Свита "звезды", погрустнела, она привыкла жить за счёт подачек со стола хозяина, что-то происходит не так, толпы поклонников не бросают работу, чтоб в страстном порыве дотронуться до пухлой руки знаменитости, наоборот, кидают не столь лестные взгляды. У людей как обычно, от любви до ненависти — один шаг, а сейчас, нервы у всех напряжены, народ попал в экстремальные условия, лучше не демонстрировать своё мнимое превосходство.
Не знаю почему, но мне жалко парня, его свиту нет, к ней проникся едва скрываемой неприязнью, протокольным тоном произношу: — Развалины, естественно, дам. Топоры сделаете сами, выберете подходящие осколки обсидиана, верёвками тоже обеспечим. Сейчас образовались бригады заготовителей и плотников. Одни валят лес, другие помогают делать дома, так, потихонечку, благоустраиваемся. Есть, кто весь процесс делает сам, от заготовки, до постройки, но, таких мало. Я считаю, вам необходимо пойти в заготовители. Ничего, не боги горшки обжигают. Захочешь, и фонтанчик во дворе будет, — подбадриваю я парня, на лицо которого наползает злая маска.
— Я есть хочу! — неожиданно рявкает он.
— Первый раз покормим бесплатно, — радушно улыбаюсь я, — затем, есть будете в бригадах.
— В каких бригадах! Я народу счастье приношу!
— Ты не гоношись, успокойся и подумай, песни, очень хорошо, кто их не любит. В свободное время, споёте.
— Вы знаете, сколько мои концерты стоят?! Вот так, просто, взять, за бесплатно?
— Почему за бесплатно? Организуйте концерты, оговорите с людьми, что они за это должны вам сделать, может, дом, фонтаны, парусный корабль.
— Это не та публика, — кривится "звезда".
— Нормальные люди. Думаешь, им искусство не нравится? Нравится. Просто сейчас к нему трезво относятся, они тоже искусны в своих делах. Вон, посмотри, как с бревна стружку снимает тот мужчина, и это, каменным топором! Виртуоз! Вот он и будет оценивать твоё творчество со своим, и, если затронешь его душу, поделится излишками труда.
— Какая гадость, плотник будет оценивать высокое искусство!
— Насколько мне известно, помимо плотника, он хороший конструктор, первоклассный инженер. Ты, Мишенька, успокойся, знаю, тебе трудно, встряхни себя, вокруг не звери, помогут, научат. Сейчас все в равных условиях, думаешь, я всю жизнь брёвнами занимался? Я хирург, но сейчас руковожу стройкой. Хотя, если понадобится, буду лечить людей.
Парень скукожился, смысл происходящего начинает доходить до изгаженного социальными паразитами сознания. Окружающая его челядь переминается с ноги на ногу, она понимает, "король" пал, пора его грызть и, стоит дать команду, бросятся как стервятники на падаль. В отличие от него, они, обыкновенные "глисты", живут за счёт хозяина, а если его нет, надо искать другого, но "глистам", я жизни не дам.
Князь Аскольд подходит к нам, обнимает Мишу: — Пойдём, познакомлю с людьми. Будет трудно, не стесняйся, подходи за помощью, спрашивай и послушай мой совет, свою звёздность, засунь глубоко в жо...у, — не слишком интеллигентно произносит он.
— Я вообще, люблю много работать руками, — загорается Мишенька, — вот, только не умею.
— Научишься, было бы желание. А вы, ребята, к леснику идите, брёвна таскать, — оборачивается к подавленной челяди. На их лицах омерзение, скука, страх, глаза бегают, где бы зацепится за что, что бы ничего не делать, но это у них не получится, сейчас главенствует над всеми Высший закон — Закон выживаемости, он всё расставит по местам.
Князь Аскольд ведёт бывшую "звезду" лечить мозги, причём с таким участием, что Мишенька всплакнул, вспомнив родителей, уткнувшись в его жилистое плечо.
— А вы, что стоите? — нахмурился я, глядя на разношёрстную команду бывшего "короля".
— Так мы не нанимались лес таскать, пусть Шаляпин это длает, если другого ничего не умеет, — вякает парень с голубизной во взоре и золотым колечком на губе.
