Личный поверенный товарища Дзержинского. Книги 1-2

Молодой парень лет двадцати пяти держался на допросе с честью русского офицера. Ничего не поделаешь. Стал офицером, а честь к тебе сама прилипла и ничего ты с нею сделать не можешь. Правда, партия может помочь забыть о всякой чести для борьбы с идейными врагами. На все вопросы лётчик отвечал одно по-французски — Je nai pas compris la question — я не понял вопроса. Я переводил вопросы на все известные языки, но в ответ слышал только одно — не понимаю вопрос. Крюгер совсем раздухарился. Достал из кармана пистолет, начал махать им перед носом лётчика и кричать по-русски, что всех русских свиней нужно расстреливать без суда и следствия...

Лётчик схватил пистолет Крюгера за ствол и повернул в сторону его указательного пальца, находящегося в спусковой скобе. Я слышал хруст выламываемого пальца, дикий крик Крюгера, выстрел в Крюгера, выстрел в меня, в одного из охранников, бросившихся на русского. Я просто спасал свою жизнь, то прыгая в сторону, то пригибаясь от выстрела, но я успел схватить русского за руку, и подоспевший охранник помог мне его обезоружить. Пленного увели. Я подошёл к Крюгеру, прихрамывая от нестерпимой боли в спине и там, где спина переходит в другой орган.

Прибежавшие санитары стали разрывать на Крюгере одежду и бинтовать его. Вошедший испанский офицер сказал мне, что и я, кажется, ранен.

К этому времени, и я почувствовал сильное жжение в области лопатки и ягодицы. Пуля из пистолета сорвала кожу на лопатке и пронзила мягкие ткани, разорвав на мне пиджак и попортив брюки. Кровь лилась по моей левой ноге, вызывая головокружение и чувство тошноты.

Глава 19

В себя я пришёл в больничной палате. Рядом с надрывом храпел Крюгер. Я лежал на животе с острой болью в пояснице. Каждое движение вызывало боль, а поменять положение я не мог. На тумбочке стоял колокольчик, но и до него я не мог добраться. Кое-как я высвободил из-под себя правую руку и стал ею двигать тумбочку. Вошла дежурная медсестра, спросившая по-немецки, как я себя чувствую и не нужно ли мне что. Мне многое было нужно. В частности, повернуться на правый бок, ну, и разное там.

Через несколько дней нахождения в лазарете нас на самолёте отправили в Берлин. У Крюгера был сквозное ранение в бок, он вылечивался быстро. Я тоже шёл на поправку, испытывая некоторые неудобства при одевании и при вежливых предложениях: немен зи платц.

В Берлине нас встретили как героев. У меня сразу при сравнении нас героями в памяти щёлкнула солдатская поговорка ещё времён Первой мировой войны: ерой, а у ероя еморрой. Это я про себя. Ранение уж больно неудобное, ни себе посмотреть, ни другим показать.

Указом фюрера германской нации Адольфа Гитлера барон фон Крюгер и фон Казен унд Либенхалле награждены серебряными испанскими крестами. Крест примерно такой же, как и орден за Военные заслуги. Крест ласточкин хвост со свастикой в центральном медальоне и с перекрещёнными по центру мечами с германскими орлами на лезвиях и рукоятях мечей. По ордену сразу видно, где был военнослужащий и за какие заслуги получен крест. Мне приказом оберкоммандовермахт было присвоено звание лейтенанта, и мы оба были награждены бронзовыми знаками за ранение. Вроде бы ничего особенного не произошло, а смотри ж ты какие почести. Мне становилось многое понятно о том, почему офицеры так добросовестно исполняют свой долг. Потому что добросовестное исполнение хорошо поощряется.

Ещё через несколько дней я был вызван к бригадефюреру Мюллеру.

— Здравствуйте, дорогой Казен, — вежливо приветствовал он меня, — поздравляю вас гражданином и офицером Великой Германии, а также с первым орденом.

