"И как только ты их найдешь, — сказал Апокриф, его зеленые глаза смотрели прямо в душу Мелани, — дай им понять, что им не обязательно идти через ад в одиночку".

Она взглянула в сторону Ханны, и Мелани тоже не могла удержаться от взгляда на своего друга, который все еще разговаривал по телефону, совершенно и совершенно не подозревая, что супергерой, о котором они так горячо обсуждали, находился менее чем в тридцати футах от них. . Когда она повернулась секундой позже, Апокриф исчез.

Но рядом с ней на ее скамейке сидел маленький безобидный амулет, сделанный из золота, с волнистым узором, выгравированным на поверхности. На другой стороне были три простых буквы:

CSO.

Инфо: Основной материал: линза Кента.

Kent Lens [Term].

Обычный набор очков, по крайней мере, так они выглядели. Специализированное таумтургическое устройство, предназначенное для ношения и использования, как обычные очки. При ношении владелец выглядит "таким, какой он есть".

Эти очки, предназначенные для скрытия деталей, предназначенных для сохранения в секрете, воплощают особый вид тауматургии, похожий по своей природе на проклятие, которое предотвращает привязывание определенных абстракций к тому, кто их носит. Тем самым они мешают наблюдателям установить связь между владельцем и конкретными идеями.

При ношении другие не смогут связать такие вещи, как "секретные личности" или "альтер-эго" с владельцем, защищая свое настоящее имя и, в случае Слуг, класс.

Однако эта защита слишком хрупка, чтобы продолжать функционировать, если станут очевидными "неопровержимые доказательства". Использование уникальных способностей или использование фирменного вооружения или Благородного Фантазма полностью нейтрализует эффекты этих очков. Более того, факты, выведенные из менее очевидных доказательств, или выводы, сделанные с помощью логических рассуждений, также имеют слишком сильную поддержку, чтобы их можно было отрицать.

Между прочим, эти очки явно замаскированы под Кларка Кента. Несмотря на очень четкую связь между Кларком Кентом и Суперменом, личность Кларка Кента оставалась надежной с помощью всего лишь пары обычных очков.

Интерлюдия 10.g: Аве Виктория.

Тридцать лет она была графиней.

В течение тридцати лет она скрывала свое старое настоящее имя, запирала его в своем разуме и отдалась своим Путям, чтобы следить за тем, чтобы человечество не вымерло. С ними она сделала очень много вещей, очень много ужасных вещей, очень много ужасных, ужасных вещей, которые запятнали ее душу и заставили ее задуматься, может ли все это когда-либо стоить того.

Тридцать лет.

Это показалось невероятно долгим, когда она действительно села и обдумала это. И все же все это прошло в мгновение ока, в одно мгновение, заполненное днями, неделями, месяцами, годами.жонглировать таким большим количеством мячей, что это поражало воображение. Действия, смысл и цель которых она не всегда полностью понимала, действия, воздействие которых и случайная злоба она прекрасно понимала и в любом случае совершала, и даже действия, чей маленький, безобидный характер привел к грандиозным результатам, чего никто другой не мог предсказать. .

И после тридцати лет, тридцати долгих лет, она была совершенно слепой к будущему.

Не совсем, конечно. Фактически, подавляющее большинство ее Путей все еще функционировало как обычно, и даже те, которые работалипересечение с одним из ее слепых пятен не прекратилось внезапно, а неожиданно отклонилось. Более того, ее "более мягкие" Пути даже не требовали понимания сил, которые отбрасывали ее, только природы и личностей тех, кто ими обладал.

Но на каждом из этих путей сохранялась неуверенность, прекрасная, ужасающая возможность того, что любой из них может пересечься с Апокрифом и сорваться с рельсов прежде, чем ее агент сможет даже начать пересчет. Так же внезапно, как пуля или приближающаяся машина, она может потерпеть неудачу.

Это было воодушевляющим и ужасающим странным и непонятным образом одновременно. Каждый раз, когда она останавливалась между ступенями тропы, чтобы подумать, что все может пойти не так, ее сердце грохотало в груди, ее дыхание прерывалось, и она чувствовала себя живой, смертной и человечной, чего на самом деле не было в течение почти тридцати лет. годы.

Это было замечательно. Это было ужасно. Это было доказательством того, что под горой Путей, составляющих ее жизнь, действительно существует человек, что для нее есть нечто большее, чем просто оболочка, направляющая ее силу к конечной цели, но она не могла позволить себе быть такой уязвимой, не пока не настал конец и судьба человечества не была решена раз и навсегда.

Она все равно не могла остановить трепет в груди. Знать, что любой момент может стать концом, что любой шаг может стать для нее последним, что одна ошибка может означать ее смерть ... Нести это бремя — вот что значилобыть человеком.

