Эта работа продолжалась несколько месяцев. Бонифатиус ходил на занятия к Плотину, садился обычно в углу, чтобы никто не видел, чем он на самом деле занимается.
Однажды он позвал к себе Амелия. Когда тот пришел в его мастерскую, Бонифатиус подвел его к бюсту. Амелий сразу же признал Плотина — скульптура была очень похожа на оригинал.
Невольно Амелий ощутил волнение. Он сделал важное дело, обессмертил облик своего дорого учителя.
— Спасибо тебе, ты замечательно справился со своей работой, — похвалил скульптура Амелий.
— Это было не просто, — ответил скульптур.
— Потому что Плотин не захотел позировать
— Не только поэтому и даже не столько поэтому, — задумчиво протянул Бонифатиус. — Я редко видел такие лица.
— Вроде бы лицо достаточно обычное, — возразил Амелий. — Или ты увидел нечто такое, чего не заметил я?
— Не знаю, — как-то немного неуверенно произнес ваятель. — Ты прав, что на первый взгляд лицо обычное, похожее на лица многих римлян. Но иногда... — Он замолчал.
— Что же происходит иногда?
— Появляется необъяснимый отсвет, как будто это лицо из другого мира. Очень трудно уловить это выражение, оно крайне мимолетно, словно тень, возникает и тут же исчезает. Я не успевал сделать зарисовку.
— Понимаю. — Амелий задумался. — Что ж, получилось так, как получилось. В любом случае ты хорошо справился со своей работой. Вот твои деньги, — протянул он кошелек скульптуру. — Прикажи отнести изваяние ко мне домой.
Плотину он не стал говорить об его портрете. И когда через некоторое время переехал в Апамею, то взял скульптуру с собой. Этот портрет сохранился, и мы можем увидеть, каким был Плотин в своем земном воплощении.
42.
Каракозову уже несколько дней не получалось встретиться с Виолеттой. То не мог он, то не могла она. Но самое поразительное было даже не это, а то, что Каракозов желал увидеть женщину не для того, чтобы заняться с ней любовью — хотя это он тоже хотел — а для того, чтобы поговорить о Плотине. А если быть точнее, о своем труде о Плотине.
Это было так странно, что когда Каракозов осознал свое желание, то в первые минуты не поверил в его реальность. Он же не сошел с ума, чтобы организовать свидание с любовницей в первую очередь для того, чтобы обсудить давно умершего философа. Но эта мысль не исчезала подобной полуденной тени, и он был вынужден признаться себе, что так оно и есть.
Чтобы как-то компенсировать невозможность встречи он с курьером передал Виолетте свою найденную старую рукопись. Пусть пока читает, а когда они встретятся, будет что обсудить.
Впрочем, не только это беспокоило Каракозова. Совершенно неожиданно возникла одна проблема, которая сильно его мучила. Хотя с другой стороны, почему неожиданная, вполне можно было ожидать такого развития событий.
Некая инициативная группа вдов и жен погибших и воющих на фронте солдат подала заявку на проведение митинга против войны и за возвращение тех, кто еще жив, домой. Каракозов не сразу узнал об этом намерении; о нем сообщил ему Несмеянов. Каракозов сразу понял, что попал в ужасную ловушку.
— Что будете делать? — поинтересовался Несмеянов.
— А я тут причем, разрешение на митинг дает муниципальная власть, а я, если ты еще помнишь, губернатор.
— Я помню, Игорь Теодорович, только никто не хочет брать на себя ответственность. Вы же видели, какие лозунги выдвигают инициаторы митинга.
Какое-то время Каракозов молчал.
— А много их? И откуда они взялись?
— Говорят, что примерно сто человек. Они объединились после массовой гибели наших мобилизованных. Половина этой группы составляют вдовы.
— Черт! — вырвалось у Каракозова. — Как-то же можно без митинга урегулировать этот вопрос. Пусть подадут на мое имя петицию.