— Что ж, у нас разная работа есть. А чем сами хотели заняться? Выбор есть, — я смотрю в наглые лица, а в душе поднимается острая неприязнь.
— Счастье людям приносить, — хихикнула смазливая девица, вызывающе оголившая выпуклый пупок.
— Разве, что в санаторий вас направить, — якобы задумался я, знаю, братья Храповы, настолько жёсткие администраторы, каждый день плетьми их будет драть, пока мозги не просветлятся ... если выживут к сему моменту. К тому же, сейчас они крушат скалу, для постройки главного здания, рабочие руки ой как нужны!
— Санаторий есть! Вот здорово! А, что там будем делать? — едва не захлопала в ладоши девица.
— Счастье людям приносить, — хмыкаю я.
— В любом случае там прикольние, чем в этом муравейнике навоз разгребать, — сплюнул гладковыбритый молодой мужчина, с татуировкой на лысине и увешенный различными цепями. — Так, нам можно идти? — отвешивает он шутовской поклон.
— Не держу, я вообще никого не держу, можете в лес уходить, счастье первобытному зверью приносить.
— Шутка? гыгыкнул толстопузый весельчак в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками.
— О, нет, какие уж там шутки, — говорю я, быстро теряя к ним интерес. Поворачиваюсь, взваливаю на плечо брёвнышко, ухожу — они для меня уже не существуют.
— Дело к вечеру, — догоняет меня Аскольд, — они до санатория не дойдут, их хищники сожрут.
— Будут идти в толпе, может, и не съедят, — отмахиваюсь я.
— А ты становишься жестоким, — Аскольд почему-то смеётся.
— Они этому миру не нужны, — твёрдо говорю я.
Солнце давно зашло, ослепительно яркие звёзды украшают ночь. Я вымотался донельзя, вползаю во двор своего будущего жилья. Меня обнимает Лада, сын возится с костром. Пахнет запечённой рыбой, смолой, листьями, шкурой медведя, сохнувшей на рогатинах, в консервных банках бурлит вода, жена насобирала душистых трав и готовит лечебный чай.
Сажусь на брёвна, ноги и руки дрожат с непривычки, а завтра необходимо отсечь все ветки и сучки, срезать кору, дерево подогнать друг к другу, делать обвязку, крепить стропила для крыши, вздыхаю — начать и кончить, а куда денусь!
Естественно, и Аскольд поможет, Семён, родственники ... но сейчас необходимо запастись в больших количествах стройматериалами, а это выматывает, хочется быстро и всё сразу.
Моя мать неожиданно здесь встретила своего давнишнего знакомого, когда-то они любили друг друга, но так сложилась жизнь, вместе небыли. А здесь вспыхнули прежние чувства, и они решили строить общий дом. Жаль, конечно, я хотел бы, чтобы все жили вместе. Хотя, с другой стороны, после всех прошлых квартирных вопросов, что делались искусственно, хочется пожить отдельно. Правда, в нашем случае, это не совсем верно ... а, ладно, в итоге жизнь, всё расставит по своим местам.
Тихо разговариваем, едим рыбу, как она уже успела надоесть, мечтаем хотя бы о маленькой корочке хлеба.
— Тук, тук, тук, — слышим звонкий голос Яны, — в гости примете?
Аскольд с женой присаживаются к костру.
— Светочку уложили спать, а сами решили прогуляться, смотрим, вы тоже бодрствуете.
— Не устали за день? — улыбаюсь я.
— Тонизирует, — хрустнул суставами Аскольд. Он, как обычно, свеж и здоров, хотя брёвен перетаскал не меньше моего, невероятной выносливости человек.
— А знаете, что у нас есть? — лукаво прищуривается Яна.
— Неужели хлеб! — восклицает Лада.
— Не хлеб, конечно, — вздыхает Яна, — но посмотрите, сколько лука надёргали!
— Лук? Классно, — восклицает Ярик, — с рыбкой самый смак!
— Где нашли? — я беру охапку остро пахнувших стеблей, вдыхаю аромат.
— Покажем, его там много.
Аскольд одобрительно окидывает взглядом заготовленные мною брёвна: — Когда с крышей помочь?
— Через три дня. А у тебя как дела?
