах. Схватив взбунтовавшуюся конечность за запястье своей левой рукой, он взглянул на неё, и увидел, что кисть как будто сошла с ума. Пальцы дёргались, скрючиваясь и растопыриваясь, как им заблагорассудится, совершенно произвольно и бесконтрольно. Со всей силы сжав запястье, Гена передавил на нём вены. Лишившись притока крови, рука остепенилась, успокоилась, и вскоре размякла.
-Так то, сволочь, -с яростным восторгом прорычал Осипов. -Предательница, мать твою.
Отпустив онемевшую руку, он продолжил свой путь к баллонам, но тут же сбесившаяся левая рука, быстро обогнув голову за затылком, вцепилась ему в подбородок, и принялась решительно выкручивать череп, грозя свернуть хозяину шею. Если бы Гена вовремя не напряг шейные мышцы, этот резкий рывок завершился бы для него плачевно.
Фыркая и пыхтя, Геннадий попытался отцепить левую руку от подбородка освободившейся правой рукой. Но пальцы левой руки словно окостенели. Тогда, подойдя к ближайшему баллону, стоявшему вертикально, капитан изо всей силы ударился об его острый набалдашник фалангами взбунтовавшейся руки. Хватка ослабла, и капитан сдёрнул руку со своего подбородка. Тогда рука вцепилась в его волосы на затылке. Повернувшись спиной к стене, Гена несколько раз ударился об неё головой, окончательно сбросив сумасшедшую руку. Но не успел он прийти в себя, как сила Хо, перейдя в правую руку, снова нанесла ему удар, расквасив нос. В глазах вспыхнули расплывающиеся круги. Правая нога, обретя самостоятельность, широко шагнула вперёд, и Геннадий, едва не порвав связки, грохнулся на пол. Сражаясь со взбесившимися ногой и рукой, он силился встать, но у него не получалось.
Гена догадался, что Хо может обретать полный контроль пока лишь над одной из его рук. Когда оно сумеет овладеть обеими его руками — он будет обречён. Поэтому нужно предотвратить это любыми способами. Вцепившись зубами в правую кисть, он сжал челюсти так, что едва не вырвал из неё кусок мяса. Рот наполнился кровью. Боль была такой сильной, что Хо отпустило его руку. Тут же перевернувшись на живот, и не обращая внимания на самовольно дёргающуюся правую ногу, Гена пополз к нужному баллону.
Левая рука подогнулась, и он уткнулся окровавленным лицом в обгорелые ошмётки на полу. Пальцы левой кисти попытались выдавить ему глаз. Перехватив коварную руку прокушенной правой, разъярённый Осипов, без раздумий, начал ломать на ней один из пальцев. Рука сопротивлялась. Пыталась вырваться. Приложив усилие, Геннадий с хрустом сломал указательный палец, взревев от боли. Катаясь по полу, он стонал и матерился. Грязный, весь в крови, наполовину обезумевший. Непонятно, откуда у него оставались силы бороться дальше. Но он упорно продолжал сопротивляться всё более усиливающейся чужой воле.
Слишком мало времени было у Хо, чтобы форсированно захватить его сознание. Сумеречник обладал чудовищной силой, но даже ему требовался определённый период, чтобы достичь полного контроля. К тому же, ускоренное подчинение жертвы обеспечивалось её покоем и смирением. Сопротивляющуюся добычу было сложнее усмирить и подчинить себе. А Гена сопротивлялся изо всех сил. Он не щадил своего тела, и раз за разом, превозмогая чудовищную боль, вырывал у Хо из рук нити, за которые оно пыталось его дёргать. Марионетка сопротивлялась кукловоду.
Теперь уже правая рука пыталась его придушить. Но он, задыхаясь и хрипя, в очередной раз нашёл выход, изловчившись, и ударившись об пол локтем. Нервный импульс электрическим разрядом прострелил всё его существо, и хватка руки ослабла. Сорвав её с горла, капитан продолжал ползти вперёд.
Обе его ноги неистово дёргались и выгибались, тормозя движение. Ему было плевать. До заветной цели оставалось не больше метра. Рука с неестественно вывернутым, сломанным пальцем, потянулась к вентилю. Сейчас, или никогда!
