Королевская кровь-4. Связанные судьбы

— Слушаю, — раздался в трубке суховатый голос бывшего начальника. — Надеюсь, ты не просто поболтать? Времени нет.

— Поболтать, — благодушно согласился Люк, закуривая и подходя к окну — отсюда он хорошо видел лесопарк и, приглядевшись, рассмотрел копошащихся на месте покушения полицейских. — Я в своем родовом замке, Майло. Ночью вышел погулять и нарвался на двух убийц.

— Живым кто-то остался? — поинтересовался Тандаджи.

— Я, — хмыкнул Дармоншир. — Нужна помощь, господин начальник.

— Не сомневаюсь, — ровно ответил тидусс. — У тебя три минуты, излагай.

— Подскажи мне местных сыщиков, которые неболтливы. Наверняка ведь наши здесь с кем-то сотрудничали.

— Не хочешь отдавать на откуп Управлению? — удовлетворенно похвалил его полковник. — Рад, что мозги твои не остались в Рудлоге. Хотя Розенфорд будет недоволен.

— Он тридцать восьмой в списке наследования, — сказал Люк вкрадчиво, — был тридцать восьмым, точнее. Сейчас двадцать пятый. Если кто-то убирает наследников Инландера, есть подозрение, что этот кто-то приближает себя к трону.

— Это не подозрение, а очевидность, — раздраженно ответил Майло. — А ты какой в этом списке, мой догадливый друг?

— В этом-то и закавыка. Я далеко за третью сотню, слава богам. — Люк увидел управляющего, который подходил к крыльцу в сопровождении замкового мага, оглянулся на гардероб, где висела отглаженная рубашка. — А после первой десятки с наследованием короны начинается такая ерунда, что разобрать без генетика невозможно. Ты знаешь, да?

— Нет, — сухо сказал Майло.

— Если убрать прямых наследников, двоюродных братьев-сестер нынешнего короля, его дядь и теть, то никто не сможет предположить, кого из оставшихся ближайших родственников выберет корона. Это зависит от силы крови. Ребенку от брака двух не самых близких родственников короля может перепасть удачный набор генов и его кровь будет сильнее, чем у сына принцессы крови и слабого аристократа. Но я при любом раскладе никаким боком к наследованию не приложим. Мой прапрадед был младшим братом короля, правившего три века назад. С тех пор Инландеры знатно расплодились.

— Нет времени, — прервал его Тандаджи, — задавай свой вопрос, Кембритч.

— Чем я в таком случае могу мешать? — коротко озвучил Люк.

Майло помолчал в трубку — словно колебался, и герцог насторожился.

— Думай, Кембритч, думай. Я бы поставил на то, что засуетились, увидев, как Инландер приблизил тебя к себе. Но это, сам понимаешь, мои предположения. Закапываться глубоко у меня нет возможности, мне и внутри Рудлога дел хватает. Но. Заговорщикам всегда нужны лояльные или запуганные люди, с которыми легко договориться. Откровенных идиотов среди вашей аристократии не так много, и, если наши предположения верны, новый монарх должен быть чист, как младенец, обладать безукоризненной репутацией, чтобы никто не посмел предположить, что это он порешил соперников, и не захотеть снять с трона уже его.

А как с тобой договоришься? Ты — темная лошадка, вдруг выскочившая на политическую арену. И слово Дармонширов в Инляндии всегда было весомым. Купить тебя невозможно, только убрать или запугать. С твоим состоянием — оно второе после королевского, да? — точно не купишь.

— Ты и это знаешь, — проворчал Люк в который раз. Затушил сигарету, снова посмотрел в сторону лесопарка.

— Знаю, — ответил Тандаджи ехидно. — Так что береги семью, Кембритч. Это твое слабое место. Мой человек выйдет с тобой на контакт, даст информацию по сыщикам. А пока, добрый тебе совет, налаживай связи в свете. Если будет заварушка — они тебе понадобятся.