— Благодарю вас, господин бригадефюрер, — отчеканил я по-военному.

— Присаживаетесь, господин Казен, — предложил Мюллер, — будет у нас разговор. Первое. Мне нравится ваша смелость. В нашем деле она нужна. Второе. Вы не виляете, что тоже важно в нашей работе, хотя и приходится проявлять гибкость. Ваш аналитический доклад мне понравился. Согласен с многими положениями его, но у нас нет стремления как можно быстрее закончить конфликт в Испании. Пусть воюют. Мы готовы воевать до последнего испанца, шутка. Испания — это полигон, где мы отрабатываем новые элементы тактики, проверяем наше оружие, даём боевой опыт армейским офицерам и нашим сотрудникам. Ваш доклад приобщён к вашему делу. Третье. Мы вас достаточно хорошо проверили, но это не значит, что мы вас не будем проверять и дальше. Мюллер верит только самому себе. За вас уцепится разведка, но вы нужны мне для решения важных вопросов государственной тайной полиции Германии в заграничных вопросах. Я человек ревнивый и могу обидеться, если вы вдруг предпочтёте работать в чистой разведке. Они уважают интеллектуалов. Что вы скажете по поводу моего предложения? Я могу вам дать время на раздумья. Вот вам три минуты, как раз принесут кофе.

— Я буду рад служить с вами, господин бригадефюрер, — сказал я, встав со стула.

— Иного ответа от вас я и не ожидал, — сказал мой новый шеф, скрывая чувство торжества. Мюллер всегда сам подбирал сотрудников, которые входили в его окружение, не беря тех, кто превосходил его по уровню образования и опыта. Он всегда любил быть первым. Образование не играло сильно большой роли, потому что у Мюллера было среднее образование, как и у большинства лидеров Третьего рейха. — Вот вам бумага, пишите рапорт на моё имя с просьбой ходатайствовать перед рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером о причислении вас к государственной тайной полиции Германии. Подпись. Число. Пока решаются все вопросы, вы немного отдохнёте, долечите свои раны и поедете в центр подготовки СС, где пройдёте ускоренный офицерский курс. В отношении вас будут сделаны особые распоряжения, чтобы на тело не наносились знаки о принадлежности к СС. И ещё одно напутствие. Купите книгу нашего фюрера Адольфа Гитлера �Майн кампф� и проштудируйте её как Библию. Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер, — я тоже вскинул руку в нацистском приветствии и вышел из кабинета.

Глава 20

Пять месяцев я провёл в центре СС. Изучал администрацию Германского государства, структуру национал-социалистической рабочей партии, СС, содержание книги �Майн Кампф�, методику борьбы с врагами рейха, основы диверсионной борьбы, политические партии противостоящих стран Англии, Франции, Польши, СССР, Чехословакии, разведывательные органы этих стран, основы агентурно-оперативной работы в окружении и в условиях лагерей военнопленных и тюремных учреждений.

Через две недели после начала учёбы мне присвоили специальное звание унтерштурмфюрера СС, что соответствует пехотному лейтенанту, переодели в эсэсовскую форму и поставили на специальное довольствие. По окончании курса мне присвоили специальное звание оберштурмфюрера (оберлейтенанта) СС и на мои черные петлицы с серебряной окантовкой и тремя серебряными звёздочками по диагонали добавилась поперечная двойная полоска, вышитая серебряной нитью. Я так понимаю, что это результат моего усердного отношения к изучению программы и учёта моего возраста.

Я не обольщался тем, что всё складывается так хорошо в моём внедрении в государственную машину Германии. Это всё стечение случайностей. Нужно зарекомендовать себя хорошим специалистом, вот тогда можно и будет говорить о том, что я стал настоящим винтиком этой машины.

Ещё через несколько дней я докладывал по всей форме о своём прибытии бригадефюреру Мюллеру.

— Расскажите, господин оберштурмфюрер, что такое социализм, — устроил мне проверку шеф.

