Кочевница

― Простите, мой господин. — Хэбиткилл пытался говорить тихо. — Может стоит послать за доктором Соулмечентом?

― Сегодня же он должен быть здесь!

― Да, мой господин.

Берингриф провёл ладонью по лицу Марии, покрытому испариной, обернулся и велел слугам выйти, потом наклонился и поцеловал её в висок. Кочевница не подавала признаков жизни.

Берингриф стремительно покинул спальню и знаком приказал Анне вернуться к Марии.

В этом сказочном мире тело Кочевницы стало сильным и выносливым, но её душа, оказывается, осталась хрупкой субстанцией, которая разбилась в одно мгновение от неловкого, убийственного касания. Тело Кочевницы лежало на кровати со спокойным изнеможенным лицом, а её душа агонизировала в опавшей груди.

Мария видела себя на борту того корабля, что переправил её к берегам великого города Рива. Только теперь остров не сиял в утренней дымке сочной зеленью и белизной строений. Над городом нависла алая тяжёлая туча. Кроваво-красные клубы, обтекая преграды, смыкали смертельные объятия, угрожая задушить сказочное животное, распластавшееся на водной глади. Вдруг поднялся ветер, но он не касался плывущих на корабле. Он отчаянно терзал алое покрывало над островом. Спустя мгновение ветер сдул его, а вместе с ним... — вдруг рассыпавшийся на мириады песчинок, Рив. Целое море золотистого песка уносилось на север, закрывая золотое светило, оказавшееся равнодушным свидетелем гибели южной столицы...

Пророчество уже не трогало умершее сердце. Ведь иначе не могло быть. Берингриф знает о предназначении Кочевницы, а Орландо — нет. Берингриф будет ласков и любезен, пока она не родит ему ребёнка. Так вёл бы себя и Орландо, но он ничего не знает. ...В этой жизни, как и в прошлой, она спускается по реке без вёсел и припасов. Её жалкая сущность снова вступила в схватку с бытием и снова была повержена...

Мария лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, которого не было. Мысли смешались, и распутать клубок никак не удавалось. '...Кочевник, связав себя узами любви'... Берингрифа она не сможет полюбить никогда. Может... пожалеть? Она ощущала ущербность его маниакального злодейства. И это вызывало жалость к человеку, тонко чувствующему музыку стиха, магию цвета и формы. Она любила Орландо, и... ждала ребёнка от него. Но, если Рив будет сметён с лица земли, значит, малыш не родится. 'Моё сердечко... Не родится. Моё живое сердечко'... Будущая мать медленно теряла рассудок.

План побега

Проникнуть незаметно в замок Берингрифа было неосуществимо. И никакое животное не смогло бы сделать это, чтобы волшебники получили возможность взять под наблюдение всё, происходящее в замке. Несколько дней в домике у моря не утихали разговоры. Были перевёрнуты груды книг, рассмотрены самые невероятные варианты, придумывались и тут же отметались планы освобождения Марии. Всем искренне хотелось вернуть Кочевницу в Рив. Кто-то, сгорая от любви, не мыслил себе жизни без неё; кто-то, связав себя узами дружбы, готов был пойти на всё ради неё; кто-то трезво осознавал, что Кочевница в руках Тёмного Лорда — залог победы сил зла. И только Лизи не могла откровенно предаваться всеобщему настроению беспокойства и переживания. Она не могла простить Марии Орландо и в душе ненавидела соперницу. Но природная совестливость не позволяла оставаться в стороне. Тем более, дело касалось не только любовного треугольника, но судьбы всей страны.

