Хордыш Кам

Сбавивший на повороте скорость поезд, явно опытный машинист которого, заметил раскуроченное полотно, начал плавно тормозить. Пышущему паром заревевшего гудка, и визжащий начавшими реверсировать колёсами, паровозу удалось остановиться буквально в пяти метрах от изогнутых от взрыва рельс. Охрана, расположившаяся на переходных площадках, закончив после поданного сигнала выкручивать тормозные колёса, тут же приготовилась к бою, нацелив карабины в сторону леса. Только это им не помогло, обратного хода поезд так и не дал. Жунка, двумя меткими выстрелами упокоила машиниста и его помощника. Сделала она это без каких-либо угрызений совести, так как на них была одета спецовка имперских железнодорожников. Единственная заминка произошла, когда она рассмотрела через оптику испуганное лицо помощника машиниста. Это был безусый подросток, с перемазанной угольной пылью мордашкой, хуже того, из его округлившихся от ужаса глаз текли слёзы, а подбородок трясся от нервной дрожи. Потребовалось целых три секунды, для тяжкой борьбы женщины с овладевшим ею ступором. Однако, долг победил, отдача выстрела толкнула в плечо, а голова подростка дёрнулась и ..., упав, мальчишка исчез из поля зрения. Не успевшее зачерстветь сердце снайпера "пропустив удар сжалось", а грудь сковала удушающая тяжесть. Благо впрыснутое автоматической аптечкой лекарство, и соответствующее воздействие нейросети привели нервы Жунки в порядок. Затем, уже без каких-либо душевных терзаний, женщина приступила к отстрелу конвоиров. Била по тем, кого она могла увидеть в оптику своей усовершенствованной снайперской винтовки. (В усовершенствование входили, автоматическая перезарядка, съёмный магазин на десять дозвуковых патронов и глушитель.) Пусть оружие стреляло не совсем бесшумно, но, звук его выстрела был сильно приглушён, да и пламя вырывающихся раскалённых газов было малозаметным. Дальше, по команде Кама, короткими очередями своих пистолетов-пулемётов отработали остальные бойцы.

Потратив пару минут на "контроль" вражеских тел, трое партизан устремились к теплушкам, четверо бойцов, выискивая на открытых платформах, везущих на переплавку битую технику выживших, или спрятавшихся недругов, найдя, оных добивали их. Только после этого, с дверей грузовых вагонов были сбиты замки, и они были открыты. Для окончательного осознания звериной сущности вояк Дейской империи, нужно было увидеть изможденных детей, доведённых мучителями до состояния, когда им было всё равно, куда их заставляют идти и что прикажут делать. Можно назвать чудом, когда плотно "забившие" теплушку подростки, среагировали на то, что их освободили, и не сдерживая рёв и слёзы, начали покидать свою "тюрьму на колёсах". Впрочем, глаза многих бывалых воинов, которые помогали детям спускаться на насыпь, так же "оросила солёная влага". Что объединяло всех солдат? От овладевшего ими праведного гнева, на их скулах перекатывались желваки, а стиснутые в гневе зубы, скрежетали с такой силой, что казалось, будто они вот-вот раскрошатся, или сотрутся до корня.

Утро назначенной казни заложников, было, как назло, ясным и приветливым. Что только усиливало отчаяние в душе приговорённых к повешенью людей, которые с тоской смотрели на небо через решётку небольшого оконца их переполненной камеры. В то же время, в элитном квартале города Горлица, у принявших новую власть обитателей, начало дня не означало окончание их жизненного пути. Здесь, не смотря на оккупацию, был отдельный мирок, недоступный для безродных обитателей. Этот район с его идеально чистыми тротуарами и мостовой, буквально "утопал" в зелени деревьев. Была здесь особая, выделяющаяся на этом фоне улица, на которой стоит огороженное кованным декоративным забором старинное здание. Именно этот двухэтажный архитектурный шедевр, был самым красивым из трёх знаменитых достопримечательностей, губернской столицы. По местной легенде, это было лучшее детище какого-то известного на весь мир зодчего позапрошлого века. Как подтверждение этой исторической байки, до оккупации этот особняк являлся резиденцией семейства светлых князей Хтара-Бернерских. И как это не странно, за время активных боевых действий, на этот "земной рай", не упал ни один снаряд, или бомба. Сейчас же, этот дворец был занят комендантом оккупационной администрации и его многочисленной прислугой, которую он, получив назначение на эту должность, привёз собою.