— Социализм — это учение о том, как следует заботиться об общем благе. Коммунизм — это не социализм. Марксизм — это не социализм. Марксисты украли это понятие и исказили его смысл. Я вырву социализм из рук �социалистов�. Социализм — древняя арийская, германская традиция. Адольф Гитлер, — отчеканил я.

— Браво, господин Казен, — улыбнулся Мюллер, — вы далеко пойдёте, если не будете забегать вперёд своего шефа.

— Так точно, господин бригадефюрер, — отчеканил я. Чему-чему, а чёткости доклада в СС-центре уделяли особое внимание, да и мне, как представителю точных наук тоже были по душе краткие и ёмкие понятия, а не растекание по древу разновариантных мнений по одному и тому же вопросу.

— А сейчас расскажите мне об организации Национал-социалистической немецкой рабочей партии, — сказал Мюллер. — Нам нужно будет вступать в эту партию, если мы храним преданность Рейху и её фюреру.

— НСДАП, — начал я перечислять, — состоит из партийной канцелярии и личной канцелярии фюрера, тридцати трех партийных областей, подразделений партии: Гитлерюгенд, Национал-социалистический союз преподавателей высшей школы, Национал-социалистический студенческий союз, Национал-социалистический женский союз, Национал-социалистический автомобильный корпус, охранные отряды СС, штурмовые отряды СА. Присоединённые союзы и организации...

— Достаточно, дальше можно и не проверять, — сказал Мюллер, — а когда вы собираетесь подавать заявление о вступлении в партию?

— Сразу после вас, господин бригадефюрер, — ответил я.

— Резонно, — сказал начальник гестапо, — вы далеко пойдёте, если не разочаруете меня. Как давно вы не были в Москве? — неожиданно спросил он.

— С первой половины 1918 года, — ответил я.

— И вас не тянуло туда? — спросил Мюллер.

— Человека всегда тянет туда, где он родился, даже если он не принадлежит к большинству населения этой страны, — честно сказал я.

— А не хотели бы вы поехать в Москву? — последовал следующий неожиданный вопрос.

— В лапы к большевикам? — решил я уточнить суть вопроса. — Если это нужно для Рейха, то я, конечно, готов.

— А вот просто так, в гости к кому-нибудь? — Мюллер явно не был удовлетворён моим ответом.

— Знаете, господин бригадефюрер, как это говорят русские — и хочется, и колется, — сказал я, — вроде бы и хочу, а вроде бы и не хочу, потому что ранее родная для меня страна стала уже чужой. В ней сгинул в безвестность мой старший товарищ полковник Борисов, и от моих родителей нет никаких известий. Я бы хотел найти моих родителей и перевезти их в Рейх, чтобы они сами прочувствовали, во что превращается их историческая родина.

— Я вынужден сообщить неприятные для вас известия, — сказал Мюллер, — ваш отец скончался на допросе в НКВД, а следом от сердечного приступа скончалась ваша мать. Нам даже не известно, где они захоронены.

Я молчал. Моя проверка проводилась с помощью агентуры в России. Родителей моих не вернёшь, а я по заданию их убийц внедряюсь в антипод НКВД — в ГЕСТАПО — гехайм стаатс полицай — государственную тайную полицию. Поистине, неисповедимы пути Господа нашего.

— Я вас понимаю, — сказал Мюллер, — сейчас идите в подотдел Д3, он занимается иностранцами из враждебных государств, к начальнику отдела гауптштурмфюреру СС и криминальрату Эриху Шрёдеру. Он введёт вас в курс дела. К затронутому мною вопросу мы ещё вернёмся и, кстати, когда никого нет, можете называть меня шеф. Я старый полицейский и мне это больше нравится.

— Слушаюсь, шеф, — сказал я и вышел.

А Москва в разговоре затронута была не случайно. Только вот к чему?

Глава 21

В подотделе Д3 отдела 4Д 4-го управления РСХА (Главного управления имперской безопасности) �Исследование и борьба с противником — управление тайной государственной полиции� меня уже ждали. Начальник подотдела гауптштурмфюрер Эрих Шрёдер был мой ровесник и встретил меня приветливо.

