Планета-мечта

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил С. Барнс.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 56778/90

Зафиксирован рост агрессивности в районе Угорских холмов (квадрат Љ 567). Рост незначителен, однако альфа-ритм чрезвычайно учащен. Мы дожидаемся подтверждения от полевых служб. По мнению К. Михайловой, у Царя-Ворона не много сторонников, активных сторонников, и все они сосредоточены в одном месте. Возможно, их лагерь находится у северной оконечности Угорских холмов. В сложившейся ситуации считаю необходимым подавление всякой агрессии как по отношению к работникам миссии, так и по отношению к представителям местного населения. Несомненно, что Комиссия по конфликтам в данном случае поддержит позиции человеческого населения планеты.

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил Т. Кун.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 578/9985

Руководителю миссии. Предлагаю нанести удар из ПСМ по району роста агрессивности незамедлительно, т.к. в данном районе начинается скопление представителей человеческого населения. Они собираются провести облаву, причем бургомистр Торже уже обращался ко мне с просьбой о предоставлении им так называемых излучателей, как для атаки, так и для обороны населенных пунктов. Речь в данном случае идет об излучателях гамма-волн, установленных на десантных транспортных средствах. Насколько мне известно, на Алатороа они не применяются, но на складе они должны быть, т.к. входят в стандартный комплект десантирования. Не знаю, известно ли вам об этом, поэтому напоминаю, что излучатели гамма-волн используются для отпугивания диких животных. Бургомистр уверял меня, что эти излучатели исключительно эффективно действуют на представителей всех нечеловеческих народов, аргументируя это тем, что они близки к животным. Я не слишком поверил ему, но проверил в архиве: этот факт был установлен, как оказалось, экспедицией Т. Михайлова, после чего и был введен запрет на использование на Алатороа гамма-излучателей.

Резолюция С. Барнса: возможно, использование в данной ситуации гамма-излучателей более приемлемо, чем ПСМ. Найдите гамма-излучатели и проверьте их рабочее состояние.

Ассоциация управления и развития

Подразделение исследователей

Экспедиция Т. Михайлова, "Спутник",

Регистрац. номер 3452КНО

Подготовлено Т. Михайловым

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА Љ 78990/КРО

Практика показала недопустимость использования на Алатороа передвижных гамма-излучателей. В процессе использования их в рекогносцировочных рейдах по поверхности планеты была выявлена особенность большей части местного населения, заключающаяся в негативной реакции на гамма-излучение, вплоть до полной потери сознания и даже смертельных случаев. Как руководитель экспедиции, открывшей планету, я полностью запрещаю использование на Алатороа гамма-излучателей до дальнейших исследований, которые, несомненно, будут проведены вышестоящими органами.

Ассоциация управления и развития

Миссия на Алатороа,

Восьмой галактический сектор, Љ 62.

Подготовил С. Барнс.

Докладная записка Љ 56

...Я считаю, что присутствие К. Михайловой на планете затрудняет работу местных служб. К. Михайлова эмоционально нестабильна и мешает работниками миссии проводить определенную политику в отношении зарождающегося конфликта, причем мешает сознательно. Ее вживание в местные интересы перешло все границы. Несомненно, К. Михайлова ценный и опытный работник, однако в данной ситуации она не способна себя контролировать. Ее приезд на Алатороа только усложнил ситуацию. Я считаю, что именно присутствие К. Михайловой и некоторые ее действия привели к усугублению конфликта и началу партизанской войны. Рекомендую заменить К. Михайлову другим координатором. В настоящей ситуации присутствие К. Михайловой на Алатороа может привести к самым тяжелым последствиям.

Руководитель дипломатической миссии

на Алатороа Стэнли Барнс

27. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, Угорские холмы, день двадцать седьмой.

Стэнли не хотел, чтобы я ехала тоже. Он считает, что сорты мне не доверят. Из-за того, что я названная сестра Тэя, а там и до Кэррона не далеко. Но я все равно приехала.

