Времена белогвардейского терроризма еще не совсем миновали, несмотря на значительные успехи ОГПУ в борьбе с боевыми белоэмигрантскими организациями. Поэтому оружие тоже ехало с нами. Патроны мы с собой не тащили (кроме двух снаряженных магазинов) — их гораздо легче было купить в Швейцарии, нежели раздобыть здесь.

Накануне отъезда, в пятницу, уже стало известно, что официальная телеграмма с обращением правительств тридцати государств, приглашающих СССР вступить в Лигу Наций, получена. В ответе ЦИК СССР никто не сомневался и наш отбытие в Женеву стало делом, окончательно решенным. В тот же день для последнего напутствия меня пригласил к себе Орджоникидзе.

— Запомни, Виктор Валентинович, — "товарищ Серго" пристально поглядел на меня своими большими, широко распахнутыми глазами. Были хорошо видны красноватые прожилки немного потемневших белков, придававших ему нездоровый вид. — Это я тебе и от себя говорю, и от имени Совнаркома. Твоя главная задача — во что бы то ни стало найти новые каналы поставки в Союз современной техники, и активизировать работу уже имеющихся.

Это было мне ясно и без начальственных напутствий. Хотя СССР покупал за границей целые заводы, а в Москве развернуло свою работу огромное проектное бюро, организованное фирмой Альберта Кана, и новые предприятия сотнями пеклись, как пирожки, с приобретением наиболее передовой техники, а тем более — технических новинок, дело обстояло гораздо более туго. В тех областях, которые стояли на передовом рубеже тогдашнего (или нынешнего?) технического прогресса — в станкостроении, двигателестроении, электротехнике и радиотехнике, в химических технологиях, — мы не могли пока рапортовать о достижении уровня наиболее развитых стран.

Зная, что с огромной вероятностью через десять лет нас ждет мировая война, я не мог не попытаться хоть немного усилить наши технические позиции в целом, и военном производстве — в особенности. Так что слова Георгия Константиновича целиком совпадали с моими собственными намерениями. Тем более, что теперь иных способов повлиять на улучшение экономической ситуации в стране у меня уже не оставалось.

Глава 11.3.

Разумеется, не мог меня оставить без наставлений и мой руководитель по линии ОГПУ, и я получил от него приглашение на беседу загодя, еще когда обговаривал свои проблемы с назначением Лиды в аппарат постпредства в Лиге Наций. В пятницу, окончательно рассчитавшись со всеми своими делами в ВСНХ, заглядываю на Лубянку, в кабинет к Трилиссеру.

— Здравствуйте, Михаил Абрамович!

— Добрый вечер, — он поднимает на меня свои грустные еврейские глаза. — Давай сразу к делу. Про работу с подставными фирмами ОГПУ говорить не буду — в экономической и технической части ты разбираешься лучше меня, память об азах конспиративной техники тебе уже малость освежили. (В скобках сказать — такой инструктаж со мной действительно провели, хотя вступать в прямую связь с фирмами ОГПУ не предполагалось. Я даже не знал, сколько их есть в Швейцарии, хотя контакт к двум из них — "на всякий случай, мало ли..." — мне все-таки дали).

— Но о том, что ты не чужой человек для нашего аналитического отдела, не забывай, — продолжал первый заместитель Менжинского. — Разведсводок мы от тебя не ждем, но аналитическую работу по доступным тебе материалам не забрасывай. В Женеве у тебя появятся дополнительные возможности в среде дипломатического корпуса и журналистов, которые грех будет не использовать. В первую очередь нас будут интересовать твои прогнозы развития военно-политической ситуации в Европе и вдоль границ СССР...

Вечером мы с Лидой укладывали чемоданы, соображая, что поедет упакованным, что пригодится в дороге, а в чем поедем мы сами и наши дети. Лёня с Надей, конечно, были немало взбудоражены перспективой отправиться в поездку на настоящем поезде, да не куда-нибудь, а далеко-далеко заграницу. Они то и дело пытались принять самое деятельное участие в подготовке нашего багажа, и приходилось зорко следить, чтобы ни одна нужная вещь не уплыла благодаря их инициативе в неизвестном направлении.