— Рады приветствовать вас в нашем маленьком коллективе, — сказал он, представляя меня сотрудникам, — нас мало, но мы держим под контролем весь мир. Вам определяется направление работы Россия и США. Направления важные, находятся под личным контролем у нашего шефа, но вы справитесь. Пока ваша должность будет называться криминальинспектор. Она соответствует званию унтерштурмфюрера СС, но уверен, что скоро мы будем приветствовать нового криминалькомиссара. Ещё год назад нас всего было пятьдесят человек в центральном аппарате, а сейчас наши подразделения увеличиваются и создаются региональные подразделения. Так что работы становится всё больше и больше. Пойдемте, я провожу вас по службам для постановки на все виды довольствия.

Что-то мне всё это напомнило 1918 год и постановку на довольствие в ВЧК. Вероятно, все спецслужбы одинаковы во всём мире.

В канцелярии управления нам дали выписки из приказа о моём назначении, выдали жетон сотрудника гестапо. Из канцелярии мы пошли взглянуть на внутреннюю тюрьму, которая была в ведении канцелярии, в хозяйственные отделы, куда мы отдали выписки. На складе я получил полицейский пистолет �вальтер�. Пока мы ходили по кабинетам, в общем помещении отдела был установлен сейф и мой письменный стол, за получение которых мне пришлось расписаться в одном из журналов выдачи. Машина работала чётко и быстро.

Мне помогли снять квартиру недалеко от Принц-Альбертштрассе. Квартиру, это громко сказано. Две комнаты в четырёхкомнатной квартире, которые сдавала пожилая дама, вдова полковника Генерального штаба. Приходящая кухарка готовила мне завтрак и ужин, а обедал я в кафе неподалёку от места работы. С хозяйкой квартиры у меня установились добрые отношения, так как постояльцем я был тихим, не приводил к себе компании или женщин. Вечера проводил у себя в комнате за чтением книг по истории США и советской периодики, получаемой одним от наших негласных сотрудников в одном из загранучреждений.

Начальник подотдела постоянно опекал меня, помогая освоить должность. В принципе, я человек легко обучаемый, и вошёл в курс дела быстро. Шрёдер помогал мне с некоторыми тонкостями жизни в новом германском обществе.

— Дитмар, — говорил он мне, — постарайтесь пропускать мимо ушей ту информацию, которая будет попадаться вам в официальных документах. То, что знаем мы, не должны знать никто. Мы копаемся, извините за выражение, в дерьме, но мы обеспечиваем безопасность нашего рейха. Вы должны знать, что наш герой, штурмовик Хорст Вессель, погибший в схватке с коммунистами был не таким уж героем, а по полицейским материалам, он сидел за мошенничество и в 1930 году он погиб в схватке с сутенёром из западного района Берлина. Соперник был на содержании компартии и помогал материально ей. Рука руку кормит. Лучше вам это знать сразу, чтобы никто сплетнями не поколебал вашу веру в чистоту помыслов национал-социалистического движения. Кстати, Хорст Вессель написал наш гимн на мотив старой морской песни.

Я �мотал на ус� эти разъяснения, понимая, что в каждой партии есть столько скелетов в шкафах, что если их открыть, то люди будут шарахаться от политиков. Как говорил покойный Александр Васильевич, любителям колбасы и политики лучше не видеть, как делается то и другое.

В один из дней на выходе из кафе я столкнулся с девушкой и нечаянно уронил партийную газету �Фёлькишер Беобахтер�. Я нагнулся за газетой, и то же самое сделала девушка. Мы стукнулись головами, и стукнулись достаточно больно. С девушки слетела маленькая шляпка и с моей головы тоже слетела шляпа. Я взял девушку за руку, чтобы она не вздумала нагибаться, и поднял наши головные уборы. Девушка стояла со слезами на глазах и потирала ушибленный лоб.