Стоило первым солнечным лучам осветить мраморный фасад особняка, а вместе с ним занавешенные золотистыми портьерами окна спальни, как генерал Дейген проснулся. Несколько минут, лёжа в приятном полумраке алькова, он придавался утренней неге. Что было не мудрено, ведь назло ставшим привычными утренним проблемам с самочувствием, именно сегодня он был бодрым и полным сил, чего с ним давно не бывало. Даже не так, за эту ночь Гейлиц не разу не проснулся. Обычно, его ночь состояла из череды пробуждений, во время которых, он, терзаемый мыслями о служебных и личных проблемах, долго ворочался, и засыпал с большим трудом.

Это наслаждение давно забытого ощущения истинного блаженства, вызванного лёгкостью полного энергией тела, было прервано вошедшей прислугой. Нехотя встав с постели, Дейген недовольно посмотрел на поздоровавшихся с ним и присевших в реверансе троицу девиц, на что, он небрежно им кивнул. Следом за прелестницами, в сумрак огромной спальни, вошёл чопорный старик, флегматично кативший перед собою портняжный манекен, на который была одета парадная форма Гейлица. Полный достоинства престарелый лакей, сопроводил хозяина в уборную, где после завершения утренних процедур, помог коменданту облачиться в мундир. Тем временем, вымуштрованные девушки, расшторив окна, выстроились вдоль стены, где, потупив взгляд, ожидали, когда еле слышно напевавший незатейливый мотив хозяин их покинет, направившись в столовую. Лишь после этого они приступили к уборке.

Ровно через час после пробуждения Дейгена, когда к парадному подъезду подъехал служебный автомобиль, комендант вышел из открывшейся перед ним двери парадной, и со свойственной ему вальяжностью начал спускаться по широким ступеням. Затем, подойдя к машине, генерал-лейтенант, без эмоционально выслушав уставное приветствие водителя, распахнувшего перед ним дверцу автомобиля, слегка обозначил ответный кивок. Именно в этот момент, на втором этаже взорвалось маломощная мина, и из окон хозяйской спальни, вылетели стёкла. Почти без интервала, за забором противоположной усадьбы, что-то глухо грохнуло и в воздух взметнулся ворох листовок. Листки разлетались, кружили, устилая собою мостовую подъездной дороги. Дейген, обладающий отличной выдержкой и опытом ведения боевых действий, если и среагировал на произошедшее, то никак этого не проявил. Он, неспешно обернувшись, флегматично посмотрел на зияющие чёрными провалами огромные окна своей спальни, после чего, перевёл взгляд на валяющиеся возле дома мелкие осколки стекла. Затем, генерал-адъютант перевёл взгляд на упавшие у его ног несколько листов с каким-то печатным текстом, лишь удивлённо изогнул бровь.

— Олвайн, что это такое? — кивком указав на листовки, сдержано поинтересовался комендант, у передёрнувшего от испуга шофера.

— Бандиты взорвали одну из комнат вашей резиденции, господин генерал-адъютант. А это, — капрал указал рукой на листовки, — как мне кажется, их послание для вас.

— Я тоже так думаю. Если бандиты хотели меня убить, сделали бы это ночью. А так, разбойники пожелали меня всего лишь напугать. А здесь, — новый кивок на листки, — эти мрази выдвинули мне ультиматум.

— Мне поднять эту листовку и прочитать её?

— Не стоит. Будем выше этих тварей, и мне, наплевать на их угрозы. — с этими словами, генерал-адъютант, показательно вытер ноги о упавшие к рядом с ним листовки, и не поворачиваясь к водителю, проговорил. — Поехали.