Майло Тандаджи, положив трубку, посмотрел на заваленный делами стол, тяжко вздохнул, благо в кабинете никого не было. Нужно признать, что с объемом работ он не справлялся. Внешняя разведка безбожно провисала, и очевидно назрело разделение ведомства. На Управление внутренней безопасности и Управление внешней разведки. Тандаджи поколебался немного, затем набрал номер на телефоне.

— Игорь Иванович, зайди ко мне, — попросил он. — Есть разговор.

В следующие несколько дней Люк вымотался до невозможности. Он посетил верфи, рыбоперерабатывающий завод, мебельную фабрику, институт, расположенный на территории герцогства. И пусть они с управляющим перемещались с помощью Зеркала, да и общение занимало не так много времени — краткий отчет, экскурсия по производству, знакомство с рабочими, — но подобное всегда его утомляло. Люк не собирался вникать в управление финансами, и посещения эти были данью вежливости. Все успешно, жалоб нет, просьбы переданы на рассмотрение — и ладно.

А вот последний объект — научно-магический исследовательский институт — Кембритча заинтересовал. Дед был членом попечительского совета и самым значимым спонсором и в завещании особо указал: он хочет, чтобы наследник продолжил его деятельность.

Современное, сверкающее стеклом и пластиком заведение находилось недалеко от замка Дармонширов — можно было даже рассмотреть башни Вейна, пока директор сопровожал Люка по этажам, показывая лаборатории, где работали маги, испытательный полигон, аудитории для приезжающих из центральных университетов студентов.

— А здесь, — сказал он, выводя герцога в огромный внутренний двор, — вотчина нашего знаменитого специалиста, профессора Черныша Данзана Оюновича. Он один из старейших магов в мире и довольно нервно относится к посетителям, извините, ваша светлость.

— Я его вполне понимаю, — усмехнулся Люк, подходя к ограде, за которой на пожухлой траве паслись лошади. Только они были какими-то необычными. Двое кружили друг напротив друга, выгнув спины, и странно хрипели с подвываниями. Еще одна, развалившись на траве, вылизывала себе ногу. Черненькая маленькая кобылка гоняла копытом большой мяч, загребая его, припадая на него грудью, прикусывая большими зубами. Ну чисто кошка с игрушкой.

Люк озадаченно посмотрел на директора; тот ответил смеющимся взглядом.

— Они ведут себя как коты, — удивленно произнес герцог.

— Совершенно верно, — раздался сзади низкий, тяжелый голос. — Ласточка, иди сюда!

Люк обернулся. К ограде подошел высокий пожилой человек в белом халате с хищным лицом, кивнул герцогу, постучал по деревянной перекладине — и черненькая кобылка подскочила к нему, подставила загривок и захрипела от поглаживаний.

— Это она так... мурлычет, надеюсь? — Вообще это было больше похоже на агонию, но Кембритч решил уточнить.

— Данзан Оюнович, — вмешался директор, — позвольте представить: его светлость Лукас Дармоншир.

Его светлость хмыкнул — этикет был нарушен вопиюще, потому что ему должны были представлять, а не его.

— Я знаю, — маг улыбнулся тонкими губами. — Вы можете идти, господин Ранти, я сам все покажу герцогу.

Директор молча удалился, и сразу стало понятно, кто тут главный.

— Мы были дружны с вашим дедом, — сказал Черныш Люку, — удивительной силы был человек. И понимал необходимость двигать магическую науку вперед. Собственно, без него у меня не имелось бы столь превосходно оборудованного места работы.

— Я вас не помню, — с сожалением признался Люк, осторожно положив руку на круп похрипывающей кобылке.

— Зато я вас помню, — маг с интересом оглядывал его, и герцог чувствовал себя подопытным животным, — вы были совсем крошечным, крикливым и умещались у матери на локте. Да, сколько же лет прошло? Тридцать? Сорок?