Они решили поиграть в солдатики — Стэнли и Кун. Рост агрессивности в Угорских холмах практически не наблюдается, растет только частота альфа-ритма. Я уверена, что, по крайней мере, Кэррон здесь, вряд ли на Алатороа сейчас есть еще хоть один маг, чья деятельность может создавать альфа-ритм подобной напряженности. Честно говоря, меня очень беспокоит это: откуда он черпает силы, ведь у него нет больше Жезла Тысячелетий. Я боюсь не столько его, сколько за него. Не знаю, что он собирается делать, но я боюсь, что любые его действия принесут прежде всего вред ему самому, потому что он-то не станет себя щадить. Он считает себя уже мертвецом, да так оно, наверное, и есть, только я все равно боюсь за него.

Все смерти, которые были, не имеют к нему никакого отношения, я уверена. В своем неприятии войны он довел ситуацию до собственного изгнания. Да и вообще, это не в его характере, я представить себе не могу, чтобы Кэррон отдал приказ убить кого-нибудь, он всегда уважал жизнь.... То, что произошло, скорее похоже на файнов, именно они убивают так — топят свои жертвы, потом подбрасывают тела на окраины деревень. Словно предупреждение.

...Здесь собрались жители степных районов, в основном, это затея бургомистра Торже. До сих пор я его не встречала. Это высокий мужчина лет сорока, чем-то похожий на Стэнли, только волосы у него темнее. На меня он смотрит довольно интересно — как на некую шпионку. Я впервые в такой ситуации и не совсем понимаю, как вести себя, если одна сторона конфликта считает, что я их враг и сторонник их противников. Прекрасное положение, лучше не придумаешь. А ведь, в сущности, правда. Там Кэр. Там... не знаю, кто, но все равно я больше за них. Там, может быть, файны. Там, может быть...

Из землян здесь, в основном, исследователи, командует всеми Кун. Стэнли приезжал и уехал, неодобрительно глянув на меня. Всего исследователей пятеро, все пилоты, и никого я не знаю. Они будут управлять излучателями. Кун тоже недоволен моим присутствием, но он все-таки показал мне по карте план облавы. Задумана она бургомистром, и из нее ничего бы не вышло, если бы не излучатели. Эти гамма-излучатели — жуткая вещь, кстати сказать. Животные от них просто убегают, а когда-то, я помню, слышала, что файны, например, от них умирают. Отчего-то на нелюдей гамма-волны оказывают такое вот воздействие, правда, не на всех. Тороны, например, ничего не чувствуют, и потом — они сами способны устроить нечто похожее.

Здесь собралось человек пятьдесят. Расположились на вершине безлесного холма. Дальше к северу все холмы покрыты лесом. Лес и безлесье разделяет долина Сунжи, главного притока Торжи; долина эта вся сплошь заросла вишневым кустарником. Сама Сунжа здесь мелкая и узкая, не шире ручья Духов, и жарким летом, бывает, пересыхает. Лето в этом году выдалось жаркое, но сегодня был на редкость прохладный день. Набегали тучи и уносились с ветром дальше, солнце выглядывало и светило ярко, но ветер был холодный. По всему видно было, что облава начнется не скоро, и я решила спуститься к Сунже. Я подумала, что в случае чего меня просто догонят: излучатели ведь на меня не действуют.

Склон холма был каменистый. Росли степные невысокие травы, кое-где цвела марахония, торчали метелки ковылей. Разговоры остались позади меня, и стало тихо. Я застегнула куртку: ветер действительно был холодный. У подножья холма начинались вишневые заросли, тонкие деревца были чуть выше меня — ровная, словно чьими-то руками насажанная поросль. Я шла, раздвигая ветви, словно в глухом лесу, а над головой моей сверкало солнце, и ветер метался туда и сюда. Скоро я вышла к Сунже — мелкому ручью, петлящему по песчаным наносам. Берега речки поросли мать-и-мачехой с тусклыми зеленоватыми листьями. Мелкий-мелкий ручеек, я в задумчивости перешла и пошла дальше. И до последней минуты я даже не думала о том, куда меня несет, я вообще ни о чем не думала. Я шла, очарованная переменчивой погодой, тучами, которые временами совсем скрывали солнце, темной зеленью, сырой песчаной почвой под моими ногами. Эти места были мне незнакомы, и я шла в совершенном успокоении всех чувств, оглядываясь по сторонам, и когда он появился передо мной, первым моим чувством было недовольство тем, что кто-то нарушает мое уединение. И лишь потом я поняла, кто это.