В любом случае, сейчас это будет не намного дольше. Крайний срок приближался; Менее чем через год последний Путь закончился, и началась битва против Наследника. В конце концов война, в которой она вела почти всю свою жизнь, завершится последней решающей битвой за то, чтобы решить, выживет ли человечество, и, так или иначе, Графиня будет заперта, чтобы позволить ... ей шанс жить и дышать.

Это тоже было в равной степени волнующим и устрашающим. Идея о том , что скоро не будет ничего , говоря ей , что делать, когда делать это, и почему, ничего структурирование ее жизнь и ее повседневных действий, ничего , чтобы дать ей диск или цель ...

Что осталось бы для нее когда — то в мире был спасен, а потомок мертв? Когда в ней больше не будет необходимости останавливать конец, и она, наконец, будет полностью и совершенно свободна ? Одной мысли о том, какой может быть ответ, было достаточно, чтобы ее сердце забилось быстрее.

Прямоугольная полоса света описала себя в воздухе, отвлекая ее от мыслей, а затем развернулась и открылась внутрь. Мгновение спустя, когда Контесса стояла со своей ветхой скамейки в заброшенном маленьком парке, из нее вышла молодая женщина, высокая и гибкая, одетая в пурпурное, черное и золотое.

Не было Пути, по которым проходила эта встреча. Даже в лучшем случае ее агент мог только наугад предполагать, что эта молодая женщина могла и могла бы сделать — модели, построенные на собственных знаниях и наблюдениях Контессы. В противном случае каждая попытка приводила к прерванному Пути.

"Спасибо, что согласились встретиться со мной здесь", — сказала Контесса.

Девушка не улыбнулась, потому что они не были друзьями. Фактически, Контесса была совершенно уверена, что Тейлор Хеберт ее совсем не любил, и все же был странно благодарен ей по причинам, по которым она была почти уверена, что никто из них полностью не понимал.

У нее возникло искушение спросить, что же именно другая версия себя сделала с Хепри, что привело к такому странному отношению между ними. Что графиня этого далекого альтернативного будущего сделала с Тейлором Хебертом того времени, чтобы произвести такое неизгладимое впечатление, что оно даже перенеслось на этого Тейлора здесь?

Она этого не сделала. Может быть, однажды она и сделает это, но пока это ничего не помогло и ничем не утолило, кроме ее собственного любопытства.

"Я могу не согласиться со всеми решениями или методами Котла, — сказал Тейлор, — но я могу, по крайней мере, оказать вам любезность и снова не появиться без предупреждения. Излишний антагонизм никому не поможет ".

"Я благодарна", — просто сказала Контесса. Она предпочла не упоминать, что первая встреча, на которую она заглянула, могла сама по себе заслужить название излишне антагонистической. Впрочем, это тоже никому не поможет.

Она указала на пустой воздух, как будто на дряхлый парк с мертвыми растениями и изогнутой, разбитой детской площадкой, бледной тенью того, что было когда-то в дни до накидок и Бездны. Они оба знали, что это не так.

— Тогда пойдем?

Тейлор все равно взглянул на пейзаж. Что она видела и что интерпретировала на основании этого, Контесса не могла знать. Она выбрала этот сайт, потому что он имел это символическое значение и оказал бы особое влияние на такого человека, как Тейлор, но если бы сама Тейлор с тех пор прошла мимо человека, который бы так остро почувствовал это влияние, это был бы другой вопрос, на который Контесса не могла ответить. и один она знала лучше, чем спрашивать.

"Да. Давайте."

"Дверь ко мне", — сказала графиня.

Другое прямоугольное световое пятно описывалось на открытом воздухе, только оно было бледным серебром по сравнению с блестящим золотом Апокрифа, и оно развернулось, открывая внутреннюю часть комнаты, глубокую и темную, освещенную только резким искусственным светом.

Контесса шагнула вперед первой, прижав ее к Тейлору, и почувствовала, как Тейлор шагает за ней.

Однако она знала, что это сообщение не будет упущено: я надеюсь, что ты не ударишь меня ножом в спину.Обдуманная манипуляция, но не совсем ложная, потому что если и было чему-то, чему она могла абсолютно доверять, так это героизму Апокрифа.

Комната, в которую они вышли, представляла собой длинный широкий коридор, вдоль каждой стены которого стояли почти бесконечные серии стеклянных флаконов. Некоторые были совершенно пусты и сидели, одинокие и пустые, но многие все еще были полны, до краев наполненные разноцветными жидкостями одинакового количества оттенков, все они были ужасными и мерзкими. Там, где свет падал, он отбрасывал призматическую тень на мягкие серые стены.

Запас формул в котле. Так близко к крайнему сроку, скоро настанет время начать раздавать их бесплатно, перестать требовать высоких цен и более крутых услуг и вместо этого выбрать наиболее достойных и наиболее совместимых и передать все, что они могут сэкономить.

Они были не одни. В комнате перед ними стояла темнокожая женщина, известная как Доктор, с волосами, собранными в тугой пучок, и с планшетом в руке, когда она оценивала их запасы. Она вздрогнула, когда они вошли.

