Честно говоря, так и тянуло спросить про поцелуй. Вот, будто кто за язык тянул, как у любопытной бабы. И Боров усилием воли сдерживался. Но все же, пока не понял, чего же это она опускает такую деталь. В том, что ему самому это не привиделось, он был уверен. А она — что думает? Что, как тот пацан, о котором говорила только что — напился и полез приставать? По-детски не придала значения? Или еще чего, такое же "лестное". Или боится, что он...
— Вячеслав Генрихович? — Она позвала его, не поворачиваясь.
Так и стояла к нему спиной, разбирая пальцами длинные, спутавшиеся за ночь волосы, похоже, собираясь чего-то заплести.
— Что?
Надо отойти от окна.
Вон, совсем осип. Или это от криков прошлой ночью?
— Я, наверное, пойду домой, да? — она глянула на него мельком, искоса, через все эти волосы.
"Нет", хотелось ему сказать. И отпускать не хотелось. И, вообще... Но Боруцкий не собирался проигрывать сейчас, если сумел вытерпеть всю эту длинную, долбанную ночь.
— Наверное, еще и в консерваторию, хоть на вторую пару, успею, — продолжала говорить она. — У меня, конечно, разрешение на пропуски, на всю неделю, как и у всех, кто поехал. Но, раз уж я осталась...
— А когда ты вернуться должна была? — Вынув изо рта полностью измочаленную сигарету, Боров бросил ее в пепельницу.
Глянул на стол, где во всей этой "куче-мале" лежала пачка. Но новую не взял.
— В воскресенье, кажется. А что? — Агния совсем обернулась, перебросив свободно-заплетенную косу через плечо.
— Ничего, маленькая. — Он подошел к столу, пока Бусинка начала что-то искать в своей сумке. — Давай, дуй домой. И, лучше б отоспалась сегодня, раз уж законное право есть. — Ухмыльнулся Боров, настойчиво игнорируя боль в голове.
Она улыбнулась.
— Ну, не знаю, я еще посмотрю, — Агния подхватила куртку, сумку, и уже направилась к двери.
Он так и стоял у стола.
— Стой.
Борову аж самому по слуху резануло, настолько ему его же оклик прошлую ночь напомнил.
А девчонка, хоть бы что, спокойно обернулась.
— Да?
— Сюда иди. — Махнул он рукой. — И, слышь, тебя кто пустил-то вчера? — Пока она подходила, поинтересовался Боруцкий.
Агния удивленно глянула.
— Федот ваш. Я знаю, что мне сюда нельзя после шести вечера. Но я так хотела извиниться. А Вова не знал где вы, позвонил по моей просьбе Федоту, и тот сказал, что вы в клубе. Даже разрешил Вове меня сюда привезти, когда я в город вернусь. И он меня встретил с заднего входа.
Господи. Чистое дите. Ни одной задней мысли.
Ему и смешно было, и внутри противно от своих собственных мыслей, которые никуда не девались, хоть и понимал он все о ее возрасте. И злость с новой силой всколыхнулась. Плеснулась в голову. И заставила сжать кулаки.
Федот, значит. Сука.
Она так и стояла рядом, снова с неуверенными, полными ожидания глазами, похоже, опасаясь, что он ее будет вычитывать и за проникновение в клуб.
Боров хмыкнул.
— Ладно. Опустим. И, на вот, — он осторожно достал из кучи хлама на столе сначала одну сережку. Потом вторую. Те смотрелись совсем крохотными в его ладони. Он и застегнуть бы их не смог своими пальцами, наверное. — Забери. И не бросайся больше. Обижусь.
— Не надо. — Она так радостно улыбнулась, что и у него губы, против воли, дернулись в ответ. И прижать ее к себе захотелось. Но Боров, ясное дело, даже не двинулся. — Не обижайтесь. Я ж не из-за злости или потому, что не ценю...
— Все, Бусина, я понял. Закрыли тему. — С усмешкой прервал он очередной поток ее объяснений. — Давай, иди. — Он махнул головой.