— Лёнька! Куда фотокамеру потащил? — Кричит Лидуся, видя, как сынишка вытаскивает из чемодана за ремешок кожаного футляра фотоаппарат ФЭД — недавний подарок от воспитанников макаренковской коммуны имени Дзержинского, снабженный металлической пластинкой с гравированной дарственной надписью. Не успеваю я отвести взгляд от Лиды, аккуратно освобождающей Лёню от его добычи, как вижу: Наденька, натужно пыхтя, тянется на цыпочках к стоящему на стульях большому раскрытому чемодану и извлекает из него свою любимую куклу.

— Надежда, разве ты не хочешь, чтобы кукла Маша с нами поехала? — серьезным, но без лишней строгости голосом спрашиваю ее.

— Хочу! — капризно отвечает дочурка.

— А зачем же ты тогда ее из чемодана вытаскиваешь?

— Я с ней играть буду!

В разгар этих хлопот мы едва замечаем звук раздавшегося у входной двери звонка. Распахиваю дверь...

— Ба, Лазарь! Какими судьбами?

— Вот, узнал о твоем отъезде, не мог не зайти, не проведать, — отзывается Шацкин.

Разговор, разумеется, быстро свернул с моей отправки в Женеву на дела здесь, в СССР.

— С твоим отбытием мы теряем всякую защиту наверху, — кручинился Лазарь. — Как бы чинуши не принялись с удвоенным усердием давить все наши начинания. Надо будет сорганизоваться и дать им решительный отпор.

— Неверная тактика, — качаю головой. — Вот тогда вас точно сомнут и расчехвостят, приписав групповщину, подрыв дисциплины и кучу всяких уклонов, как уже пытались. Надо опираться на администрацию и парткомы, там, где у вас налажены хорошие отношения, и есть понимание взаимовыгодности сотрудничества. От экономики надо плясать, от хозрасчетных показателей, от производительности труда и качества. Тем более, — добавляю, — есть у меня предчувствие, что скоро от погони за объемами производства начнут снова поворачиваться лицом к качеству и экономической эффективности.

— Твоими бы устами... — ворчливо тянет мой собеседник. — Меня тут самого едва в злостные оппортунисты не записали.

— Вот поэтому и нужно прикрытие в лице директоров и парткомов, — продолжаю настаивать я. — Готовь, — не за своей подписью, конечно, а как раз от этих товарищей, — серию материалов в печать об экономических достижениях хозрасчетных бригад, встречного планирования и всего прочего. Изобрази их незаменимыми рычагами успешного выполнения пятилетнего плана. Учись вести серьезную пропагандистскую войну! Не отобьемся — хорошее дело загубим.

Обговорив детали предлагаемой мною превентивной пропагандистской копании, мы с Лазарем попили чаю, и распрощались. Поезд отходил ровно в восемь утра, и потому вставать надо было рано. В 7:20 за нами должна была приехать машина из гаража ВСНХ, так что просыпаться предстояло не позже половины седьмого. Уложив детей — не без труда — мы пожелали спокойной ночи Михаилу Евграфовичу и, наконец, сами оказались в постели.

— Витя, — подавив зевок, аккуратно прикрывая рот ладошкой, произносит жена, — вот завтра мы с тобой отправляемся в Женеву. А ты подумал о том, когда, и, главное, куда мы вернемся? Что произойдет со страной за это время? Ты мне таких страхов понарассказал...

— Лидуся, милая, не пугай себя раньше времени. Мы ведь с тобой уже не раз обсуждали этот вопрос, — тихонько шепчу, успокаивая любимую. — Дела в СССР, по сравнению с тем, что было известно мне, идут заметно иначе. Не коренным образом, но все же... Многое обстоит лучше, чем было в моем прошлом. Поэтому — давай-ка спать. Вставать рано.