Правая рука вцепилась ему в челюсть. Пальцы пролезли в рот, впиваясь ногтями в дёсны. Своим затухающим разумом, Геннадий понял, что времени на борьбу с этой рукой у него уже не осталось. Левая рука постепенно выходила из-под контроля. Пальцы слушались с трудом, и даже сломанный указательный пытался шевелиться сам по себе. Дёрнувшись вперёд всем корпусом, прокусывая до костей пальцы правой руки, трясущейся левой рукой он потянулся к вентилю. Рывок! И ладонь наконец-то легла на маленький металлический диск с круглыми пупырышками по краям. Правая рука рванула его назад. Тогда он сжал челюсти так сильно, как только смог, но откусить непослушные пальцы не получилось. Перекинув всю свою силу на правую руку Геннадия, остервеневшее Хо рвануло её с такой дьявольской мощью, что выдрало ему нижнюю челюсть. В этот самый момент, скорее конвульсивно, нежели подчиняясь собственной воле, умирающий Осипов повернул вентиль газового баллона. Вентиль жалобно скрипнул, послышалось шипение газа, идущего через клапан, и...
Время остановилось. Доля секунды растянулась на невообразимую длину. И этот роковой отрезок был доступен лишь тому, чей разум обладал способностью реагировать со сверхчеловеческой скоростью. Хо успело осознать свой просчёт. Оно даже успело проанализировать причину ошибки. Увлекшись борьбой, сумеречник потерял бдительность, переоценив свои возможности. При всём его могуществе, вырваться из тела жертвы за столь короткий отрезок времени, оно не могло. Банально не успевало. Мёртвый Геннадий Осипов держал его тяжёлым якорем, утаскивая за собой. И несмотря на всю свою запредельную ярость, Хо оказалось бессильно перед этим глупым, откровенно нелепым стечением обстоятельств. Оно само себя заманило в ловушку, выбраться из которой уже не могло.
Секундная стрелка на капитанских часах замерла.
Тёмное, загаженное помещение корабельного трюма вращалось в бесконечности. В самом его центре, среди разбросанных на полу шлангов, инструментов и газовых баллонов, лежал распростёртый, окровавленный, изуродованный до неузнаваемости капитан Осипов, глядя застывшим затуманенным взглядом в прокопчённый потолок. Его левая рука мёртвой хваткой удерживала вентиль кислородного баллона. Валяющийся рядом фонарик, с садящейся батарейкой, тускло освещал коренастое тело, сплошь перепачканное сажей, мазутом и кровью. Вместо нижней части лица Гены зиял кровавый, разорванный зев, из глубины которого, вместе с последним выдохом, вырывалось ужасное Хо. Его чёрный дух, исторгался мрачным гейзером, в страшной спешке, не тратя ни единой микросекунды. Из вырвавшегося в воздух чёрного султанчика успела сформироваться его вытянутая рука. За ней следом, из мёртвого тела выпросталась голова, с широко разинутой пастью, и вытаращенными от ужаса глазами. Но как только наружу стала выплёскиваться верхняя часть его туловища, под ним распустился ослепительно-алый цветок взрыва. Буквально вывернувшись наизнанку, баллон испустил во все стороны всепоглощающую огненную волну, сжирающую всё на своём пути. Пламя разверзло вокруг Хо свою беспощадную пасть, и тут же сомкнуло над его головой, объяв и поглотив сумеречника вместе с его жертвой, безвозвратно.
Секундная стрелка на капитанских часах дрогнула, и продолжила отсчитывать время. Ольга смотрела на циферблат, не отрываясь, затаив дыхание, вздрагивая от каждого шороха. Три минуты прошло после ухода Гены. Пять. Семь. Ещё столько же, и Гена вернётся. Должен вернуться. А если у него не получится? Нет. Не-ет, нет-нет, прочь эти жуткие мысли. Он вернётся. Он сможет. Он — герой.
На корабле что-то стукнуло, заставив девушку прислушаться. Но как она ни навостряла уши, никаких других звуков различить так и не смогла. Все ближайшие иллюминаторы оставались закрытыми.
Шла девятая минута ожидания.
-Что же он там так долго возится?
Нервничая, Ольга даже не замечала, что прокусывает себе губы. Неумолимое время продолжало свой ход. Десять минут. Одиннадцать. Каждая новая секунда колола сердце тонюсенькой иголкой.
-Может, ему нужна помощь? Нет. Он не велел. Я могу всё испортить. Я обещала ждать. К тому же, для Хо всё ещё слишком светло. Оно не высунется. Господи, только бы Генка успел.
Двенадцать минут. Двенадцать с половиной. Тринадцать. Часы всё сильнее дрожали в её руке. И всё труднее было отгонять тревожные пессимистичные мысли.
-Боже. Они ведь даже не попрощались...
Нет! Она не должна так думать. Нельзя. Она должна верить. Верить в него...
Ольга сглотнула солоноватую слюну. Кровь из прокушенной губы сочилась всё сильнее. Четырнадцать тридцать пять, сорок, сорок пять... Душа как будто сжалась в комочек. Показаниям безжалостных часов не хотелось верить. Но что ей оставалось?