Девчонка схватила сережки, чуть коснувшись его ладони, и быстро ушла, на пороге обернувшись и еще раз ему улыбнувшись. А Боров сжал на минуту руку, постоял, и, наконец-то закурил, перевернув вверх дном содержимое ящика стола, пока обнаружил спички.
После третьей затяжки он вышел из своего кабинета и пошел по тихому коридору, подозревая, что знает, где найти друга.
Как он и думал, Федот расселся на одном из диванчиков в основном зале. То ли не спал ночь, стерег. То ли уже проснулся. Вон и кофеварка стоит перед ним. Две чашки. И бутылка с одной рюмкой. Пустой. Услышав его шаги, Федот поднял голову.
Боров молча подошел и, так и не сказав ничего, со всей силы заехал ему кулаком в нос. Так, что тот затылком ударился о спинку дивана, на котором сидел.
— Бл...! Ты че, охренел совсем?! — Зажав нос ладонью, Федот вскочил на ноги, явно, не собираясь простить такое "доброе утро". — Боров, ты совсем планочный стал? Какого хрена?!
— Ты что творишь, падла? — Ухватив друга за затылок, Боруцкий пресек попытку ответного удара. — Ты зачем девчонку сюда вчера пустил? Ко мне? В таком состоянии?
— А че? Не полегчало, смотрю? — Хмыкнул Федот, сплюнув слюну и кровь на пол. — Че, не стоила она такого мандража...
Он чуть об стену его еще не приложил, вдобавок.
Вячеслав еще там, в кабинете, когда она про Федота сказала, понял, что не просто так все. И это предложение выпить, с которым друг явился внезапно вечером, и появление самой Бусинки. Понял. И даже оценил. А все равно, вся нерастраченная энергия, злость, ярость, бушевали внутри, требуя крови. Всех подряд и кого попало.
Не надо было быть гением, чтобы понять план друга. Тем более что тот самого Борова очень хорошо знал.
— Слушай меня, сука! — Он ощутимо встряхнул Федота. — Ты хоть понимаешь, что если бы я хоть пальцем ее тронул, как ты, кажись, и планировал, я бы тебе сейчас не нос сломал, а мозги на стену вышиб бы?! Я б себя потом удавил, за то, что ее тронул, ты, недоносок!
Он оттолкнул Федота от себя, так, что тот снова упал на диван. Повернулся к столу и, схватив чашку с подогрева кофеварки, глотнул крепкого кофе.
— Так, я не понял. Она чего, так и осталась целкой? Ну, ты, блин, и даешь, Боров! — Федот уставился на него, похоже, обалдев. — Вы там что, разговоры вели всю ночь, что ли?
— А твое, какое дело?! Хоть семечки щелкали. — Он зло глянул на друга. — Радуйся, что живой. И молчи себе в тряпочку.
— Е-мое! "Вот из плесени кисель!..."
— Федот! — Боров еще глотнул кофе.
— Чего, Федот?! Чего?! — Видно, пришел черед друга орать.
Подскочив, тот схватил какие-то салфетки и принялся-таки вытирать с губ и носа кровь. Смял, бросил прямо на пол. И снова глянул на Вячеслава. Тяжело так.
Резкими движениями открутил бутылку водки, налил и выпил.
— Твою мать, Боров. Я, конечно, тоже хорош. "Сознаю свою вину.
Меру. Степень. Глубину...". Но, блин! Ты, хоть понимаешь, как влип?! Ты понимаешь, что...
— Не учи папку жить. — Боров сел прямо на стол и обхватил руками все еще гудящую голову. — Не дурак и не дебил. Все я понимаю. — Он сжал переносицу пальцами. — Прибить бы тебя. Чтоб не устраивал больше заговоров. И чтоб не спаивал. — Уже беззлобно ругнулся Боруцкий, думая о другом. Пронесло, и хорошо.
Федот молча наполнив рюмку и протянул ему.
Боров взял, покрутил пальцами, не отрывая от стола.
— Слушай, ты ее вчера, когда привел ко мне. Ты ее видел?
— В смысле? — Федот глянул на него как-то подозрительно.
— В смысле, в смысле, фингал у нее на щеке видел?
— Боров, оно мне надо, к малолеткам присматриваться. — Федот хмыкнул. — А что случилось-то?
