"У Наследника нет фильтра, доктор", — тихо сказал Тейлор. "Ты меня? Мы живем с болью каждый день. Берем. Мы принимаем это. Иногда мы разливаем это в бутылки, а иногда мы находим время и место, чтобы выпустить все наружу. Мы научились обращаться с ним, даже использовать его, чтобы заправлять себя и создавать великие произведения искусства ".

Она раскинула руки.

"Наследник — нет . Все, что он чувствует, является грубым, грубым, мощным, потому что он так и не научился обрабатывать это и справляться с этим. Ты прав, он не человек. Недостаточно думать о себе как о едином. Но он должен был стать достаточно человечным, чтобы ходить среди нас, и эта маленькая, неполная часть человечности делает его достаточно человечным, чтобы уничтожить его ".

"Выживание всей человеческой расы не только здесь, но и в бесчисленных параллельных мирах", — сказал Доктор, — "и вы хотите, чтобы все это зависело от того, насколько Наследник достаточно человечен ?"

"Вы потратили тридцать лет, пытаясь изобрести чудо, которое станет его совершенным противодействием, — сказал Тейлор, — и теперь вы не ближе, чем были, когда начинали. Как ты думаешь, твой план менее дальновиден, чем мой?

"Я думаю, это имеет больше смысла" , — сказал Доктор. "Конечно, больше, чем полагаться на человеческие эмоции, чтобы искалечить инопланетянина".

На этом дискуссия закончилась. Это было очевидно по тому, как лицо Тейлор разгладилось, как ее руки упали по бокам. Не сдача или отступление, а отказ продолжать спорить. "Я здесь не для того, чтобы убеждать вас. Вы можете продолжать поиски своей серебряной пули, если хотите, если думаете, что сможете найти ее в ближайшие полгода или около того. Я просто пришел, чтобы заработать на одолжении, которое, как я сказал, мне понадобится год назад ".

Глаза Доктора сузились. "А если я откажусь?"

Одна из бровей Тейлора приподнялась. Она взмахнула рукой. "Это я вежлив. Если бы я захотел, я мог бы окунуться в себя и получить то, что мне нужно, прежде чем вы даже подумали бы попытаться остановить меня ".

Последовала долгая пауза. Доктор продолжал смотреть на Тейлора, не мигая, как будто простой акт мог убедить ее в том, что она ошибалась, а Доктор был прав. Если бы она считала, что Тейлору вообще небезразлично мнение Доктора, Контесса могла бы назвать это битвой воли.

Наконец Доктор вздохнул и отступил в сторону. "Надеюсь, ты знаешь, что делаешь".

Они прошли мимо. Контесса наполовину ожидала, что в сторону Доктора попадет дешевый прощальный выстрел; большинство подростков не смогли бы устоять перед тем, чтобы вставить его.

Но Тейлор Хеберт не был подростком, не так ли?

"Я не могу позволить себе этого не делать".

Контесса шла по коридору через запертые двери и в конце концов спустилась на несколько лестничных пролетов. Они уходили все глубже и глубже, все дальше под землю, все дальше в помещение, пока не подошли к последней двери, высокой и похожей на хранилище, похожей на что-то из банка или в фильме об ограблении. Как и раньше у каждой двери, Контесса открыла ее, и с низким скрежетом, похожим на медленное, неумолимое движение горы, она повернулась внутрь, открывая последнюю комнату.

Комната Другого.

Огромный, как ангар для парка самолетов, он простирался на несколько миль, с высоким, высоким потолком, исчезающим в темноте, и стенами, разделенными так далеко, что казалось, что пройти весь день пешком с одной стороны на другую. . Дальний конец комнаты, если бы его можно было увидеть, находился бы на таком большом расстоянии, что можно было бы протянуть руку и обхватить его руками.

Но заполнить пустое пространство, поглотить почти все его своим объемом, был Другой. Огромная, возвышающаяся форма, состоящая из путаницы из плоти. Конечности торчали во все стороны, полуформированные, некоторые тонкие и долговязые, некоторые толстые и мускулистые, а некоторые настолько уродливые, что их даже нельзя было признать человеческими. Гротескные клочки выпуклого мяса соединяли их, как ствол большого дерева, испещренный злокачественными наростами; в некоторых местах эти пятна были покрыты совершенно нормальной кожей, а в других казалось, что он остановился на полпути, оставив обнаженные мышцы и вены на воздухе.

Это было похоже на сборочную линию Бога: части здесь, готовые к использованию, готовые к соединению, чтобы сформировать человека; части есть, выброшенные, бракованные, не подходящие для принадлежности к человеку. Их было достаточно, чтобы сформировать целую армию, или, возможно, как Контесса так давно видела, каждая из них была попыткой конструирования "идеального" аватара, каждый эксперимент на пути к идеалу, каждый прототип для окончательного образа Другого.

Тейлор не смотрел праздно; она подошла к Контессе, вытащив устройство из кармана, а затем устройство щелкнуло, когда она начала фотографировать. Иногда она немного шагала в ту или иную сторону, чтобы получить немного другой угол.