— Да уж, привык ты дрыхнуть чуть ли не до восьми, — она шутливо ткнула меня кулачком в бок, — а потом несешься к себе в ВСНХ сломя голову, — с этими слова жена поворачивается на бок и крепко обнимает меня, прижимаясь щекой к щеке. И она думает, что я так засну?!

Глава 11.4.

С утра погода не заладилась. Продрав глаза после дребезжания будильника, выглядываю в окно — сплошная серость. Резкие порывы ветра еще ночью заставили вставать и закрывать окно, оставляя лишь форточку на самодельном фиксаторе — чтобы не хлопали створки. Стекла не просто в брызгах — в потоках дождя. Хотя и говорят, что уезжать в дождь — хорошая примета, но, когда такое творится за окном, вспоминаются совсем другие слова: "хороший хозяин собаку на улицу не выгонит".

Делать, однако, нечего. Встаем, поднимаем детей, завтракаем на скорую руку и спешим погрузить вещи и погрузиться сами, вместе с поехавшим нас провожать Михаилом Евграфовичем, в уже поданный к подъезду автомобиль. К несчастью, это оказался один первых образцов продукции недавно пущенного Нижегородского завода НАЗ-А (выпускавшийся по лицензии как копия машины Ford-A с некоторыми модификациями). "Самобеглая коляска", которую меня по прежней привычке так и подмывало назвать "газиком", имела открытый кузов с брезентовым верхом и без боковых стекол, правда, в наличии были пристегивающиеся брезентовые клапаны с мутными полупрозрачными целлулоидными вставками. От дождя это кое-как защищало, но дети были явно недовольны как ранней побудкой, как и тем, что столь занимавшая их воображение поездка на настоящем автомобиле оказалась лишена большей части своей привлекательности из-за невозможности толком рассмотреть что-либо сквозь залитый дождем целлулоид. Они заметно скуксились, правда, до плача или капризов дело дойти не успевает.

Автомобиль подвозит нас к самому подъезду Белорусско-Балтийского вокзала, и мы, подхватив детей на руки, выскакиваем прямо под козырек, не раскрывая зонтов. Шофер помогает достать чемоданы, а дальше мы препоручаем заботу о них весьма вовремя подвернувшемуся солидному носильщику с тележкой, при фартуке, форменной фуражке, и бляхе с номером на груди.

Но вот выйдя через большой гулкий вестибюль на перрон, мы уже вынуждены схватиться за зонты. Не то, чтобы ливень стоял стеной, нет, — однако ветер так швыряет в нас водяными брызгами, что приходится заслонять от этого холодного душа Надю с Лёней, наклонив зонты чуть ли не горизонтально, ибо небольшой навес над перроном нисколько не помогает.

У платформы нас ожидает курьерский поезд Љ1 Москва-Варшава с беспересадочными вагонами до Берлина. Вот туда-то нам и надо. После проверки билетов быстро засовываем сына с дочкой в канареечного цвета "вагон-микст" в деревянной лакированной обшивке, знакомый мне еще по дальневосточной командировке. Мы заняли в нем четырехместное купе второй категории (так теперь именуют старорежимный второй класс), хотя в НКИД предлагали нам ехать первым. Тем не менее я сам отказался от двухместных купе, чтобы быть вместе всей семьей. Необходимость пользоваться общим умывальником как-нибудь переживем...

И вот окончены все ритуалы расставания, поезд несильным рывком, лязгая сцепками, трогается с места, и за окном, покрытом стекающими вниз каплями дождя, медленно ползет назад перрон с провожавшими нас моим тестем и Лазарем Шацкиным. Диванчик под нами начинает едва заметно покачиваться — колесные тележки спальных вагонов международного сообщения снабжены тройным рессорным подвешиванием системы Русского-Балтийского завода (не уступающей пульмановской), что обеспечивает необходимую плавность хода. Это мне еще в первой командировке старый проводник поведал...

