Ходок 5

Дальше главком, не теряя ни мгновения, скатился вниз и занялся первым этажом. Он последовательно заглянул во все комнаты, где испуганно жался, или к стенам, или друг к другу, обслуживающий персонал, разбуженный собаками. Командор действовал стереотипно — негромкое шипение баллончика и испуганные люди мягко оседают в своих койках. Чугунная голова наутро обеспечена всем, но согласитесь — это неплохая альтернатива приобщения к большинству.

Покончив с... как бы это поточнее назвать? — "зачисткой"... — нет от этого слова сильно пахнет кровью, а командор, пока что, не пролил ее ни капельки; "усыплением"... — тоже нет, отдает ветлечебницей, а главком к животным относился хорошо... вернее, скажем так — лучше, чем к людям, и к ветеринарам, применяющим Т-61 без наркоза, сам бы с удовольствие его применил — так что, "усыпление" тоже было неподходящим термином.

Хотя Шэф никому, на первом этаже, зла не и причинил, но из списка дееспособных, хотя и временно, но вычеркнул — в связи с этой двойственностью, определение, которое бы точно и однозначно идентифицировало характер его служебной деятельности, на этом участке трудового фронта, ускользало от него, как обмылок в гарнизонной бане.

Поэтому, не найдя ничего лучшего, он решил, что к его действиям лучше всего подойдет дефиниция "умиротворение" — было в этом слове что-то правильное и хорошее: мир... творение... Размышляя обо всем об этом, он неторопливо поднимался по лестнице на второй этаж, отключив невидимость и громко топая — а ля статуя командора, спешащая на рандеву к дону Жуану.

Остановившись перед дверью спальни, главком на секунду вышел в кадат и просканировал помещение. В спальне все было так, как он и ожидал: Рема, прижав к груди хныкающую дочку, в ужасе уставилась на дверь, за которой затаилось ИЗАЧАЛЬНОЕ ЗЛО, готовое пожрать ее тело, тело малютки Марины и тело ее возлюбленного Талиона, но не это было самое страшное. Самое страшное было в том, что она откуда-то знала, что инфернальный гость, остановившийся перед дверью, похитит ее душу, душу Талиона и, о ужас! — безгрешную детскую душу! Откуда она взяла весь этот бред насчет душ неизвестно, но Рема была в этом полностью убеждена.

Талион был напуган не меньше, чем его любимая. А кто бы на его месте не испугался? Представьте себе: вы никого не трогаете (даже примус не починяете) и мирно, по-семейному, спите в своем доме. Для тревожности у вас нет никаких оснований: во-первых — дом охраняет защитное плетение, работающее от артефакта, который вы купили у главы Бакарского отделения Гильдии магов за такие деньги, что даже вспоминать об этом не хочется, но Свэрт Бигланд уверял, что защиту эту не сможет преодолеть ни один из магов Империи, включая его самого, не говоря уже о неодаренных.

Это соображение — насчет магов, сыграло ключевую роль в покупке. И опостылевшая законная супруга могла со злости нанять кого-нибудь со способностями, да и так врагов хватало, да и Дамиру Талион доверял постольку-поскольку... — он хорошо знал, что предают только свои. Так что пирамидка своих денег стоила, — так, по крайней мере казалось до сегодняшней ночи.

Да что говорить — свою сигнальную функцию она выполнила безукоризненно — голубая ваза, стоящая на прикроватной тумбочке и игравшая роль вспомогательного монитора охранной системы (основным был сам фархан), издала мелодичный звук, засветилась мертвенным зеленым светом и из нее выпорхнул страшный черный мотылек. Свэрт Бигланд — глава бакарского отделения Гильдии магов, когда рассказывал об артефакте сказал, что самый неприятный сигнал, который можно теоретически увидеть — это черный мотылек, но Талион его никогда не увидит, потому что это будет означать, что плетение прорвано, а этого не может быть никогда! И вот, на тебе! — Дож сподобился! — увидел невероятное! Но, скажем честно — никакой радости от такого фантастического зрелища Талион не испытал...