— Тридцать пять, полагаю, — ответил Люк. Кобылка изогнулась, начала тереться об ограду. — Как такое возможно? Чтобы она вела себя как кошка?

— Это последствия моих не самых этичных опытов с аурой, ваша светлость, — легко ответил Черныш. — По сути, аура — это то, что отличает живое от неживого. Аура — энергетический сосуд, в котором отражаются свойства существа. Каждому человеку, каждому живому организму свойственен свой рисунок. Изменить ее невозможно, это общее положение. Но можно... как бы доступнее...

На "доступнее" Люк не обиделся — ему было интересно.

— Можно сделать слепок ауры другого существа и наложить его на ауру подопытного. Замаскировать, наверное, так понятнее будет. Тогда тигр будет воспринимать ягненка с измененной аурой как своего тигренка. А ягненок, в свою очередь, будет ощущать себя тигром. Не только тело воздействует на ауру; верно и обратное. Но тут уже дело этики — подобные животные не являются ни полноценными тиграми, ни овцами. Можно сказать, они приобретают шизофрению.

— Но зачем? — спросил Люк и с сочувствием глянул на кошколошадь.

— Наука не терпит сентиментальности, ваша светлость. Вы знаете, как мало у нас рождается детей с магическим даром. И даже среди тех, кто обладает им, по-настоящему способных освоить основной курс магии — жалкие сотни. А если привить им в младенчестве слепок с ауры сильного мага? Да, ребенок потеряет часть своей индивидуальности, его характер, скорее всего, будет неустойчив, зато он получит нужную обществу силу. Жаль, — вздохнул маг сокрушенно, — что исследования на детях запрещены. Вот, приходится оттачивать на животных.

Он хлопнул Ласточку по крупу, и та поскакала к остальному зверинцу.

— Вы потрясены, ваша светлость? — Черныш поглядел на него, чуть склонив голову, и стал похож при этом на большого черного ворона.

— Мне сложно это принять, — признался Люк. — Я склонен думать, что боги мудры и посылают нам столько силы, сколько необходимо.

— Боги, — усмехнулся Черныш. — Богам нет до нас дела, Дармоншир, поверьте моему опыту. У них свои, божественные проблемы, которые, к сожалению, прямо отражаются на мире. Они вмешиваются крайне редко, фактически переложив ответственность за происходящее на людей. Ваш дед, кстати, понимал необходимость этих исследований.

— Он распорядился, чтобы я не лишал вас поддержки, — успокоил его Люк. — Благодарю за лекцию, профессор. Мне пора.

— Рад был увидеть вас в добром здравии, — задумчиво сказал маг. — До свидания, ваша светлость.

Вечером Люк стойко перенес встречу со столичными следователями, общение с начальником Управления госбезопасности Инляндии Розенфордом, заверившим его, что все усилия по поиску заказчиков будут предприняты. Отстоял прием и знакомство еще с двумя сотнями людей — аристократами, мэрами городов, высокими чинами герцогства. А в пятницу утром с облегчением сел в свою "Колибри" и помчался обратно в Лаунвайт. Впереди был Серебряный бал.

Глава 8

Пятница, 18 ноября, Иоаннесбург

Марина

— Девочка моя, — смешливо сказал мне Мартин с типично мужским превосходством, когда я позвонила ему в четверг во время обеденного перерыва, — прекрати паниковать. Ты восхитительно выглядишь даже с температурой и опухшим носом. Поверь мне, редким женщинам это дано. В конце концов, наколдую тебе иллюзию, это будет даже пикантно.

— Пикантно будет, когда иллюзия слетит, и я окажусь в белье посреди зала, — отрезала я язвительно. — Вообще ты должен сейчас каяться, что так поздно сообщил, и уверять меня, что все будет хорошо. Открою тебе страшный женский секрет, — наставительно добавила я, — одежда — наш щит и наше оружие, а ты заставил меня выбирать ее второпях.