— Нормально. Если дела не отвлекут, через недельку тебя напрягу.
— Как с цементом?
— Немного. Что-то завозились наши химики, такую теорию развели, моментально процесс забуксовал, — князь Аскольд чешет бородёнку.
— Поторопи их. Мы и так их освободили от постройки собственных домов, делаем им в первую очередь, принимай меры.
— Уже принимаю, легонько засуетились. Да, вот ещё, жалобу на меня тебе пишут.
— Рассмотрим, виновных накажем, — усмехаюсь я. — Миша Шаляпин, как?
— Через полчаса сломался. Ушёл к озеру отдыхать, но на ужин первым пришёл.
Вкусно поел?
— Бугор не дал.
— Жестоко. Сейчас, что делает?
— Забился в свои развалины, скулит как дворняга.
— Ты не сильно на него жми, а то сломаем. Завтраком накорми, затем, на усмотрение бригадира.
— Понятное дело.
— А, вообще, шанс у него есть?
— Конечно, у него взгляд злой.
— Мальчики, не обижайте Мишеньку, — встревает в разговор Лада.
— Главное, чтоб он никого не обидел, — стрельнула глазами Яна, — не маленький, боров, какой.
— Не любишь его? А ведь он талант, — Лада вздыхает.
— Был когда-то, а сейчас только выдёргивается, — пренебрежительно кривит губы Яна.
— У него никого нет, я представляю как ему сейчас одиноко. Вы б зашли, проведали, на обратном пути, — моя жена требовательно посмотрела на подругу.
Яна надулась, затем взвесила за и против, нехотя кивнула.
— Рыбу захватите, — грустно говорит Лада.
— Да накормим вашего Шаляпина, — снисходительно улыбается Яна.
— А мне он очень нравится, — пылко говорит Ярик. — Особенно его песня про Катюшу.
— У него и другие есть, — оживляется Лада.
— Он нам ещё споёт, нечто неожиданное, — загадочно говорит Аскольд, подкидывая в костёр сухие ветки. Он смотрит в огонь, взгляд неподвижный, как у кобры — как у мудрой кобры.
Мы ещё долго сидим, говорим больше о будущем, о прошлом вспоминаем, разве, что в душе. Затем Аскольд за руку поднимает, пригревшуюся у огня, Яну, и они уходят домой.
— К Мише Шаляпину зайдите! — вдогонку кричит Лада.
На удивление, мы чувствуем уют среди развалин, которые в будущем превратятся в наш дом. Легли во дворе, у пахнувших смолой, брёвен, прямо на земле расстелили пляжное покрывало, укрылись лёгкими рубашками и сомкнули веки.
Сон вкрадчиво затуманил мозги, скоро ворвётся как стихия и закружит в своих волшебных мирах. Расслабился, становится тепло и хорошо. Всё! Погружаюсь!
— Никита, вставай! — меня грубо вырывают из объятий ласкового сна.
— Что такое! — вскакиваю на ноги и вижу гнусную рожу князя Аскольда.
— Хватит спать, подъём.
— Который сейчас час? — по инерции спрашиваю я, с ненавистью глядя в открытое лицо друга.
— Судя по луне, два ночи, а часы я разбил.
— Случилось чего? — начинаю догадываться я.
— Аскольд, не пугай нас, — бледнеет Лада.
— А вы, мадам, можете спать дальше, Яна дрыхнет и ты спи, ничего страшного, с Никитой прогуляемся до озера и обратно ... Миша Шаляпин исчез.
Гл.12.
— Довели парня, — едва не всплакнула Лада.
— Ломки характера, — ухмыляется Аскольд, — бери лук, может, куропатку подстрелим,— шутит он.
Жена с тревогой смотрит то на меня, то на него. Я обнимаю её: — Не переживай, ты же знаешь, это место безопасное. За весь день ни одного крупного хищника не встретили, — я вкладываю в колчан тяжёлые стрелы. Князь Аскольд одобрительно наблюдает за моими приготовлениями, у самого, за спиной блочный лук, а из-за пояса выглядывают, так же не маленькие, стрелы с обсидиановыми наконечниками, за поясом покачивается тяжёлый, заточенный как лезвие бритвы, хозяйственный нож — у кого-то выменял за целого оленя, так же, замечаю приготовленный к использованию факел.