Правда, оставалась еще дежурная смена охраны: восемь профессиональных головорезов на крыше, жизнь и свобода которых всецело находилась в руках Талиона — уж больно много они накосячили, уж больно много могущественных врагов нажили — не станет Талиона — не будет и их. Эти не предадут. Сидя в беседке, они должны были зорко глядеть в четыре глаза во все четыре стороны света — один не заметит — другой углядит! А в случае тревоги они должны были встать живым щитом перед дверью спальни... И где они? — нет их!

Дальше... во дворе находились неустрашимые горные волкодавы, преданные Талиону до последнего вздоха и последней капли крови — он сам выкармливал их, еще слепых щенят, теплым овечьим молоком — мать их погибла, защищая стадо от взбесившегося от голода горного льва. И вот он услышал их испуганный визг... — это было самое страшное, что Дож слышал в своей жизни.

Но, хотя Талион был напуган, он был мужчиной и воином — на Сете элита все еще была элитой, а не жирным дерьмом, чавкающим у корыта. Он приготовился к битве не на жизнь, а на смерть. Дож стоял, чуть пригнувшись, на напружиненных ногах, сжимая в руках меч и кинжал — а куда ему было деться с подводной лодки? — за нами Москва... в смысле любимая женщина и любимая дочь.

Дверь была закрыта изнутри на щеколду и Шэф опять, как в доме у Дамира, произвел манипуляции, необходимые для ее открывания: выпростал руки из шкиры, наложил на дверь, вздул черные канатики вен на лбу, ну, и далее по списку. Что характерно, Дож не попытался обратно закрыть дверь на щеколду. Чем было вызвано такое его поведение командор не знал. Сам бы, на его месте, он непременно попробовал снова закрыть дверь — какая ни какая, а защита — может пригодиться. Взяв гроссмейстерскую паузу, чтобы добавить жути, как обычно делается в низкобюджетных фильмах ужасов, главком медленно отворил дверь, которая при этом зловеще заскрипела, и шагнул в спальню.

При виде черной, демонической фигуры с ярко горящими красными глазами — уж командор постарался довести образ посланца преисподней до логического конца, Рема тут же — кто бы сомневался, грохнулась в обморок. Но грохнулась очень аккуратно, так что спеленатая, по случаю сна, Марина не упала не на пол, а плавно улеглась на кровать, рядом с матерью.

Талион же, тоже вполне ожидаемо, проявил высокую двигательную активность. Он прыгнул вперед и на длинном шаге нанес колющий удар командору в живот. После этого он провел еще два секущих удара мечом — один сверху вниз, что-то вроде "опускания журавля", а второй косой — похожий на "полет ласточки", завершалась же комбинация еще одним колющим ударом главкому в живот, на этот раз кинжалом.

Дав Талиону возможность убедиться в собственной неуязвимости, Шэф отвесил ему оплеуху достойную руки командора — имеется в виду не тот командор, который руководил "Автопробегом — по бездорожью и разгильдяйству", а тот, который "Каменный гость" и который навещал не в меру развязного дона Жуана. Следствием этого удара стала временная потеря Дожем ориентации во времени и пространстве. Воспользовавшись тайм-аутом, Шэф вытащил свой "волшебный" баллончик и погрузил всех обитателей комнаты в сон.

Сделано это было полностью из гуманистических соображений — главком, во-первых, плохо переносил детский плач, а Марина, судя по всему, успокаиваться не собиралась, а во-вторых, если бы не газ, то Рема, очнувшись, вспомнила бы все ужасные подробности этой ночи, а так проснется, отметит какую-то странную пустоту в голове, и все — никаких кошмаров. С Талионом же все обстояло не так просто — с ним надо было поговорить — это раз, и надо было, чтобы он хорошенько запомнил визит посланца Ада, или чего там у них на Сете — это два. Поэтому главком извлек еще один баллончик и кротко пшикнул в лицо Дожа.