Было далеко зá полночь. В маленькой спальне Марии душно и светло как днём от моря зажженных свечей. Повсюду разложены книги и свитки. Чародеи листают, медитируют, шепчут какие-то заклинания. Иногда затевается разговор, потом спор, потом снова все погружаются в поиски. Элизабет присела на пуфик у кровати и, склонив головку на покрывало, дремлет. Елена беззвучно шевелит губами, глядя в огромную книгу с золотым теснением на вишнёвом бархате обложки, переходит на шёпот, невнятное бормотание и, наконец:

― 'Последний в роду будет назван Берингриф'... Последний в роду. Последний. Почему Сильвер решил, что Берингриф будет последним? Почему ни какой-нибудь там Георг или Бернард? Не пишет, в каком возрасте Берингриф сдохнет. Вот этого не знает. Сколько сейчас Тёмному Лорду?

― Можно точно посчитать... Что-то около пятисот. Точные подсчёты займут время. — Сейчас на носу сэра Мэтью сидели маленькие очёчки без оправы, и он то и дело поправлял съезжающие на самый кончик стёклышки.

― Не надо считать.

― Что тебя так заинтересовало, дочка?

― Предсказания Сильвера ведь довольно часто сбываются.

― Верно.

― Может нам удастся его прикончить?

― Может и удастся. А может и не нам. А может это произойдёт ещё лет через двести... — подал голос Орландо из угла на комоде. Он сидел там и листал завещание Вориэгрина. — Если к утру мы ничего не решим, я отправляюсь на Север. Она выходила на связь последний раз неделю назад. Что-то случилось. Я знаю. На месте разберусь...

― Я пойду с тобой, — сказал Эдуард.

― Я тоже. — Елена встала с кровати и этим разбудила Элизабет.

― Давайте отложим до утра. Башка совсем не варит... — Лизи поёжилась и вышла из комнаты, буркнув на ходу: 'Спокойной ночи'...

― Дети мои, это верная гибель.

― Папа, а оставлять Марию Берингрифу — не гибель?

― Если рисковать, то хотя бы не так безрассудно. Надо взять с собой войско. В Оттеле стоят в полной готовности отряды генерала Фоплинга. Я завтра же переговорю с мадам Элеонорой, и мы будем ходатайствовать, чтобы вам позволили взять их с собой. Похоже, настал тот момент, когда о появлении Кочевницы должны узнать все.

― Это затянется на несколько недель. Мы не можем ждать.

― Выходите завтра, Орландо. А депешу Фоплингу я пришлю со скороходом.

― Вы ничего не слышите? Орландо... — Елена насторожилась и подошла к окну. Ставни были закрыты.

Орландо распечатал комнату и мягко беззвучно спустился вниз. Остальные последовали за ним. На лужайке возле дома ничего особенного не было. Сквозь прозрачные цветные витражи входной двери волшебники видели только ровно стриженную травку в серебристом сиянии ночного светила. Елена скользнула в гостиную, и почти сразу же раздалось её испуганное 'Ай!'.

Она стояла спиной к окну и, разинув рот, указывала на что-то за собой. В окошко, изящно изогнувшись, заглядывала бледнолицая красавица Виола. Она улыбнулась подошедшему к окну Орландо и кокетливо поманила его пальчиком.

Все в комнате переглянулись. Эдуард пожал плечами, взял Елену за руку и сказал:

― Похоже, надо выйти на улицу. Что-то не представлю себе фею в нашей гостиной. Да ещё и зверюги эти...

― Ты прав. — Сэр Мэтью первым направился к выходу.

Фея Виола была не одна. Её сопровождали ещё две красавицы и их саблезубые охранники. Они как обычно урчали, придерживаемые невесомыми хозяйками.

― Какое счастье видеть тебя, прекрасная Виола! — Орландо склонил голову перед феей Виолой. — И твоих сестёр.

― Я тоже рада видеть тебя живым и здоровым, сын Флориана.

― Позволь представить тебе, сестра, моего наставника — сэра Мэтью. — Остальных Виола знала. Старик сорвал очки и восхищённо обозревал неожиданных гостей:

― Я много читал о вас, прекрасные лесные феи, но то, что теперь открылось моему взору, не идёт в сравнение ни с чем.

― Па, не увлекайся... — Эд тихонько потянул отца за рукав и неловко прокашлялся, оглянувшись на жену.

― Что ты, сынок? Я уже так стар... Мне это не грозит.