"Это...?"

"Справочные изображения".

Контесса могла догадаться, зачем. Она не стала спрашивать о своих силах — скорее всего, она получит либо ошибку, либо отсутствие ответа. Рефлексу на это потребовалось мгновение, чтобы подавиться.

В конце концов руки Тейлор упали, хотя она еще не убрала камеру. Она сделала жест вперед. "Веди".

С этой репликой Контесса шагнула вперед и вошла в джунгли, состоящие из частей человеческого тела. Позади нее Тейлор внимательно следил за каждым шагом. Как ни странно, приятно было видеть, как она пытается имитировать движения Контессы. Как ребенок, идущий по стопам своей матери.

Время от времени Тейлор останавливался на мгновение и делал еще несколько снимков, а затем они двигались дальше и продолжали погружаться все глубже и глубже. Чем дальше они шли, тем более "завершенными" становились части тела, пока это не прекращалось. просто ноги, руки и разные мелкие детали, такие как глазные яблоки, но вместо этого торсы и головы, которые шли вместе с ними, торчали из массы плоти, как прерванные скульптуры, всегда незаконченные.

Это всегда было жутко, гротескно, некрасиво. Когда она слишком долго смотрела на какое-то место, даже Контесса иногда дрожала при представлении, что могло произойти с этой горы, какая мерзость стояла бы напротив их золотого человека, чтобы вести их еще дальше к концу.

Это заставило ее почувствовать себя... маленькой. Бессильный. Так, как она была вначале, парализованная стеной тумана, которая не давала ей знать, куда идти и что делать, чтобы идти вперед.

В конце концов они подошли к последней фигуре, полуформированному телу, которое Другой намеревался использовать, чтобы сливаться с человечеством. Он был полностью андрогинным, без каких-либо половых признаков, чтобы различить его так или иначе, хотя он был достаточно стройным, чтобы конечный результат, вероятно, был женским. Пряди серебряных волос падали по всей длине его тела и за его пределы, а спиральные фракталы струились от его недоработанных частей, растворяясь в какой-то другой реальности.

Здесь Тейлор сделал еще несколько снимков, стараясь получить еще больше углов, чтобы каждая мелочь была запечатлена для дальнейшего использования.

После долгих нескольких минут молчания, наполненных щелчком камеры, она, очевидно, получила все необходимое, и ее руки медленно опустились.

"Это он, не так ли?"

"Да", — сказала Графиня.

"Увидеть это лично — это..."

"В самом деле".

Тейлор сделала еще несколько шагов вперед и наклонилась, как если бы она рассматривала какие-то мелкие детали, которые привлекли ее внимание, а затем она отступила, спрятала камеру и вытащила что-то еще из какого-то потайного отделения или кармана своего костюма. Она протянула его, предлагая, и Контесса обнаружила, что тянется за ним почти прежде, чем успела остановиться.

Она посмотрела вниз. Моргнул, не совсем понимая, что с этим делать.

"Здесь."

Тейлор вручил ей смерть в форме ножа. Лезвие было черствым энтропией. Рукоять была гнилой. Даже только взглянув на него, Контесса могла сказать, что это было оружие, предназначенное только для одной цели: убивать. Не калечить. Не травмировать. Даже не просто разрезать. Это была смерть. Нож был просто той формой, в которую он был привязан.

"Что это?"

"Проклятие", — сказал Тейлор. "Неважно, кто ты. Неважно, какие у вас есть силы, которые могут регенерировать ваше тело или восстанавливать повреждения, нанесенные вашей плоти. Если тебя удариют этим ножом, ты умрешь ". Мрачная улыбка растянула ее губы. "Прощальный подарок старого бога, который слишком любил вмешиваться".

Старый бог... Почему бы и нет? Если герои могут подняться в Валгаллу со всех концов времени и пространства, почему бы не остаться и старым богам, которые уже давно умерли?

Контесса взяла нож. Он был легким и маневренным, но в ее руке он казался необъяснимо тяжелым, как свинцовая гиря. Где-то там была какая-то метафора, но Контессе не хотелось ее выговаривать.

"А теперь закончите то, что начали".

Она сделала шаг вперед. Ее пальцы сжались на рукоятке ножа, когда она посмотрела вверх на полуформированное лицо Другого, компаньона, который потерпел крушение здесь, на этой Земле, и изменил жизнь Контессы. По памяти она нашла порез, который был нанесен, как сейчас, так и целую жизнь назад, когда гораздо более молодой Фортуна с помощью Доктора отрезал ключевую часть сознания Другого.

В то время, когда она была новичком в своих силах, с ее видением ключевого места, закрытого из-за того, что Другой извращает ее агента, она нуждалась в помощи, чтобы нанести этот удар. Она не смогла бы сделать это сама, без руководства Доктора. Она была парализована страхом, незнанием, стеной тумана, блокировавшей другое ее зрение, ее мысленный взор.

Сейчас...