Тем же утром и в то же время. На этот раз, события происходят на большой площади, заполненной громко и нервно галдящей толпой. Собравшиеся здесь обыватели толпятся перед белокаменным храмом Светлого, однако, никто не стремиться не только в него войти, но даже не приближается к нему. Здесь же, на каменной брусчатке, прям в центре площади, стоит недавно сколоченный, длинный эшафот, брёвна и доски которого ещё не успели потемнеть. На этой, ещё пахнущей древесиной скорбной площадке, в ожидании своей казни, стоит десяток заложников. Причём, каждый из приговорённых к повешению обывателей, располагается перед своей табуреткой, над которой весит приготовленная для них пеньковая петля. Вдобавок, руки этих несчастных туго связаны за спиною, от чего они начали неметь, на что те, кого вот-вот лишат жизни, не обращают внимания. Некоторые из, обреченных на смерть горожан, смотрят на храм, при этом беззвучно читают молитвы. Другие, временами, со страхом поглядывают на стоявшую рядом с их помостом трибуну, на которой ещё никого не было, затем переводят взгляд на перекладину с петлёй.

Вернёмся во времени к моменту, когда заложников ещё не привезли. В доме напротив виселицы, возле закрытых горизонтальными жалюзи слуховых окон, расположились три снайпера, которые на данный момент отдыхали. Один из их вторых номеров, устроив себе импровизированный пост наблюдения, смотрел за тем, что происходит на храмовой площади. Важный момент, все мастера меткого выстрела, если не считать двух бойцов охранения, лежат на сооружённых на стропилах дощатых площадках. Небольшой уточнение, для изготовления стрелковых позиций, использовались доски, этой ночью выломанные из расположенного в соседнем дворе ветхого сарая. Благо, в этот самый шумный момент подготовки к акции, никто из жильцов трёх домов не обратил внимания на характерные для подобного акта вандализма звуки. Может быть имелись хозяева квартир, чей сон был чуток настолько, что он был прерван, скорее всего так и произошло. Допустимо даже то, что, подойдя к окну, эти люди ", выглядывая из-за штор, наблюдали за странными "ворами, однако они побоялись подымать шум, сочтя происходящее в их дворе меньшим из зол. Не в этом суть, главное, что с рассветом, дремлющие на чердаке, партизаны, как только перед выбранным ими домом начал собираться народ, были разбужены своими вторыми номерами.

Когда к площади подъехали три крытых тентом военных грузовика, притаившиеся снайперы, в очередной раз проверили боеготовность своих винтовок и замерли. Они видели, как из двух прибывших автомобилей выгрузились имперские солдаты, которые о чём-то меж собою переговариваясь, приступили к наведению порядка. Угрожая применением оружия, служащие комендантской роты, оперативно оттеснили толпу от трибуны и подготовленной для сегодняшней казни конструкции, затем, замерли неподвижными изваяниями. После этого, как по команде, из средней машины, сидящие в ней же охранники, грубо "извлекли на солнечный свет" жертвы предстоящего убийства, выстроили их в колонну и не сильными, но болезненными толчками прикладов в спину погнали несчастных на эшафот. Наблюдавшая за этим безобразием толпа, на время утихла, а первые ряды, на сколько смогли, отшатнулись назад.

Стоило приговорённым к смерти заложникам подняться по ступеням и остановиться, каждому перед своей петлёй, как Первуша прильнул к оптике винтовки. С трудом сдерживая нахлынувшие на него эмоции, Бортник, прикусив губу, рассматривал лица людей, которых он, вместе с бойцами собирался спасти. Первым чьё лицо он увидел через окуляр, был седой мужчина среднего возраста, который отрешённым взглядом смотрел перед собою, казалось, ему было всё равно, что вскоре произойдёт с ним. Следом, удалось рассмотреть бледную как мел женщину, которая мокрыми от слёз глазами, взирала на храм, и шептала молитву. Рядом с нею, стояла русоволосая девушка, чьи щёки "пылали" не естественным румянцем, она как зачарованная смотрела на весящую перед нею "верёвку". В её переполненных слезами глазах, было столько ужаса и отчаяния, что у Первуши защемило сердце. Он, поражённый увиденным, не обратил внимание на то, как мелкой дрожью, от страха трясся её подбородок. С трудом переведя оптику прицела на следующего заложника, боец увидел парня, который с полной ненавистью взглядом, смотрел в спину стоявшему в оцеплении имперцу.