― Я на вашем месте не был бы так уверен. — Орландо попытался отстранить сэра Мэтью от махайрода Виолы, который, сверкая глазами, с силой втягивал носом воздух вокруг.

― Ах-ха-ха-ха! — на три голоса зазвенело над лужайкой.

― Рада познакомиться с вами, уважаемый сэр. Я тоже слышала о вас. Да-да. Не удивляйтесь. В Форест Феори знают обо всех ваших бесчисленных достоинствах, талантах и безграничной мудрости. В другое время я с удовольствием побеседовала бы с вами, сэр. Но сегодня... Чрезвычайно важное дело привело меня на ваш остров.

― Что вам известно о ней? — Орландо позабыл о церемониях, принятых в общении с феями. Он каким-то образом догадался, что речь идёт о Марии.

― Значит, всё-таки поделили.

― Что?

― Ты достался Кочевнице. Неужели красавица Лизи не сумела удержать тебя, сын Флориана?

― Сестра... Виола... Прошу тебя!

― Она в замке Берингрифа. Он хочет сделать её своей женой. Это, возможно, скоро удастся ему.

― Что ты говоришь? Ты в своём уме?

― В замке живёт один... человек. Он возлюбленный сестры Амальфи. Он многое ей рассказал. Сестра... — невесомая ладошка Виолы поманила к себе малышку со столь тонкими чертами лица, что нельзя было поверить в реальность её облика. Амальфи плыла над лужайкой, сопровождаемая урчанием огромного махайрода. Её зверь был крупнее остальных.

― Кочевницу принимают как почётную гостью в замке Берингрифа. Он влюблён в вашу подругу. Только последнее время он почти не навещает её. Наверное, Кочевница отказала Тёмному Лорду.

― Бред какой-то... Почему? Я ничего не понимаю.

― Орландо, если ты так... Ну... Если ты влюбился в Мэри, почему кто-нибудь другой не может? Вот и твой брат...

― У меня нет брата, Елена!.. Прости, красавица, я забыл твоё имя... — Эд тихонько напомнил. — Амальфи, ты, то есть, твой приятель, возлюбленный, он не знает, как она? Почему... Ладно. Не важно. Она здорова?

― Недавно к ней приглашали доктора Соулмечента. После этого Берингриф перестал навещать свою гостью. Был только один раз, и с тех пор лишился сна.

― Ничего не понимаю.

― Успокойся, мой мальчик. Если прекрасные дамы помогут нам, очень скоро ты всё узнаешь из первых уст. Мэри всё тебе объяснит.

― Мэри? Сэр Мэтью, вы что-то придумали?

― Да. И думаю, дамы помогут нам. Это ведь и в ваших интересах, красавицы, лишить Тёмного Лорда столь сильного оружия, коим является Кочевница?

― Я ни минуты не сомневалась в вашей мудрости, сэр Мэтью, — пропела Виола.

― Ваш возлюбленный, прекрасная Амальфи, он ведь выполнит любое ваше желание?

― Уверена.

― Не поможет ли он этим молодым чародеям проникнуть в замок Берингрифа и освободить Марию? Я понял, что ваш возлюбленный довольно близок к хозяину.

― Очень близок. Он охраняет Берингрифа.

― Он что — файрбонинг?

― Нет... Он...

― Думаю, Амальфи, следует всё рассказать.

― Хорошо, сестра. Мой возлюбленный много лет назад был укушен оборотнем. Теперь он тоже оборотень...

Елена испуганно взглянула на шрам Эдуарда.

― Всё в порядке, дорогая. Я не заражён...

― Он живёт в замке и служит Берингрифу. Он уже много лет не становился человеком. Недавно я случайно встретила его в лесу. Берингриф отпускает Гарольда на волю в полнолуние... Он... Он стал человеком, увидев меня, несмотря на полнолуние. — Амальфи замолчала и, кажется, прослезилась.

― Бедняжка переживает... Парень поможет вам. Я позабочусь об этом.