— Ага, ты у нас сутенер, блин. Ты у нас не смотришь, просто из детей — шлюх делаешь, и все. — Боруцкий отставил рюмку, так и не притронувшись.
— Боров... — Попытался возмутиться друг.
— Цить! — Велел он, пытаясь думать с этой головной болью. — Ты знаешь, что, Федот. Пусть кто-то из наших ребят, что попроще, покрутятся в консерватории этой, где Бусинка учится.
— И?
— И узнают мне все про Сашку, который на четвертом курсе, и сейчас укатил в Киев.
— А че это за пацан? — Федот нахмурился.
— А ничего. Инвалид это. Вот вернется, и станет инвалидом, если не трупом. — Боров поднялся. — Достало меня тут все. Поехал я домой. Созвонимся.
Глава 13
Наше время
Он добрался до флэшки чуть ли не в двенадцать ночи. Пока Алексей закончил со всеми капельницами, пока Федот слонялся по квартире, вроде и поддерживая, а в тоже время, раздражая Вячеслава своим мельтешением. Пока Бусинка, наконец-то, успокоилась и снова уснула под действием всех этих лекарств. Короче, Боруцкому совсем не до того было. Он и забыл о флэшке, и уже сам почти улегся, когда что-то в мозгу все-таки щелкнуло. Пришлось вставать и идти в соседнюю комнату к ноутбуку, потому как не стал бы Соболь ему какую-то дребедень с таким важным видом совать.
А теперь, просматривая папки и отчеты, он понял, что Константин дал ему в руки если и не полную власть над Шамалко, то бешеный инструмент влияния — точно. И если часть из этого слить кому надо, а что-то отдать прессе, даже в виде провокации и наговоров — позиция Виктора на выборах пошатнется. Собственно, судя по словам Константина, от этой позиции уже и так ничего не осталось, но об этом знает пока только ограниченный круг людей, к которому сам Шамалко не принадлежит. А значит на того этим всем можно давить.
Информация о транзите наркотиков, махинации с государственной недвижимостью, как в прошлом, так и в настоящем. Даже схема транзита "живого товара" за рубеж. Что ж, нельзя сказать, что Борова что-то из этого удивило. Знать-то он знал, но вот документы, факты, числа — это куда весомей и серьезней. Даже интересно стало, как это Соболь столько накопал. Или, Карина, его жена, точнее, если верить Константину. А тут, наверное, удивляться не стоит, кем она была совсем недавно, Боров знал, а через постель к мужику не только в бумажник залезть можно, а куда угодно. Особенно, если жизнь заставит.
Впрочем, не так существенен источник информации, как способ ее использования. Соболь не шутил, с этими документами Шамалко его уже не достать. Но у Вячеслава то цель иная. Он не отсиживаться собирался, а прикончить эту падлу. И вот как этого достичь быстрее, и побольнее для Виктора, учитывая имеющиеся теперь аргументы, стоило подумать.
Обязательно стоило. Только не сейчас. Он старался, а все равно не мог сосредоточиться на чем-то, кроме Агнии дольше десяти-пятнадцати минут. Слишком нестабильным и непростым было ее состояние, чтобы именно в этот момент разрабатывать план мести. В конце концов, если исходить из слов Соболя, три-четыре недели до смерти Картова, у него еще есть в запасе. И там еще столько же где-то, плюс-минус неделя. Решит.
Захлопнув крышку ноутбука, Вячеслав пошел назад, в спальню. Бусинка за это время не проснулась. Леха ввел ей на ночь более сильные лекарства, пообещав, что они помогут Агнии перетерпеть ночь.
И это было хорошо.
Погасив даже свет в коридоре, чтобы не побеспокоить ее, Вячеслав разделся и лег рядом с женой. Он точно знал, что никогда не признается, даже ей не расскажет, как у него сейчас дрожали руки, и что он чувствовал, просто вытянувшись около нее на этом старом диване.
Эта квартира, эта комната, и диван тот же самый. Сколько всего случилось здесь, в этом доме. Сколько было сказано между ними, а сколько так и не произнесено, спрятано во взглядах и жадных вдохах. Сколько они оба здесь так старательно скрывали друг от друга. И сколько потом этих тайн выплеснулось, когда не хватило больше сил сдерживать, запирать все...