Наличие "протрезвляющего" баллончика не должно никого удивлять. Представьте себе: отряд спецназа окружает гнездо террористов, или Театральный центр на Дубровке, или еще что-то такое же, обстреливает вражеские позиции пулями с "усыпителем" от которого, кстати говоря, защиты у террористов нет — нанотехнологии однако! и через несколько минут заходит в здание, где вповалку спят бандиты и их заложники, отделяет овец от козлищ и тут перед спецназом во весь рост встает проблема: надо вдумчиво поговорить с активными членами бандформирования, а они безмятежно спят!

Вот именно для этой цели ученые "Морского Змея" и разработали газ, находящийся во втором баллончике. Достаточно было его ничтожного количества, чтобы человек, вдохнувший его, мгновенно очнулся от сна, вызванного "усыпителем" из первого баллончика и прекрасно вспомнил все, что происходило до того, как он заснул.

Ресницы Талиона задрожали и он открыл в глаза, в которых сразу же заплескался черный ужас, когда он вспомнил подробности случившегося до того, как провалился в сон. Дождавшись, когда в глазах Дожа появятся проблески мысли, Шэф заговорил:

— Я демон-хранитель Лорда Арамиса! — раздался его страшный голос, жути которому добавляли низкочастотные инфразвуковые обертоны. — Я знаю, что ты желаешь ему зла. — При этих словах, глаза Шэфа и без того, сиявшие красным, гневно блеснули, добавляя нужного эффекта. Главком сделал паузу и в спальне воцарилась тишина, нарушаемая лишь ритмичным стуком зубов Талиона. — Ты спустил с привязи своего цепного пса Дамира, — продолжил командор. — Он пока еще ничего не сделал... Но берегись! Если мерзкий колдун причинит вред моему Господину, я сначала убью его, а потом приду за тобой и за всеми кого ты любишь! — с этими словами главком развернулся и собрался уходить. Он уже сделал шаг к двери, когда раздался хотя и дрожащий, но все же внятный, голос Дожа, который все-таки сумел взять себя в руки. А с другой стоны, чему удивляться? — Талион ведь был не каким-нибудь пастухом, или гончаром, или еще каким водоносом, он был аристократом в пес его знает каком поколении, слово "честь" для него была не пустым звуком и жил он в магическом мире, где можно было наткнуться, если очень не повезет, еще и не на такую чертовщину, что явилась к нему нынешней ночью. Так что, повторимся — он более-менее взял себя в руки и членораздельно заговорил:

— Тит не откажется от дуэли. Не в моих силах его остановить... — хрипло произнес он.

— А кто говорит про дуэль? — удивился Шэф, медленно поворачиваясь и нависая над распростертым на полу Дожем. — Одину любы честные схватки — сила против силы! Сталь против стали! Победителю — честь! Проигравшему — Вальхалла! — Главком наклонился и Талион попытался вжаться в пол от его горящих красных глаз. Шэф не опасался обвинений в плагиате, нарушений авторских прав и прочей ботвы, поэтому он беззастенчиво использовал в своем облике образ боевого робота из первого "Терминатора" — тот, когда после пожара с него облезает псевдоплоть и появляется металлический скелет, с не менее металлическим черепом, и светящимися красными глазками, и судя по виду Талиона, командор немало преуспел в деле создании атмосферы ужаса и нагнетания жути. Дож был близок к тому, чтобы потерять сознание, но держался — все-таки человек чести — это человек чести, а не какой-нибудь эффективный менеджер. Видя, что Талион сохраняет способность к адекватному восприятию реальности, командор продолжил: — Но, ты же — червь навозный, задумал использовать черную магию против моего Господина! — Шэф сделал паузу, заполненную только хриплым дыханием Талиона, и мечтательно продолжил: — Свернуть бы тебе шею... но пока нельзя... — Если Дож и хотел поинтересоваться почему, то не сделал этого. Что ему помешало: природная скромность, или щепетильность, не позволяющая потомку древнего аристократического рода общаться с выходцами из Ада, неизвестно, но никаких вопросов он не задал и был вознагражден за свою стойкость: демон-хранитель Лорда Арамиса, не дожидаясь наводящих вопросов, сам прояснил свою позицию: — Это может бросить тень на моего Господина! Но если что... — берегись! И учти. Ты умрешь последним! — Шэф бросил многозначительный взгляд на кровать, где тихо посапывали Рема с Мариной. — Хотя нет! — расхохотался верховный главнокомандующий смехом какого-нибудь "Черного Властелина". — Тебя я оставлю жить! Убью только их. Медленно... — Он облизал губы неправдоподобно длинным багровым языком, породив тем самым в разгоряченном воображении Дожа, самые темные и ужасные предчувствия... — мясистый язык в металлическом рту — картинка не для слабонервных. Командор никогда не воевал с женщинами, а уж тем более с детьми, но Талион знать этого не мог и словам черного демона поверил сразу и навсегда — люди верят в то, во что хотят верить и в то, чего боятся. — И еще... — продолжил свой блистательный монолог главком, — никто не должен знать, что я приходил... — И здесь снова можно восхититься — не восхититься, но, по крайней мере, отдать должное Дожу: в такой момент, когда над тобой, на расстоянии десятка сантиметров, завис металлический череп с горящими глазами, он не потерял способности к логическому мышлению:

— Тебя видела Рема, слуги, воины... — вполне справедливо возразил Талион.

"Собаки..." — захотелось съехидничать Шэфу, но он наступил на горло собственной песне и, чтобы не разрушать прекрасную атмосферу, достойную пыточного подвала замка Триaнa — штaб-квaртиры инквизиции в Севилье, сложившуюся в спальне, сказал совершенно другое:

— Кроме тебя меня никто не видел... но чтобы ты не думал будто я сон... — командор медленно выпустил когти, от вида которых Дожу стало еще хуже, хотя мгновение назад он оптимистично предполагал, что хуже быть не может. На демонстрации силы Шэф не остановился и со скрипом, напоминающим звук "железом по стеклу" — одним из самых неприятных для человеческого уха, провел выпущенными когтями по стене, оставляя глубокие, страшные царапины. Такой след мог бы оставить медведь, или скажем, к примеру — лев, если бы в гневе ударил лапой по стене.

"Дамир! Только Дамир может спасти меня и девочек! Он сильный маг! Он спасет! — билось в голове поверженного Талиона и эта нервическая мысль так явственно отражалась у него на лице, что никак не могла пройти мимо внимания главкома, который был тем еще физиономистом — не таких раскалывал на раз!

— Кстати! — улыбнулся череп, но лучше бы он этого не делал (лучше, естественно, для Талиона) — Дожу стало еще хуже, чем в тот момент, когда Шэф выпускал когти, а Талион думал, что хуже быть не может — выяснилось, что может! — еще как может! До дна пропасти было еще далеко! — К Дамиру не обращайся. Он и себя-то защитить не может... И запомни! — внезапно загремел главком. Резкий переход от чуть ли не доверительного шепота к практически крику заставил Дожа вздрогнуть. Улыбка с лица черепа исчезла и выяснилось, что это было еще не самое плохое его выражение. — Прятаться от меня бесполезно! Найду даже в царстве теней!

С этими словами командор выпрямился, включил режим невидимости и бесшумно покинул спальню, после чего раздавленный Дож, мигом постаревший на десяток лет, разом превратившийся из знойного мужчины без возраста чуть ли не в старика, с кряхтением поднялся и какой-то шаркающей, заплетающейся походкой направился к кровати, где мирно посапывали его девочки. Талион напоминал пробитый воздушный шарик, когда он из красавца с лоснящимися гладкими боками превращается в обвисшую, морщинистую, никому не нужную тряпку. Его счастье, что этого никто не видел, а до утра еще было время, чтобы хотя бы внешне перевоплотиться обратно в грозного и обаятельного Дожа Талиона — главу семьи Арден.