Подошли к остановке автобуса, посмотрели на табло. Неподвижные цифры слева — номер маршрута, желтые перекидные справа — остаток до прибытия в минутах. Активное табло показывало всего восемь номеров из двенадцати, проходивших по остановке. Верхняя строка, похоже, заклинилась на цифре “5”, а обе нижние судорожно гоняли “08” вперед-назад.

— Вот сволочи, — вздохнул Звездочет. — Опять краевые условия не проверили, за границы списка вылетело.

Толмач философски пожал плечами:

— Массовая технология не полигонный экземпляр, вылизать не выйдет. Знаешь, кто делал?

— Узнаю. Скажу пару ласковых… Ну все, привода сгорели, — глядя на замершие восьмерки, Звездочет поморщился, и брат решил отвлечь его на литературу:

— А что тебе первый Владимир Семенович сказал?

Звездочет хмыкнул:

— Так и сказал: “Я продал душу — и неудачно!”

Братья переглянулись. Толмач покрутил носом:

— Сюжет?

— Спрашиваешь. Поднять наброски по “пять ложек эликсира” и, несомненно, сюжет!

Братья посмотрели вслед уехавшему такси, потом обернулись на оставшуюся вдалеке вывеску Информационного Центра и снова вздохнули. Старший буркнул:

— Да, тут никакого здоровья не хватит.

Здоровья, конечно, не хватило: отбирали в частях Постоянной Готовности все равно что космонавтов. С намеком, что могут и туда отправить в любой момент, следует быть готовым. Председатель комиссии постучал по плакату: “Стоять на страже завоеваний социализма в любой точке пространственно-временного континуума!” — и вместо разведки предложил парням выбор: артиллерия либо танки. Сергей, видимо, все продумав заранее, сразу же ответил:

— У танкистов больше случаев продвинуться. Пошли на танки!

Тимофей посмотрел на высокого товарища:

— В башню-то влезешь?

Сергей помахал серой брошюркой с единственным цветным пятном: болезненно-лиловым штампом гарнизонной библиотеки.

— Тут написано: высота “шестьдесят второго” два тридцать девять.

— Так это от грунта, а ты сам сто девяносто. Там еще до низа корпуса сколько-то, и толщину брони вычитать надо. Люк над головой закроется?

Семиход хмыкнул:

— Как по мне, лучше давить пушки, чем стоять за пушкой, которую давят.

Сергей открыл схему:

— Видишь, тут командир сидит. Сидя точно помещусь.

Игорь Тожедуб ухмыльнулся:

— А если тебя мехводом посадят?

Но все понимали: не посадят. На механика пойдет невысокий, а самый сильный — заряжающим. Повертели головами, пофыркали, и все вместе подали рапорта о зачислении в один экипаж.

Обычно в армии стихийно сложившиеся тройки-пятерки дробят. Надо, чтобы солдат оставался верен подразделению в целом, а не группке “своих”. Но в технических войсках любое подразделение — расчет пушки или радиолокатора, экипаж самолета или танка — быстро срастается именно в “своих”, с которыми боец и пройдет всю службу. Или не срастается, и тогда офицер-наставник получает выговор. Сыгранный экипаж троечников легко разобьет горсть отличников, которым не дали времени притереться.

Поэтому рапорт удовлетворили без лишних расспросов. Тут, в полковой школе шестьсот сорокового танкового, все делали без лишних расспросов. Вместо чтобы зазубривать на память вес, габариты машины, наклоны брони, сразу давали задачу: вы находитесь на обратном скате высоты уклоном сорок градусов. Противник вас пока что не видит. Орудие на минимальном угле снижения. Сколько сантиметров башни увидит противник над гребнем, прежде, чем вы сможете открыть огонь?

Прежде, чем Тим подумал, Тожедуб ляпнул:

— Двадцать сантиметров, над пушкой до крыши башни столько. Я наводчик, точно знаю.

— Неправильно, курсант. По склону сорок градусов “шестьдесят второй” не поднимется. Тридцать два градуса наш предел. И на таком уклоне до башни очередь не дойдет, сначала днище покажется, а это смерть… Почему, курсант Семиход?