— Графиня, — удивленно сказал Доктор, а затем ее глаза скользнули к девушке рядом с ней и расширились. "Апокриф!" Она посмотрела между ними, как будто видя их обоих впервые. "Что это означает?"

"Здравствуйте, доктор, — сказала графиня. "Я привел ее сюда, чтобы выполнить просьбу, о которой она просила год назад".

"Услуга?" — повторил Доктор. Ее лицо исказилось, когда она посмотрела на комнату вокруг них. "Вы имеете в виду формулы? Вы собираетесь передать ей несколько наших самых сильных флаконов на случай чрезвычайной ситуации?

"Когда-то давно я бы попросил об этом, может быть", — сказал Апокриф, неоднозначно оглядывая коллекцию флаконов. Незаинтересованный был бы лучшим термином. Отстраненная, как будто она впервые увидела что-то, о чем когда-то слышала, но не особо заботилась об этом. "А может, в другой жизни? Но они не предлагают мне того, чего я хочу ".

"Вы здесь не для того, чтобы получить больше полномочий для своей организации?" — недоверчиво спросил Доктор. "Чтобы попытаться превратить твоего отца в следующую Александрию..."

"И рискнуть отклонение ? " — многозначительно сказал Апокриф, приподняв бровь. "Не стану отрицать, что какая-то часть меня смотрит на эти флаконы и видит возможность . Было бы безумием не думать о том, насколько полезным может быть наличие на нашей стороне такой силы, как Герой, или другая Легенда, или Эйдолон. Но попытка полагаться на простую грубую силу была одной из ошибок, которые вы сделали против Скиона в мире Хепри ".

"В отличие от... чего? Игры разума?" Доктор покачала головой. "Наследник инопланетянин, прежде всего. Построенный из абстракций. Если и есть способ победить его, то разве не его собственным оружием? "

Апокриф вздохнул. "И это самая большая проблема. Что делает Наследника такой непосредственной угрозой, что нам нужно с ним разобраться сейчас, вместо того, чтобы переложить ответственность на наших далеких потомков через триста лет в будущем, это человечество, и поэтому именно человечество станет его концом ".

"Человечество? Человечество убьет Наследника? " — пробормотал Доктор. "Что это за софистика...?"

"Это то же самое, что делает его таким опасным", — ответил Апокриф. "Он провел последние тридцать лет, притворяясь человеком, не так ли? Обнаружение широты и глубины человеческих эмоций, тяжести одиночества и отчаяния... Джек научил бы его детской жестокости получать удовольствие от разрушения чужого счастья ".

Ее губы скривились.

"Как победить того, кто не научился справляться со своими эмоциями? Кого-то, кто набрасывается на людей, потому что они не научились делать что-то еще со своей болью? Атакуя те самые эмоции, которые делают их такими непостоянными ".

Доктору потребовалась секунда, чтобы понять, что это значит. "Сад плоти. Вы собираетесь показать ему Другого ".

"Да."

"Ты дурак? Вы собираетесь заманить его сюда, в самое сердце Котла, и показать ему труп, который мы потратили последние тридцать лет на сбор сил? Вы ожидаете, что он сделает что-нибудь еще, кроме как разорвать нас всех за это? "

"На самом деле, я ожидаю, что он сдастся", — сказал Апокриф. "Я не собираюсь затащить его сюда и ждать, пока он взорвется, я собираюсь забить его. Заставь его почувствовать каждый последний из тридцати лет, которые он провел здесь, один, бесцельно блуждающий, пока он цеплялся за безнадежная надежда на то, что, может быть, остались какие-то следы его двойника, что, возможно, удастся продолжить его цикл. Если все будет сделано правильно, то он даже не станет сопротивляться, когда придет время для последнего удара ".

Доктор смотрел на нее в полном недоумении.

"Ты даже себя слушаешь? Вы намереваетесь... запугать Отпрыка, чтобы... что, самоубийство с помощью? Это твой план? "

Если она была честна с собой, Контессе это тоже не показалось невероятным. Это казалось слишком ... человеческой слабостью для Наследника, что они могли так злобно играть на его эмоциях и использовать это, чтобы оставить его открытым для завершающего удара. Особенно, когда вид Scion не был похож на пришельцев из популярных СМИ, настолько близок к человеку, чтобы аудитория могла найти что-то родственное, но что-то, для чего у людей не было истинной системы координат. Наследник действительно был инопланетянином.

Но.

И был решающий шарнир.

Но Хепри сражался с Наследником. Хепри убилОтпрыск. Идея загробной жизни, в которой великие герои прошлого, настоящего и будущего возносятся после смерти, казалась фантастической, которую Контесса даже не могла описать, но больше не было места, чтобы отрицать что-либо, что имело даже малейшую возможность. об их успехе. И если такое место существовало, имело смысл только то, что тот, кто убил омницидного бога, попадет туда после ее смерти.