Он подвинулся ближе, ощущая, как Агния стала вздрагивать во сне, будто бы ей было холодно, и она пыталась обхватить себя, чтобы согреться. Вячек подтянул одеяло выше, закутав ее по самую шею, обхватил жену руками, обнимая крепче. И, зная, что все равно не сможет уснуть, пока она в таком состоянии, принялся размышлять, как использовать данные, которыми теперь владел.
Девять лет назад
Прошло три дня после ее несостоявшейся поездки в Киев.
Агния все же решила посещать консерваторию, бесцельно сидеть в пустой квартире было не так уж и весело. А общаться, так или иначе, ей было не с кем, кроме Вячеслава Генриховича, только не дергать же его всякий раз, только когда хотелось поговорить? К тому же, Агния надеялась, что все же сумеет подружиться с кем-то из тех, с кем посещала лекции и пары. Но пока ей не везло. И больше всех Агния разговаривала с Вовой. Который Лысый. Не очень разговорчивая компания, если честно. Но все же, не своя собственная.
За эти три дня она только однажды видела Боруцкого. Он приезжал в ресторан и просидел весь их обычный ужин молча, за два часа поинтересовавшись лишь тем, все ли у нее нормально. Но при всем желании и нехватке общения, Агния была настолько рада его видеть, что сама разговаривала за двоих.
И ей хотелось больше. Всего больше. Видеть его. Разговаривать. Молчать с ним.
Странно, но да. Гораздо больше.
А еще, она не могла не думать о том непонятном не то разговоре, не то ссоре, в ночь, когда Агния так и не уехала никуда. О том, что Вячеслав Генрихович говорил. О том, что и как говорила в ответ она.
Хотя, нет. Если честно, Агния об этом почти и не вспоминала. Стоило ей подумать о том вечере — в памяти появлялась лишь одна ассоциация.
Поцелуй.
И ей тут же становилось жарко. И пальцы на руках начинали подрагивать. И кровь приливала к щекам. И она, даже находясь дома одна, не могла усидеть на месте. Принималась метаться по комнатам. И думать, думать, думать.
Хотя, можно ли было назвать "думанием" тот хаотичный бардак, который тут же образовывался в мыслях, Агния сомневалась. Вроде и понимала она, что ничего тот поцелуй не значил. И что Вячеслав Генрихович просто выпил много. И, вероятнее всего, принял ее за какую-то женщину, за свою знакомую или любовницу, а прекратить думать и воскрешать это мгновение в памяти — не могла.
Вот, кстати, у нее в эти дни появилась еще одна тема для размышлений.
Женщина Боруцкого.
Ведь, наверняка, у него кто-то был. А может и не одна женщина. У таких мужчин, насколько она могла это для себя представить, вполне могло быть и несколько любовниц. Странно так. Она знала его больше года, видела, минимум, дважды в неделю, и никогда, никогда до этого поцелуя даже не задумывалась о том — есть или нет женщины у Вячеслава Генриховича.
А теперь, осознавая, что ее поцеловать он мог лишь по ошибке, Агния не прекращала об этом размышлять. И, сказать по правде, она соврала бы, заявив, что подобные мысли ее радовали. Агнии было неприятно думать о том, кто же именно есть у Боруцкого.
Бог знает, отчего. Ведь, по сути, ей не должно было быть до этого дела. Может у него и жена имеется. И что, что Агния об этом не знала и не видела ту? Так ведь Вячеслав Генрихович и не обязан посвящать в личную жизнь какую-то сироту, над которой "взял шефство".
Кто она ему, в конце концов? Так, подопечная, свалившаяся на голову. Другой бы прошел мимо и не вспомнил, а Боруцкий, хоть и имел славу бандита, а, просто, человек не такой, добрый и хороший. Правда, крикливый. Громкий такой, тут не слукавишь. Но совестливый и хороший. Вот и помог ей. Но при этом он же не обязан посвящать ее во все нюансы своей жизни.
А Агнии теперь было просто до жути любопытно — есть ли у него кто-то? И кто? И какая?