— Они не соглашаются.
— Откуда тебе известно?
— Им советовали так сделать, но они не согласились. Они требуют проведение митинга на главной площади города. Им предлагали другие места, но они не согласились.
— Почему они такие упертые?
— А вы не понимаете?
— Нет, раз спрашиваю.
— Потому что половина из них потеряли своих близких. А другая половина — возможно, скоро потеряет.
— С чего ты взял?
— Вам известно, что за последний месяц у нас в области на тридцать процентов возросло число похоронок.
Каракозов это знал, но ничего не ответил.
— От вас все ждут решения, — напомнил помощник губернатора.
У Каракозова от напряжения взмок лоб. Он был полностью на стороне этих выступающих против войны женщин, но он понимал, что если разрешит проведение митинга, то последствия для него могут быть самыми неприятными.
— Я должен подумать и все взвесить. Завтра решу. А ты можешь быть свободным.
Домой Каракозов приехал в скверном настроении. Татьяна сразу же это учуяла.
— Что-то случилось? — поинтересовалась она.
Каракозов несколько секунд колебался, стоит ли рассказывать жене о готовящейся акции. Но ему вдруг сильно захотелось поделиться с кем-то своими сомнениями; очень тяжело все носить в себе и не иметь возможность выплеснуть это напряжение во вне.
Он рассказал о возникшей проблеме.
— Ты еще сомневаешься! — воскликнула Татьяна. — Немедленно запретить. Ты понимаешь, чем тебе это грозит, если разрешишь?
— Понимаю.
— Тогда в чем дело?
— Многие из них потеряли своих близких — сыновей, мужей. Они имеют право заявить свою антивоенную позицию.
— А ты потеряешь свою должность. У нас увольняют и не за такой проступок. Завтра утром первым делом запрети митинг. И не думай об этом, твоей вины тут нет, такова ситуация. Пойдем ужинать, все готово.
Но не думать об этом не получалось. Каракозову очень хотелось забыться, но сон упрямо к нему не шел. Рядом посапывала жена, он же смотрел в потолок, его мысли крутились вокруг одной темы — предстоящего митинга. Ему всегда хотелось, чтобы от него как можно больше зависело в этом мире. И он добился своего. А сейчас проклинает эту возможность; насколько ему было бы легче, если бы от него ничего не зависело.
Каракозов заснул только под утро, проспал два часа, когда его разбудила Татьяна.
— Игорь, просыпайся, проспишь работу. А у тебя важное дело — запретить на митинг. Надо это сделать, как можно скорей.
Каракозов понял, что жена очень ясно понимает важность этого вопроса и не выпустит его из-под своего контроля. Она боится, что он способен поступить неразумно. И надо признать, что для этого у нее есть все основания.
Каракозов ехал на служебной машине на работу и продолжать размышлять о том, что же ему делать. В приемной его ждал руководитель местного управления ФСБ Дмитрий Николаевич Зенин. Они не часто встречались; при этом оба старались не искать конфликтов, за что Каракозов был ему благодарен.
— Жду вас, Игорь Теодорович, — поднялся при виде его руководитель ФСБ.
— Проходите ко мне, — пригласил Каракозов. — Раз пришли в такую рань, дело срочное, — сказал он, когда они вошли в кабинет.
— Более чем, — подтвердил Зенин.
Они заняли места, Каракозов за своим письменным столом, Зенин напротив него.
— Может быть, чай, кофе или что-нибудь покрепче? — предложил губернатор.
— Спасибо, нет на это времени. Вам известно о намечающемся митинге?
Предчувствие не обмануло Каракозова; едва он увидел в своей приемной руководителя местного ФСБ, сразу подумал, что он пришел именно по этому делу.
— Разумеется, — подтвердил Каракозов.
— И что собираетесь делать?
В данный момент это был самый трудный вопрос для Каракозова. Наверное, по-своему закономерно, что его задал ему именно этот человек.