Дети, поначалу немного пришибленные совершенно незнакомой обстановкой, недолго сидят смирно и молча. Первым осваивается Лёнька. Поскольку оконное стекло, залитое дождем, не слишком располагает к рассматриванию проплывающих мимо московских окраин, его внимание переключается на незнакомую обстановку купе. Он энергично вертит головой во все стороны, сначала несмело пробует ладошкой крахмальный пододеяльник, на котором восседает, затем уже более смело скребет ногтями бархат диванной спинки. Собираюсь уже было сделать ему замечание, как сынишка ухватывает взглядом лесенку, притороченную к торцевой стенке купе возле двери.

— А лестница зачем? — немедленно вырывается у него вопрос.

— Чтобы на верхнюю полку залезать, — опережая меня, отвечает Лида. Надюшка по-прежнему сидит, прижавшись к ней, и пока не проявляет никакой активности, но во взгляде ее глазёнок уже начало пробиваться любопытство.

— А можно мне наверх? — не раздумывая долго, просится Лёнька.

— А зачем?

Этот вопрос на какое-то время ставит его в тупик. Но очень ненадолго.

— Интересно! — с некоторым даже вызовом заявляет сын.

Конечно, интересно. Сам такой был. Мог из интереса на пару с сестрой чуть не всё купе перевернуть. Но сына надо приучать к дисциплине, да и за сестрой ему не мешает приглядывать — в непростую командировку едем. Очень непростую!

— Понятное дело, — покладисто соглашаюсь с ним. — Вместе и полезем. Но не сейчас.

— Почему? — уже с ноткой обиды тянет Лёнька.

— Говорено ведь с тобой на эту тему. Неужто забыл? — снова включается в разговор жена. — Потому что ты сын советского дипломата, который едет в капиталистический мир. И там твое неумеренное любопытство может всем нам очень дорого обойтись. Учись сдерживать свои хотелки!

Сынишка насупился и замолчал. В этот момент звук движения состава изменился, и за окном замелькали фермы металлического моста через Москву-реку. Лёнька, несмотря на плохую видимость, прильнул к окну, стремглав метнувшись на мою сторону купе и протиснувшись между мною и столиком. Однако этого зрелища хватило меньше, чем на минуту-другую. Мост и река остались позади, вокруг потянулся сельский пейзаж Филей.

Любопытство маленького исследователя вновь обратилось внутрь вагона. Сначала Лёнька обнаружил выключатель плафона-ночника, несколько раз щелкнул им, и, с разочарованием убедившись, что ничего не происходит, снова принялся задавать вопросы:

— А тут ведь лампочка должна гореть, да? А почему она не горит?

— Потому что освещение в вагоне включают только тогда, когда становится темно. На ночь, или если поезд в тоннель заходит, — поясняю ему.

— А мы через тоннель поедем? — немедленно следует очередной вопрос.

Я уже чуть не ляпнул "да", но потом вовремя спохватился. Мы же не в Кёнигсберг едем, а в Берлин, и, значит, тоннель у Каунаса проезжать не будем. Там сейчас литовская столица, а Вильнюс-Вильно у поляков... Но сын не дает моим мыслям скользнуть в дебри современной мировой политики, добравшись до ручки двери и настойчиво пытаясь распахнуть вход в купе. Вот тут надо вмешаться, но не с целью пресечь, а с целью объяснить, как правильно пользоваться.

Надо ведь еще и вагонным туалетом, и умывальником научить пользоваться. "А в коридоре ему на глаза попадется стоп-кран" — ударяет мне в голову шальная мысль. Да, нелегкое это дело — путешествовать в поезде с семьей!

Глава 12. Цель — Женева

12.1.

Под стук вагонных колес заснули мы все довольно быстро. Дети — на нижних полках, мы с женой — на верхних. Проснулся я, по вагонному обыкновению, довольно (для себя) рано — с первым лучом утреннего солнца, пробившимся сквозь щелку в шторах. Все ещё спали, и потому решаю никого пока не будить (до Минска, тем более — до Негорелого, еще полно времени). Лежу, и обдумываю непростые нюансы разговоров, состоявшихся накануне отъезда...