— Папа, — Бортник услышал по личной ментальной связи голос Эльзы, — не береди себе душу. Иначе, не сможешь стрелять без промаха и запорешь задание.

— Доча, я спокоен как никогда.

— Ага, спокоен. Будто я не вижу.

— Отставить разговоры. Лучше наблюдай за обстановкой. — осознав, что умная аптечка, уже не первый раз впрыскивает в его кровь "лекарство", мужчина всё же отложил винтовку и опустив голову, прикрыв глаза, постарался расслабиться.

Отредактировано

Машина коменданта, появилась на площади точно в назначенный час. Что, мгновенно заметил дежуривший наблюдатель снайперской группы. Он, в тот же миг, через нейросеть, доложил об этом своим товарищам, и ... Через несколько секунд, все они наблюдали как лимузин неспешно въехал на древнюю брусчатку, сделав это со стороны храма. Презентабельный автомобиль, громко урча своим мощным двигателем, медленно катил по площади, по той её части, куда по определению, во время подобных устрашающих акций никого из горожан не допустили. Когда чёрный, блестящий никелированными бамперами красавец подъехал к ведущим на трибуну ступеням, он, не выключая движка замер. Одновременно с этим, один из стоящих у лестницы имперских часовых, отчеканив несколько шагов остановился, и церемониально, в несколько выверенных движений открыл дверь авто Гейлица. После чего, генерал-адъютант, выбрался из салона, небрежно поднёс ладонь к козырьку своего головного убора, поприветствовав этим всех вытянувшихся в струнку бойцов комендатуры. Постояв так пару секунд, горделиво держа осанку, Дейген, не оборачиваясь на идущую за ним свиту из трёх полковников, взошёл на трибуну и величественно, как будто он являлся императором, подошёл к своему креслу.

— Вот сволочь. — зло высказалась по ментальной связи Эльза, прильнув к прицелу. — Мало того, что, играя на публику, выступает словно пава, так ещё желает с комфортом наблюдать за инициированной им расправой.

— Ничего, недолго ему осталось. — так же через нейросеть ответил третий снайпер, рыжий Васха, чьё лицо было густо покрыто веснушками. — Волчек, недавно передал, что этот гад, принципиально не поднял ни единой нашей листовки.

— Знаем, — флегматично ответила Эльза, — он даже вытер свои ноги об лежащие возле его ног листовки с нашим предупреждением.

— Х-м, ему же хуже, подохнет в неведении. — хмыкнув, прервал словоблудие Первуша. — Прекратить трёп и изготовиться к стрельбе. Разобрать свои цели. Эта мразь собирается что-то говорить.

— Знаю я, о чём эти псина собирается вещать. Так что, папа, не обижайся, но он мой.

— Тогда и его свита на тебе.

— Принято.

Тем временем, на трибуне всё шло по составленному комендантом плану. Он встал со своего импровизированного трона, и махнул рукой. По его жесту, к нему подбежал стоявший на отшибе, брутально выглядящий переводчик. Не доходя трёх шагов до Дейгена, мужчина встал, расположившись немного впереди и сбоку от начальства. Небольшое дополнение, толмачь, держал в руке жестяной рупор, только не спешил подносить его к лицу. Сам же Дейген, указав рукой на заложников, брезгливо смотрел на согнанных кампрами горожан, которые мгновенно утихли и что-то негромко проговорил. Не смотря на свой хорошо поставленный голос, которым он, без применения средств усиления звука, мог командовать бригадой, генерал-адъютант просто не желал перенапрягать свои голосовые связки.