— Потому, что лобовой лист башни двести двадцать миллиметров, а днище просто двадцать миллиметров.

— Как видите, товарищи курсанты, все просто. Геометрическая проходимость основа основ. Не знаете углов подъема, даже не доедете к месту боя, так и останетесь горку траками молоть, пока вас не заметят и в крышу что-нибудь не влетит. По задаче незачет.

Незачет — завтра снова сдавать. Поспешил Игорь, но что ему скажешь? Сам глаза прячет, понимает, как всех подставил.

— Курсант Коробчинский. Что может прилететь вам в крышу? Перечислите противотанковые средства. Скажите, что может прилететь с самой большой вероятностью.

— Разрешите уточнить.

— Разрешаю.

— Противотанковые средства вероятного противника?

— Я так не сказал, курсант. Разве у противника не может оказаться трофейного оружия?

Сергей аж головой замотал, что твой конь. Все! Да ведь их там столько! Ладно страны НАТО, ладно там наши. Они хотя бы в справочниках перечислены.

Но ведь есть совсем старые. Трофейные бомбометы Императорской Армии Японии, есть всякие там панцербрехтеры Первой Мировой… Корабли, наконец! На прошлом занятии рассказывали, как дорвались до побережья “Пантеры” целым взводом, а там линейный корабль “Нельсон” — привет, мол. Только что в космос не отправил одним залпом. Первая “Пантера” опрокинулась в полученную воронку, бензопроводы от сотрясения лопнули, топливо плеснуло на раскаленные выхлопные трубы, факел до неба. Вторую “Пантеру” экипаж бросил и сбежал, а третью просто не нашли! Что теперь, все флоты мира перечислять в качестве противотанковых средств?

А самолеты? Ведь самолеты как раз в крышу бьют!

— Разрешите воспользоваться помощью экипажа. Основание: в бою вместе будем.

— Хорошая мысль, разрешаю. Минута вам на совещание, потом докладывайте.

— Докладывайте.

— Товарищ майор-наставник. В моем взводе три экипажа годных, остальные притираются. Годные: Коробчинский, Микуленко, Саенков.

— Годных завтра переводите в практический взвод и пусть начинают ездить. Старшим кого поставите?

— Коробчинского.

— Ленинградец… Не балованый?

— Карьеру делает. Старается. По заслугам вполне пора в комсорги, только пока что парням не до комсомола.

— Три экипажа, двенадцать человек, уже неплохо. Будет кого в подшефную школу на вечер танцев послать. Через неделю. Объявите им поощрение. Заодно вальс выучат.

— Товарищ майор, им некогда вальс учить.

— Ради девушек время не найдут? Пусть стараются.

— Товарищ майор, но зачем вообще танкисту вальс?

— Затем, что в человеке все должно быть прекрасно: и форма, и погоны, и награды. Иначе это не человек, а какой-то гражданский. Гармоничное развитие личности, слыхали?

— Гармонь бы не порвалась, товарищ майор.

— А вот это и есть ваша задача, товарищ старший лейтенант.

— Старший лейтенант расскажет вам о военной экономике. Зачем? Затем, что сам танк стоит очень дорого. И выстрелы у нас недешевые тоже. Считайте, по мишеням сапогами бросаемся. Офицерскими, хромовыми. Кстати, товарищи курсанты. По итогам обучения лучшие из вас получат отрез кожи, сапожник тут неподалеку есть хороший, работу ему оплатит училище. В сапогах, знаете, служить приятнее, когда те по ноге сшиты. Товарищ старший лейтенант, вам слово.

— Товарищи курсанты. Читаю по глазам вопрос: для чего вообще знать еще и экономику? Вопрос понял, отвечаю. Лучшими в мире советскими учеными разрабатывается поколение умных танков. Они будут посылать в бой своих более глупых товарищей. Учитесь, а то будете глупее танка… Что же до нашего предмета, он очень прост. Курсант Семиход, от кого произошли танковые войска?