— Я думаю.
— Думаете? — удивился чекист. — Можно узнать, конкретно о чем?
— Как поступить с митингом?
— И как вы собираетесь?
— Конституция позволяет всем гражданам страны проводить митинги и высказывать на них свои точки зрения, — сказал Каракозов, стараясь не смотреть лишний раз в лицо Зенина.
— Причем, тут конституция? У нас есть указание — не допускать никаких акций протеста. Вы получили его?
Каракозов вспомнил, что где-то с месяц назад администрация президента действительно прислала ему, как, впрочем, и другим губернаторам, такой документ.
— Получил.
— Следовательно, вопрос решен. Я вас правильно понимаю. — Зенин пристально посмотрел на Каракозова. Он не выдержал его взгляда и кивнул головой. — Вот и прекрасно, Игорь Теодорович. Я знал, что мы с вами на одной стороне. Но я пришел не только за этим.
— Что же еще? — не без труда выдавил из себя Каракозов .
— Мы намерены задержать инициаторов митинга. Вот список, в нем пятнадцать женщин.
Каракозов почувствовал, как мгновенно пересохло горло.
— А что надо от меня? — сухими, как пустыня губами, спросил он.
— Дело политическое, поэтому хочу согласовать с вами этот список.
— Здесь есть вдовы?
— Больше половины.
— Вам не кажется, это... — Каракозов не решился произнести слово "жестоко". — Они все-таки потеряли близких.
— Зато другим будет неповадно. Не волнуйтесь, ничего страшного с ними не случится. Посидят в изоляторе несколько дней, а затем отпустим. Зато урок получат на всю жизнь, больше организовывать митинги не захотят. Много раз проверено.
— Что мне надо сделать?
— Поставить подпись. Все остальное — наше дело.
Каракозов взял ручку и расписался.
— Вы правильно поступили, — удовлетворенно произнес руководитель ФСБ. Он даже улыбнулся, но внезапно выражение его лица резко переменилось, оно стало строгим, если не жестким. — Вам следует постоянно думать о своем досье, Игорь Теодорович, — негромким, но твердым голосом произнес он. — В нем должно быть как можно больше положительных записей. А вы не всегда уделяете этому делу должное внимание. — Зенин взял подписанный губернатором список и положил в карман своего дорогого цивильного костюма. — Теперь можно заняться этими смутьянами, — удовлетворенно произнес Зенин. — Не беспокойтесь, все будет хорошо.
Руководитель областного управления ФСБ вышел. Каракозов подошел к бару, налил пол фужера коньяка и выпил. Что он скажет Несмеянову, вдруг само собой подумалось ему.
43.
Они, наконец, встретились. Это был самый настоящий пожар страсти. Они долго не могли оторваться друг от друга. Каракозов, в какой уже раз думал о том, ничего подобного в его жизни еще не случалось, даже со Златой было немного все приглушенней. Или он уже кое-что подзабыл за давностью лет.
— До жути хочется есть, — произнесла Виолетта. — Занятие любовью возбуждает не только желание, но и сильнейший аппетит.
— Сейчас что-нибудь сварганю, — откликнулся Каракозов . — Я тоже проголодался, хотя вроде хорошо пообедал.
— Ты ходишь в столовую или ресторан? — поинтересовалась актриса.
Каракозов удивленно посмотрел на нее.
— Мне приносят еду в кабинет. Точнее, у меня есть небольшая комната для приема пищи.
— Я же забыла, что ты относишься к привилегированному сословию. Тебе это нравится? Только честно.
Каракозов посмотрел на Виолетту, она с явным любопытством ждала его ответа.
— Нравится, — как просила она, честно ответил он. — Я многим пожертвовал ради этого. Ты разочарована во мне?
Виолетта ответила не сразу.
— Нет. Мне нравится, что ты сказа правду. Если бы соврал, я бы сразу это почувствовала. Вот тогда была бы разочарована. Кстати, на будущее, я почти всегда безошибочно чувствую ложь. Так что не советую...