Пятнадцать. Секундная стрелка, без промедлений, шагнула за последнюю черту. Всё. Время вышло.
Однако, Вершининой потребовалось потратить ещё несколько безумно длинных секунд, чтобы заставить себя пошевелиться.
-Спокойно. Он всего лишь опаздывает. Наверное, никак не найдёт подходящую верёвку, или...
Взор метался по нижней линии иллюминаторов — не приоткрылся ли какой-то из них? Нет. Всё тщетно. Шла шестнадцатая минута. Ольга достала нож, но резать верёвки не торопилась. Неизвестно, сколько ещё времени она бы просидела в таком оцепенении, пока на восемнадцатой минуте её вдруг не озарила новая догадка.
-А вдруг этот иллюминатор находится с другой стороны?! Вдруг Гена ждёт её там — на противоположной части корабля? Нужно заводить мотор! Но сначала...
Вцепившись в ближайшую верёвку, девушка принялась пилить её ножом. Нож был острый, но толстая верёвка всё равно поддавалась с неохотой. Ольга потратила на неё несколько дополнительных минут. Примерно столько же драгоценного времени ушло на отрезание второй верёвки. Теперь мотобот с "Эвридикой" ничто не связывало. Оля пару раз безуспешно дёрнула стартер, и, махнув на него рукой, перебралась к вёслам.
Длинные металлические вёсла были довольно увесистыми, и девушке пришлось затратить ещё какое-то время, чтобы приноровиться к ним. Мельком она взглянула на часы. Двадцать семь минут. Нет, это явно не обычное опоздание. С Геной что-то случилось.
Оттолкнувшись левым веслом от высоченного борта "Эвридики", покрытого струпьями ржавчины, Ольга развернула свою неповоротливую лохань, после чего, парой глубоких гребков, отогнала её в сторону на несколько метров. Первоначально, она планировала обойти корабль с другой стороны, в надежде увидеть там открытый иллюминатор Гены, но тяжёлое предчувствие чего-то очень-очень нехорошего, всё сильнее и сильнее одолевало её, взывая к притупившемуся чувству самосохранения. Надо было уходить. Как можно дальше от "Эвридики". Грести что есть сил. Налегать на вёсла. Немедленно!
Она вновь вспомнила о Гене, и из её глаз хлынули слёзы. Рыдания вырывались из груди, лопаясь в воздухе кашляющими всхлипами. Глотая слёзы и собственную кровь, упираясь обеими ногами в деревянный выступ на дне, Ольга гребла что было сил, глядя, как за кормой удаляется тёмная громада теплохода. Наверное, нужно было запустить мотор, но что-то подсказывало ей, что на возню с ним времени уже не осталось. И Гена всё ещё мог вернуться...
Когда между мотоботом и "Эвридикой" образовалось заметное расстояние, в брюхе корабля что-то вспыхнуло. Ольга успела разглядеть лишь блеск в её чёрных иллюминаторах. А затем прогремел взрыв. Густой, надрывный, похожий на гром. Он вышиб несколько иллюминаторов, полыхнув из отверстий огненными языками. За первым взрывом последовала новая серия взрывов, настолько плотная, что показалась одним сплошным разрывом — адски колоссальным, объёмным и оглушительным. Ударная волна вырвала из судна солидный фрагмент обшивки, обильно раскидав вокруг град обломков.
Зажмурившись, оглохшая Ольга схватилась за уши, выронив вёсла. При этом, правое весло, выскочив из уключины, упало в воду. Но девушке уже было не до него. Перед ней развернулось настоящее огненное безумие, поражающее своей лютой инфернальностью.
Ещё один мощный взрыв прогремел где-то в надстройке корабля. От него повылетало большинство стёкол на палубах, и отвалилась труба. Взрывом подняло в воздух шезлонги, спасательные круги и прочие мелкие предметы с палубы. С плеском, они осыпались в море, в то время как саму надстройку объяло колоссальное пламя пожара. С дьявольским воем, оно вырывалось из разбитых окон кают, ресторана и люксов.
Когда уже казалось, что взрываться больше ничего не будет, "Эвридика" довершила свою агонию последним, самым внушительным взрывом, эпицентр которого возник где-то в машинном отделении. По сравнению с ним, все предыдущие взрывы показались Ольге новогодними фейерверками. От этого безумного взрыва, корпус корабля буквально вздулся. Швы разошлись. Мелкой шрапнелью в воздухе просвистели заклёпки, вышибленные дикой ударной волной. С разрывающим барабанные перепонки грохотом, сопровождавшимся пронзительным лязгом и скрежетом, корабль переломился пополам. При этом, центральную часть многотонной махины приподняло из воды, расколов как игрушку.