— От кавалерийских войск, товарищ инструктор!

— Ответ верный! Семен Михайлович Буденный сказал: “Кавалерия без погромов — экономия побоку”. Сейчас мы с вами разберем предметно, кого и на какие суммы танковый корпус должен погромить, чтобы оправдать свое немаленькое содержание…

— Содержание, коротко.

— Коробчинского выбрали комсоргом. Зачли ему и самодеятельность к танцевальному вечеру, и как он ловко распутал с той банкой тушенки. Признали авторитет. Не могу понять, почему он так задницу рвет? В личном деле точно все листы, нет изъятий?

— Правильный вопрос, комвзвод. У Сергея отец сидит. Партиец, кому-то дорогу перешел. Подняли все записанные грехи, просуммировали и послали строить Абакан-Тайшет. Понятно, таким папой друзьям не похвастаешься. Коробчинский потому и перевелся в Москву, чтобы призываться там, где его не знают. Руки помощи у него нет, вот и старается.

— Вот как… Семен Павлович, разрешите по личному делу?

— Вали, Степан.

— Где лучше карточку-заместитель носить? В кобуре быстро мажется. Вы в кошельке носите, я как-то случайно видел. Как вам такой способ?

— Степан, это фотография Ирины моей. Хотя! Тоже карточка-заместитель, только твоя для пистолета, а моя, получается, для денег.

Денег танковый корпус жрет прорву. Поэтому, насчитывая в танковых войсках суммарно около девяти тысяч средних танков и примерно тысячу тяжелых, в частях Постоянной Готовности даже великий могучий Советский Союз кормит всего лишь танковую дивизию.

Дивизия эта может вступить в бой через тридцать минут от получения приказа. Ей не нужно ни разворачиваться, ни раскачиваться, ни выдергивать офицеров из отпусков и теплых квартир, ни ждать пополнения мобилизованными. Чтобы всегда быть в готовности, пятая ударная танковая получает лучших призывников из каждого военкомата, лучших выпускников из каждого офицерского училища, лучшие образцы техники из каждого “почтового ящика”.

И поступает новейшая техника всегда в третьи батальоны обоих танковых и пехотного полка, в третьи дивизионы самоходного, зенитного, ракетного, инженерного и транспортного полков.

Первые батальоны — самые боевые. С них всегда все начинается. Там все люди выученные, там все железки многократно испытанные, там все маневры сто тысяч раз отработанные. Там никаких экспериментов уже никто не ставит.

Вторые батальоны — и в пир, и в мир, и в добрые люди. Если в первый батальон отберут богатыря и рубаху-парня, во второй такого назначат, чтобы сумел танк через выхлопную трубу разобрать и потом собрать, и сделать вид, что муха не сидела.

Третьи батальоны в обычных частях просто склады техники и запасные пути, бухта отстоя для людей, которых и продвигать некуда и выгонять не за что. По мобилизации туда призывников напихают, вот он и полк укомплектован, вот она и дивизия развернута.

Но в частях постоянной готовности третьи батальоны всегда укомплектованы, и тоже отборными людьми. Личный состав третьих батальонов носит кличку: “академики”. Им-то и вручают всю новую технику. В первом батальоне изученные до болтика Т-55, и во втором Т-55, зато в третьем “объект 165”, они же Т-62.

На третьих батальонах испытывают все гениальные озарения лучших в мире советских конструкторов. Испытывают безжалостно. Ведь, если в первый батальон отправят богатыря, во второй хитреца, то в третий батальон пойдет человек, способный из пары цельнолитых железных шаров один сломать, а второй в полностью закрытой комнате потерять.

Конечно, третьи батальоны кличкой гордятся. Секретный танк на крышу поставить? Легко! Загнать БТР мордой в окно второго этажа? Ха, делов-то на рыбью ногу. Смотри, как я еще могу!

В обычных частях есть учебные дивизии. В частях ПГ — полковые школы. В учебных дивизиях все начинается с КМБ — “Курса молодого бойца”. Кому воинское приветствие отдавать, как воротнички подшивать, что дневальный с тумбочки кричать обязан.