— Буду иметь в виду, хотя этим ты сильно усложняешь мою жизнь.
— Ну, так иди же за едой, сил больше нет, — взмолилась Виолетта.
Они с аппетитом поели. Виолетта откинулась на подушку.
— Теперь стало намного лучше, — промурлыкала она. — Я прочитала твою рукопись, — вдруг совсем другим тоном произнесла она.
— Всю?
— Ты слишком хорошо обо мне думаешь. Нет, конечно, где-то половину. Но, согласись, это тоже немало.
— Это даже больше, чем я надеялся. Что скажешь?
— Когда я читала, не могла отделаться от ощущения, что это писал не ты, а совсем другой человек.
— В какой-то степени так оно и есть. Моя жизнь разделилась на две части: с Плотином и после Плотина.
— Какая из них лучше?
Каракозов подумал, что для него это сложный вопрос, возможно, даже экзистенциальный. Поэтому ему так не хочется на него отвечать.
— Мне трудно ответить. Эти две жизни оказались очень разные. Ты права в том, что их, в самом деле, как будто прожили два разных человека.
— Разве так бывает, Игорь?
— И не такое бывает, — пожал он плечами.
— Но мне кажется, что ты сейчас возвращаешься из второй жизни в первую. Я правильно это почувствовала?
— После того, как я встретил тебя, в какой-то степени так оно и есть. Но это очень тяжелый процесс.
— Еще недавно тебе было жить легче?
— Да, — подтвердил Каракозов.
— Но тогда, возможно, есть резон нам расстаться. И у тебя не будет раздвоения личности.
— Ни за что! — горячо возразил Каракозов. — Ты самое лучшее, что есть у меня.
— Это-то я понимаю, — улыбнулась Виолетта, — но я вижу, как тебе сложно. И становится все сложней.
Каракозов вспомнил о недавнем разговоре с руководителем областного ФСБ. Незадолго перед тем, как отправиться на свидание с Виолеттой, ему доложили, что все аресты проведены. Он целый час сидел неподвижно в своем кабинете, никого не принимая. Впервые за много лет у него возникла мысль о самоубийстве. Разумеется, она была не серьезной, ни о каком суициде он не помышлял. Вот только почему-то начал об этом думать.
— Да, сложно, — согласился Каракозов. — Но кто сказал, что в жизни должно быть все легко и просто. Она сплошь состоит из противоречий. Особенно они остро воспринимаются людьми, занимающие ответственные посты. Бывают ситуации, когда не знаешь, как поступить. Это самый настоящий моральный выбор, которым наполнена вся мировая литература.
— Когда я читала твою рукопись, у меня возникло ощущение, что у Плотина не было такой дилеммы, он всегда знал, как ему следует поступать.
Каракозов кивнул головой.
— Это так, он ясно понимал, какой поступок ему следует совершить. Но он не был губернатором, ему не надо было принимать управленческих решений, от которых может зависеть судьбы большого числа людей. Да, он старался повлиять на императоров, но конечную ответственность несли они, а не он. Ты ощущаешь разницу между нами?
— Я понимаю, не настолько же я глупа. Хотя считается, что актрисам иметь ум ни к чему.
Каракозов лег рядом с ней.
— Даже если это так к тебе это правило не относится. Я всякий раз убеждаюсь, что ты умней, чем я предполагал. Меня это в тебе невероятно привлекает. Овладевать умной женщиной совсем не то, что глупой.
— Вот оно как, а я-то думала... — засмеялась Виолетта. — А если однажды почувствуешь, что я все же не столь умна...
— Уже не почувствую, — уверенно произнес Каракозов. — Рубикон перейден.
— Нельзя быть уверенным ни в чем. Как философ, ты должен это знать.
— Я знаю, хотя давно не философ. Да и никогда им не был. Но в данном случае это ничего не меняет.