— Все будет хорошо, — повторил он с интонациями доброго терпеливого психотерапевта. — Что бы ты ни выбрала, уверен, это будет убийственней боевого листолета. А если ты сейчас не прекратишь, я начну обсуждать с тобой фасон своего жилета. Выдохни. Еще раз, принцесса.

Я злобно пыхтела в трубку, он посмеивался, ехидная Марина внутри меня и вовсе умирала со смеху, глядя, как я переживаю из-за какого-то платья. Хотя, конечно, не из-за наряда я волновалась. И не бала я ждала.

Все же мужчины — бесчувственнейшие создания. И Мартин, при всех его достоинствах, исключением не оказался. Они искренне не понимают, как трудно найти наряд, который не просто хорошо на тебе сидит, но и соответствует тебе, твоей сути, твоему настроению.

Правда, в четверг вечером, когда я заходила в свою гостиную — уставшая после смены, с головной болью, — моему настроению лучше всего соответствовало бы платье из колючей проволоки. И серебряное, и точно ни у кого такого не будет. Можно еще ток пустить по колючкам для полного эффекта.

Я, видимо, выглядела такой нездоровой, что бедный помощник Зигфрида, ежедневно отрабатывающий повинность по транспортировке меня в госпиталь и обратно и терпевший мои попытки быть любезной, не выдержал и на выходе из Зеркала предложил мне тоник для снятия усталости. Он забавно смущался, краснел, и у меня возникло подозрение, что парень ко мне неровно дышит. Наверное, у него развился синдром жертвы.

Но тоник взяла. Мало ли что.

— Все готово, госпожа, — почтительно произнесла горничная, принимая у меня сумку. — Я позову Доминику, как только распорядитесь. Перекусите перед примеркой?

Мария, спасительница моя, целую неделю на пару со стилистом обзванивала столичные и заграничные модные дома и требовала привезти к четвергу наряды нужного цвета и фасона.

— Мне кофе, Мария, — сказала я, направляясь в спальню. — Я в душ, минут через двадцать зови.

Доминика была терпелива, как кошка, ожидающая мышку у норы. Я отвергала одно переливающееся одеяние за другим, вешалка настораживающе пустела, отвергнутые платья сиротливо лежали на креслах, и все было не то.

— Я похожа на куклу, обернутую мятой фольгой, — раздраженно заявила я после примерки очередного шедевра. — Или на курицу в пакете для запекания.

Курицей я была, признаться, худосочной.

— Оно прекрасно на вас смотрится, ваше высочество, — тактично сообщила Доминика. — За ночь портниха укоротит подол...

— И отрежет бант? — я подергала огромный серебряный бант, зачем-то прикрепленный на талии спереди.

"Интересно, для кого это ты так тщательно наряжаешься?"

Я заскрипела зубами.

— Давайте еще вот это попробуем, — поспешно сказала стилист, приняв мое зверское выражение лица на свой счет.

— Сначала покурю, — я решительно подобрала пышную юбку и направилась к столику с сигаретами. Забралась в кресло с ногами и удовлетворенно выдохнула дым, рассматривая платье, которое Доминика держала в руках. Оно было серым, атласным, с деликатным приглушенным блеском. Строгое, несмотря на открытые плечи и широкую юбку, оно казалось бы слишком скромным, если бы не едва заметная драгоценная пыль, мерцающая серебряными цветами при движении.

— К нему нужно колье, — задумчиво сказала я, сделала еще затяжку, затушила сигарету и поднялась. — Простое, кольцами, до ключиц. Совсем простая полумаска. И длинные серьги. Давайте мерить.

Это было оно. Мое платье. Доминика скромно и торжествующе улыбалась, Мария восхищалась:

— Ах, какая у вас в нем талия! Ох, как идут сюда эти серьги! Какая вы красавица, моя госпожа, тоненькая, как тростиночка!

Я с удовольствием послушала панегирики в свой адрес и решила, что жизнь прекрасна. Переоделась и отправилась на семейный ужин.