Чмокаю жену в щёку, выходим на улицу. Посёлок спит, во многих дворах тлеют угли затухающих костров, редко кто подкидывает дровишки — относительно тепло.
После прерванного так жестоко сна, зябко, подёргиваю плечами.
— Сейчас разогреешься, — успокаивает друг, — следует пробежаться, боюсь, парень пошёл в пещеры, к морю решил спуститься.
— Зачем? — не понимаю я.
— Стресса не выдержал, к своим решил податься, не понимает, глупый, не нужен он им, при любой возможности затопчут, я очень хорошо знаю гнусности человеческих особей в данных средах обитания.
— Значит, к озеру он не пошёл?
— Уверен. А теперь, бегом!
Какая прелесть, после изнурительной работы и так некстати прерванного сна, пробежаться по спящему городу. Лёгкие вдыхают чистый воздух, ароматы большой воды, ноги противно подкашиваются и дрожат, по спине лупит плохо закреплённый лук, а на пути, как назло, попадаются мелкие булыжники, коих не видно из-за густой травы.
Князь Аскольд бежит легко и бесшумно, невероятным чутьём избегает на земле всяких замаскированных природных ловушек. Ощущение такое, что весь предыдущий день провалялся под зонтиком на пляже, а сейчас не знает, куда деть прущие из организма скопившиеся силы.
Он жесток, не обращает внимания, на хрипы, рвущиеся из моего горла, постоянно подгоняет меня: — Такое ощущение, Никита, что ты не выспался, — ехидно замечает он, всё, увеличивая темп.
К пещере подбегаем на удивление быстро, но, я вымок от пота, словно час простоял под водопадом. Князь Аскольд высекает огонь, мигом полыхнул факел, освещая неуютный вход. Ёжусь, лезть в темноту, пусть даже с факелом, не хочется.
— Трава недавно примята, не более, чем минут тридцать назад, — Аскольд трёт пальцами примятые пучки, нюхает, — свежесть зелени ещё не застоялась. Надеюсь, нагоним на выходе, главное, что бы он, не пошёл в сторону тропы насекомого.
— Надо с этой тварью, что-то решать, столько проблем приносит, — зло говорю я.
— Помягче, Никита, оступился парень, всякое бывает, и разве Миша проблема? Ну, пробежались перед сном, немного, так это ж, для здоровья полезно. Зачем его тварью называть? — мой друг смотрит немигающим взглядом.
Я уставился на Аскольда, шутит, что ли. Он невозмутим, почёсывает куцую бородёнку, как всегда свеж, даже не вспотел, сволочь, этакая.
Пещера приняла нас в свои объятия, как старых знакомых, обволокла тишиной и грозным спокойствием. Спускаемся по широким ступеням как по проспекту, мелькает мысль, по такому ходу и мамонты пройдут без особых проблем, воистину — дорога Титанов.
Через некоторое время подходим к развилке из ходов. Заглядываю туда, улавливаю вроде как отблеск красного огня. Померещилось, наверное.
— Их надо замуровать, — как факт говорит Аскольд,— там какая-то жизнь. Нам, абсолютно чуждая. Ба, да здесь на земле обгоревшие прутья! Неужели Миша дёрнул в тот ход?
— Глупости, какие, — пожал плечами я, — Зачем ему туда идти?
— У него погас факел, и он случайно вполз в это ответвление, — Аскольд осторожно просовывает факел в узкую чёрную дыру, — он точно там ... здесь он пытался вновь зажечь огонь ... проходит метров десять, а вот и копоть на стенах.
— Может позвать? — неуверенно спрашиваю я.
— Иди ты к чёрту, орать в таком месте ... очень умно, — Аскольд бесшумно идёт внутри подземной полости, свет от факела освещает изъеденные коррозией стены, обломанные сталактиты и действительно, чёрные пятна от сажи.
Мы прошли с десяток метров, и ход расширяется, плавно переходя в зал, заполненный пещерными органами и частоколом из известковых сосулек, растущих сверху и намертво сливающихся со сталагмитами, как китовый ус в глотке полосатика.