В полковых школах никакой раскачки. Вместо КМБ сразу ТМБ: “Трасса, мишени, боксы”.

Одно дело в комнате для самоподготовки по серой брошюрке циферки заучивать, геройски борясь с дремотой. Совсем другое: каждую неделю пять кругов по трассе; на каждом кругу восемь номеров случайно выпадающих бродов, на каждом броде сидят по два инструктора, у каждого инструктора по два секундомера — ну, для надежности, понятно. Танк, он может кинуться ну вот прямо буквально куда угодно. Особенно в умелых руках водителя третьего батальона.

В таких обстоятельствах достаточно один раз искупаться, чтобы на всю жизнь запомнить: глубина брода, преодолеваемого сходу без подготовки — один, запятая четыре метра. Не полтора: лишние десять сантиметров зальют моторный отсек, и булькай тогда в подводной лодке на четверых.

А стенка — ноль восемь. А ров — два восемьдесят пять. Не три, не “где-то около трех” — точно два восемьдесят пять. Оно само в голове застревает, потому что на трассе, кроме бродов, полно и рвов, и стенок. Ведь имеются в частях постоянной готовности и саперы. Они могут за ночь ландшафт на трассе поменять полностью, зачем им автоматы вообще?

После трассы — мишени. Кто плохо стрелял, тем дополнительный круг. Брод, мостик… Э, стой, откуда тут стенка? Вот суки саперы. Всего за три часа, пока стрельбы шли, заволокли на трассу кучу бетонных блоков и насухо стенку скидали кранами. Вертись теперь, преодолевай.

Потом, наконец, домой, в боксы. Нет, не отдыхать. Отдыхать будут “шестьдесят вторые”, а их экипажи будут ухаживать за хорошо поработавшими танками. Заправить. Почистить хотя бы грубо, чтобы тиной не воняло. Боезапас погрузить, гильзы сдать. Ствол орудия банником туда-сюда, соляркой залить, пусть отпотевает, завтра утром подобрать и начисто, “до белого”. В моторном отсеке заменить, что где не выдержало. Это человек выдерживает пять кругов каждую неделю. А машина всего лишь стальная. У стали, как написано в учебнике, предел прочности есть.

Вот в боксах-то самый новый, самый продвинутый “объект 172МН” и провалился. Многотопливный дизель —на трассе чудесно тянет. Автомат заряжания — по мишеням долбить можно, не уматывая заряжающего в хлам. А вот в боксах уже не так хорошо. Заряжающего на карусельный автомат заменили, осталось три человека в экипаже. Но количество работы по обслуживанию мотора, чистке пушки, натягиванию гусениц — оно-то не уменьшилось. Обслуживать машину четверо едва справлялись!

Увозили новый “объект” — всем батальоном плакали: хорошая машинка. Но не вводить же в танковых войсках отдельно техников, по примеру авиации. Во-первых, тылы всегда отстают, рано или поздно придется обслуживать машину в три лица. Во-вторых, с добавочными техниками каждый танк в цену самолета станет. Как там говорил Джузеппе Гарибальди: “Экономика есть война, и иного понимания ее мы не мыслим!” Умный человек, Италию основал, на истории проходили.

Хорошо хоть, по его совету частям постоянной готовности за все хлопоты доплачивают. Обычному рядовому срочной службы девяносто рублей, сержанту сто сорок. А здесь рядовой, с доплатами за хорошее вождение, как Тимофей Шкуренко, за меткую стрельбу, как Игорь Тожедуб, за “бесперебойное заряжание во всех положениях танка” — когда на крышу опрокинулись и Семиход извернулся холостой в пушку затолкать, помощь вызвать — рублей двести заберет. Командиру экипажа еще за лычки семьдесят пять, ну и за образцовое управление вверенным экипажем иногда премия перепадает. Если, конечно, в данном конкретном январе-мартобре мушкетеры не устроят чего-либо совсем уж особенного.