В этот раз я еще не видела их, но раньше, в детстве, видела, да и в любом случае, ошибиться было невозможно. Он был высокий, тонкий, в серо-голубых одеждах. Золото спутанных ветром волос струилось по плечам. Лицо было тонкое, с нервными неправильными чертами, золотистые, почти как у торонов, глаза казались слегка раскосыми. И словно сияние окружало его. Файн. Лицо, волосы, вся фигура была объята светом, не смотря на то, что солнце совсем скрылось за тучами. Они таковы, файны. А этот держал в руках заряженный арбалет, и направлен арбалет был на меня. Файн не сказал ни слова. Я, честно говоря, думала, что тут мне и пришел конец. Я не испугалась, просто подумала в каком-то оцепенении, что сейчас умру. От руки файна — не худшая смерть, в сущности. Но он лишь показал арбалетом, куда мне следует идти, и я безропотно пошла.

Вишневник скоро кончился, и пошел обычный широколиственный лес из дубов и кленов с рамарией и калиной в подлеске. У калины были уже зеленые ягоды, рамария отцветала, и вся земля и заросли ежевики усыпаны были мелкими желтыми лепестками. Если я замедляла шаг, острие стрелы (или что там у арбалета? болт?) утыкалось мне в спину. Пару раз я попыталась завязать разговор, но все было тщетно, он молчал, как убитый.

Я шла, путаясь ногами в плетях ежевики, все выше и выше по склону холма. Шагов моего конвоира не было слышно, зато впереди вдруг раздался шум, и навстречу нам из-за кустов рамарии появился кентавр.

Мы остановились. Кентавр был высок, гораздо выше меня, и ему неудобно было стоять на крутом склоне. Грудь у него была волосатая, и руки тоже. Рыжая, морковного цвета, кудрявая борода спускалась на грудь. Нестриженые рыжие кудри укрывали мощные плечи.

— Гленсторм? — сказала я неуверенно, глядя на пиратскую рыжую бороду и яркие голубые глаза.

Кентавр подбоченился.

— Кого это ты привел, а? — сказал он хриплым басом.

Я оглянулась. Слегка откинув златовласую голову, файн презрительно смотрел на кентавра, не собираясь удостаивать его ответом. Я снова повернулась к кентавру. В мочку уха у него была вдета веточка рамарии с наполовину опавшими цветами.

— Глен, — сказала я, — ведь это ты, да?

— Так это и есть Посланница? — пророкотал кентавр, — Отпусти ее, Фьол, ты, что, не видишь, что это княжна Севера? Дурак ты, дурак, Фьол, ведь она Царю тоже сестра, они ж с князем торонов побратимы. Да опусти ты свой чертов арбалет, я ее сам в лагерь отведу.

— Она шпионит за нами, — раздался за моей спиной переливчатый голос файна.

— Да-а, за тобой шпионить, много ума не надо, Фьол. Я возил ее на спине, когда она была маленькой, так что не лезь к ней. Она к Кэррону, наверное, пришла. Да, Ра?

— Он здесь? — спросила я.

— Да, а как же. Пойдем, девочка.

Он с трудом развернулся и взялся одной рукой за мое плечо — как клещами. Пальцы у него были толстые и горячие, даже сквозь куртку я чувствовала их жар. От него пахло потом и рамарией.

Он повел меня куда-то вбок, сжимая мое плечо. Куда делся файн, я не заметила.

— Глен, — сказала я, — Постой. Глен, да постой же!

Он остановился.

— Кэррон здесь, да? Глен, наши датчики зафиксировали здесь... в общем, активную магическую деятельность. Глен, что он задумал? Что он вытворяет? Ведь у него же нет Жезла, Глен!

— А не шпионишь ли ты и в самом деле, девочка?