Она глубоко вдохнула через нос. В ее горле на кончике языка что-то осело, кислое, сладкое и затхлое. На вкус это было похоже на закрытие. Революция. Завершение. Как будто она прошла полный круг и вернулась туда, откуда начала.

Она держала Смерть в руках.

А затем она вонзила его Другому в шею.

Интерлюдия 10.h: Андваранаут.

Дракон много думал, когда Оружейник подал в отставку из Протектората. Многие из них были связаны с ее разочарованием и разочарованием. Некоторые из них были рождены завистью.

Не было никаких сомнений в том, что поведение директора Тагга в целом было неподходящим для директора PRT, а его отношение к Armsmaster — и Apocrypha, возможно, в несколько меньшей степени — совершенно неприемлемо. Было множество других способов, которыми он мог бы подойти к своим опасениям по поводу Мастеринга и любых гнусных заговоров, которые мог иметь Апокриф, не говоря уже о его решении о том, как наказать Колина за проявление его здравого смысла. Большинство из них тоже не выбили бы из рук Протектората две крепкие уважаемые накидки.

Более двух. Было слишком вероятно, что его поведение было таким же мотиватором для отставки Clockblocker и Vista позже, как и их преданность и дружба, которые у них могли быть с Apocrypha, а это означало, что четыремогущественных и уважаемых героя ушли, чтобы сформировать свою собственную группу, вместо двух наиболее пострадавших.

Больше всего расстраивало то, что ограничения Дракона означали, что она буквально не могла ничего с этим поделать, кроме подачи формальной жалобы, которая никогда никуда не делась. Возможно, она могла бы попытаться уговорить Колина остаться. Если бы она была достаточно близка к Тейлору, чтобы сделать то же самое, она могла бы попробовать. Она все равно могла бы попытаться, несмотря на то, что они никогда не обменялись даже двумя словами. Такие целеустремленные и целеустремленные герои, как она, были крайне необходимы, и если бы не в Протекторате, Дракон, по крайней мере, мог бы предложить девушке место в Гильдии.

Что остановило ее, так это то, что она могла понять их рассуждения, их обоих. Дракон не мог сделать ничего, чтобы помочь им напрямую, не тогда, когда это действовало бы против самого Тагга, который был законным авторитетом, и их неспособность работать под его руководством резонировала с ее собственным разочарованием в цепях, которыми ее сковал Рихтер. Они решили отказаться от этих цепей и нанести удар самостоятельно, о чем Дракон так часто мечтала.

Она не могла отказать им в свободе, даже несмотря на то, что она с завистью мечтала о своей собственной идее.

Даже если это означало, что у нее больше не было возможности проводить день за днем ??с Колином, вместе возиться, перебирая идеи и проекты, которые ни один из них, вероятно, не смог бы реализовать в одиночку. Сотрудничаем. Вот чего ей больше всего будет не хватать, если он окажется в Протекторате. Потеряв возможность провести с ним время, обдумывая новые устройства и оборудование, отталкивая друг от друга разные идеи, просто... проводя с ним время, она больше всего сожалела о том, что не пыталась помешать ему уйти в отставку.

Она не закрывала глаза на его недостатки, но он был ее другом. Может быть, лучший друг, который у нее был. Может быть ...

Именно поэтому она не моглаОстанови его. Не стоит даже пытаться. Потому что, как бы она ни скучала по их разговорам, убедить его остаться на работе, которая была лишь тенью того, чем она была раньше, работать под руководством ненавистного ему начальника, все испортило бы. Он был бы несчастен, и в этом несчастье он винил бы человека, который передумал уходить, возненавидел бы этого человека так же сильно, как и Тагга.

Дракон не думала, что она может принять идею о том, что Колин ее ненавидит. Сама мысль об этом была кислой и леденящей, что было невозможно описать тому, кто обитал во плоти и крови вместо служителей и контуров. Единственное, с чем она могла это сравнить, — это удар в живот, опыт, которого она никогда не испытывала, но слышала достаточно подробно, чтобы понять это, по крайней мере, на чисто техническом уровне.

Потеря ее способности сотрудничать с Колином — или, по крайней мере, способности делать это так последовательно, как она привыкла — была тяжелым ударом. Однако потерять дружбу было намного хуже.

К счастью, как выяснилось, это длилось не навсегда. Три месяца, в течение которых у него не было регулярных контактов, были тяжелыми, потому что она не полностью осознавала, в какой точной степени она стала полагаться на него и ценить время, проведенное вместе, но он потратил это время на строительство еще одной мастерской. прежде, чем он связался с ней.

Когда она потянулась к нему, чтобы он принял его приглашение на сервер в его новой мастерской, она столкнулась лицом к лицу с еще более устрашающими брандмауэрами и шифрованием, чем она когда-либо видела в нем. Все равно пришлось бы потратить всего пару минут, чтобы прорваться через весь трудный путь — он мог бы хорошо справиться с этим, программирование не было сильной стороной Колина; как и большинство мастеров, он был лучшим механиком и инженером, но все же был достаточно крепким, чтобы бросить вызов большинству хакеров.