Выбор

В тот день, когда доктор Соулмечент осмотрел Марию, Тёмный Лорд узнал тайну, что так тщательно скрывалась его пленницей. Берингриф ощутил не просто горечь поражения, он понял, что судьба его тёмного царствования предрешена.

Однако сдаваться без боя не было в правилах Тёмного Лорда. Пусть написана тысяча законов, доказана тысяча теорем, пусть все известные миру магов пророчества всегда сбывались точно в срок, Берингриф обойдёт любые законы, передокажет теоремы и изменит пророчества. Это не раз уже удавалось. Ещё в прошлую смуту всё говорило о близости конца тёмного рода Берингрифа, но он до сих пор жив, и в комнате за стеной — женщина, которая может родить ему ребёнка. Она должна проникнуться чувствами к Тёмному Лорду. Это почти случилось. Он просто поторопился, потерял навык. В молодости ни одна женщина не могла устоять перед статью тёмного мага. Конечно теперь он имеет дело не с простой женщиной... Кроме того, её сердце уже кому-то отдано.

Кому же суждено сделать свой род всемогущим? Он уничтожит этого ребёнка. Пусть даже придётся пожертвовать самой Кочевницей. Если она не может достаться ему, то пусть не достанется никому! Этой мыслью Берингриф успокаивал себя. А где-то в подсознании, не облачённые в слова, теснились другие мысли, подпитываемые неведомыми доселе чувствами.

Берингриф снова потерял сон. Он сидел на своём троне, и окаменевшие глаза его смотрели на неподвижно лежащего у ступеней трона огромного волка. Ещё совсем недавно его мысли уносились в прекрасное будущее. Тёмный Лорд, уподобляясь мечтательному юноше, представлял мир, покорившийся его несокрушимому величию. Он видел рядом с собой Кочевницу — самую необычную женщину изо всех, что существовали в этом мире, их возлюбленного сына. Он верил, что страна превратится в мир магов и чародеев, что не останется ни одного человеческого выродка, и всё от Северных гор до Южного моря будет принадлежать ему, а каждый, кто не покорится его воле будет испепелён бесчисленной армией файрбонингов — существ, которых несколько тысячелетий назад научился ковать его всемогущий предок.

Уж давно забыто, по какой причине, но этот предок был рождён обычной женщиной и получил от своей матери в наследство отвратительный горб, подслеповатые глаза и такое уродливое лицо, что только подземелье спасало от насмешек или людской жалости. Горбун Кейвдэвл был настоящим исчадьем ада. Он наделил всех своих потомков такой ненавистью к людям, что спустя тысячелетья она не только не угасла, но расцвела и стала приносить жуткие плоды. Оставив в наследство после себя целую армию файрбонингов, Кейвдэвл завещал каждому в своём роду уничтожать жалких людишек и тех предателей, что станут на защиту человечества.

Теперь священное, по мнению Берингрифа, противостояние могло подойти к логическому завершению, но какой-то чародеешко или человечешко посмел опередить Тёмного Лорда. Если бы можно было проникнуть в мысли Кочевницы! Но этого не дано ни одному колдуну в мире. Зная мысли женщины, Берингриф сумел бы её увлечь. Среди кочевников всегда были маги, сочувствующие и даже открыто встающие на сторону тёмных сил.

Сейчас следовало решить: оставить Кочевницу в живых, уничтожив её ублюдка, или... Он не мог убить Марию.

Спустя девять дней после посещения доктора Соулмечента Берингриф решил встретиться с Кочевницей. Она лежала на кровати, повернувшись на бок и безучастно глядя на язычки холодного пламени. Она так исхудала, что была почти незаметна в огромной пуховой перине. Её алое платье казалось неуместным на истощённом теле. Под глазами — синцы, но глаза эти давно не плакали, а как-то лихорадочно блестели и казались ещё чернее на белоснежном лице.

― Чей это ребёнок?

Кочевница будто не слышала его слов.

― Я задал вопрос.

Снова тишина.