— Не дури, Глен, я о нем думаю. А он о себе не думает. Откуда он берет энергию, Глен? Или у него Жезл?

— Нет, — сказал Гленсторм, — Жезла у него нет. Но ведь Царю нет и пяти сотен лет, девочка....

— При чем здесь это?

— Ведь он прожил едва половину того, что ему отпущено. Его жизненные силы велики.

— Идиот! — крикнула я, — Я так и знала, так и знала! Что же он делает, ненормальный!

— Может быть, ты и права, девочка, — отозвался Глен печально, — Второй день он не может даже подняться. Но мне казалось, он просто болен. С тех пор, как они умерли... как его народ погиб... с тех пор он гаснет не по дням, а по часам.

Я закрыла глаза. Вообще-то, у воронов есть какая-то ментальная связь, и, наверное, гибель всего народа тоже тяжело отозвалась на Кэрроне. Два дня не может встать, Господи!

— Отведи меня к нему, ладно?

Гленсторм покачал головой, внезапно задумавшись.

— Может, и не стоит, — сказал он, — Царь не обрадуется, если ты увидишь его таким.

— Мне плевать, что он не обрадуется! Господи, Глен, у него мозги отшибло, но не у тебя же! И еще, — я схватила его за руку, — послушай меня внимательно. От Кэррона толку, видно, не будет. На вас готовиться облава, и у них излучатели, Глен. Помнишь излучатели? Так вот, собирай всех и уводи отсюда. Уводи подальше.

— Куда мне их вести?

— Может, на поляну Лэмптон? — сказала я, — Отведи меня к Кэррону и уводи их. Идем же, Глен, идем же...

И я потянула его за руку.

Никого, кроме Глена и того файна, я не увидела. Гленсторм привел меня на маленькую поляну, где росла тимофеевка и колокольчики. Огромный дуб стоял на краю поляны, такой, что внутри можно было устроить целую комнату, а потом я увидела, что комната там и была. С другой стороны ствола была широкая трещина, в которую вряд ли пролез бы кентавр, но я прошла бы спокойно.

— Он там, — сказала Глен тихо.

— Там?

— Да. Я уведи всех и вернусь за ним. Идти он не сможет, и ты, девочка, его тоже не утащишь. Хоть Царь и исхудал так, что смотреть страшно. Ты-то что-то не выросла, девочка, кажется, и тогда такая была.

— Ну, уж, — сказала я, обидевшись, — Ладно, иди.

Нервно я пригладила волосы. Кентавр как ни в чем не бывало оправился куда-то в лес, оставив меня одну. Я зашла внутрь.

Пространство здесь было узкое, темное, наполненное древесным, почти невыносимым запахом. С краю набросана была трава и ветки, земляной пол замусорен. Возле самого входа на земле валялась мокрая тряпка. Кэррон лежал у стены, на ветках и траве, сам по виду мало отличаясь от этой кучи. Колени подогнуты, он со своим немалым ростом просто не вмещался здесь. Одна штанина была порвана, и из прорехи торчало голое грязное колено. Рубаха вся перекрутилась. Голова его лежала ниже плеч, на скуле было пятно засохшей грязи. Глаза были закрыты.

Я села рядом на землю, уткнувшись подбородком в колени, и стала смотреть на него. Что мне делать, я не знала. Совсем бескровное, восковое лицо. Синеватые веки. В спутанных волосах полно мусора. Долго я сидела так и просто смотрела на него. Все это было так — страшно и бессмысленно. Снаружи был летний день, и облака плыли по небу, и птицы чирикали в траве, а здесь — здесь казалось, будто ты на свалке. Этот мусор на полу. Не знаю, не знаю! Вот, казалось, кто-то говорил мне, вот как умирают изгнанники. Не умирают даже — подыхают. Так подыхают дворовые собаки из тех, что роются на помойках и от всех получают только пинки. Вот так ложиться грязный облезлый пес и подыхает, корчась в муках, с ощущением полнейшей своей ненужности. Боже, о чем я?! Что я несу, Господи? Что же я несу?