Карми. Часть 1

Малтэр, третий после Руттула, осень обычно проводил в Миттауре, на родине своей жены; насколько знала Сава, у него был довольно богатый дом в Интави и земли в окрестностях города — приданное.

Совпадения были зловещими.

А если вспомнить, что под разными предлогами Руттул отправил в другие страны большинство ученых, которых раньше так настойчиво приглашал в Сургару...

Чего-то опасного Руттул ожидал в своей стране.

Сава поискала другое решение этой задачки.

Нечто подобное, вероятно, Руттул предпринял бы, если бы собрался навсегда уйти из Сургары — вернуться к себе на родину, например. Но сам же Руттул сказал, что его зов о помощи дойдет до его соотечественников только лет через десять...

( — А раньше? — спросила тогда Сава.

— А раньше, наугад, им меня не найти, — ответил Руттул.)

В любом случае, решила Сава, ей следовало вернуться в Сургару.

Но оставался Стенхе, который наверняка что-то знал: уж очень подозрительными казались его уговоры подольше задержаться в Миттауре. Как, как уйти из-под его опеки? Каким способом обмануть?

...Стенхе перехитрил сам себя. Ему уже приходилось задумываться о том, чтобы каким-то образом задержать Саву в Миттауре и после Атулитоки. Но долго ли он мог тянуть? И под каким, собственно, предлогом? В голову ничего толкового так и не пришло, и Стенхе уже совсем было решил совершить какое-нибудь не очень серьезное преступление, из тех, что в Миттауре наказываются крупным штрафом. Он мог бы тогда, предупредив Павутро, объявить, что денег у него нет. Павутро, к которому в первую очередь кинулась бы Сава, тоже ответил бы отказом под каким-нибудь благовидным предлогом. В подобных случаях миттауское правосудие предпочитает взять залог. А что у них с Савой с собой ценного? Только княжеское вооружение, но его Сава никогда в залог не отдаст. Тогда, понимал Стенхе, судья предложит ему оставить в залог "сына". Стенхе — ничего не поделаешь! — конечно, согласится бы, хотя и с мучительными душевными переживаниями. Он уедет, а Сава останется в Миттауре. Относительно ее положения Стенхе ничуть не сомневался: миттаусцев никто никогда не мог обвинить в жестокости к заложникам, особенно же мягко они относятся к женщинам, детям и подросткам. Стенхе мог бы хоть на целый год оставить Саву под присмотром миттауского правосудия, если бы...

Если бы не Савино нетерпение. Уж конечно, с положением заложника она не смирится — будет теребить Павутро, и Стенхе очень и очень опасался, что Павутро этого нажима не выдержит...

А ведь еще существуют на свете арзрауские принцы, младший из которых, Паор, знает о Саве многое. Сава могла бы прибегнуть и к его помощи, а судя по богатому подарку, уже полученному Савой, в помощи ей Паор не откажет. Так что на год этого варианта явно не хватит, и Стенхе оставил его не крайний случай, если уж совсем не найдет никаких возможностей задержаться в Сургаре.

Пока же Стенхе решил притвориться больным. Если он заболеет сразу же после Атулитоки, это будет выглядеть подозрительно, Сава его раскусит обязательно. И Стенхе начал готовить почву для "болезни" загодя.

Он разок, как будто невзначай, проронил словечко о том, что ему больно разогнуться; Сава это пропустила мимо ушей. Стенхе начал усиливать впечатление: пару раз он охнул, выпрямляясь, а в седло садился так неуклюже, что впору было подсаживать.

Прострел, выбранный Стенхе в качестве докучливо хворобы, был достаточно убедительной причиной задержки и к тому же довольно правдоподобной. Кто заподозрит старого деда в том, что он попросту притворяется? К том же Стенхе уже когда-то несколько раз полной мерой испытал удовольствие от застуженной поясницы, так что картина болезни основывалась на собственном опыте и была совершенно достоверной. И к началу Атулитоки Сава уже была убеждена в том, что ее хокарэм — дряхлый старик.

Но неожиданное, прозрение Савы, которого Стенхе никак не мог ожидать, нарушило все его ухищрения...

Теперь, когда Сава знала, что в Сургаре творится что-то неладное, а ее нарочно держат в Миттауре, она не могла не понять, что Стенхе посвящен, хотя, может быть, и не полностью, в планы Руттула и помогать ей вернуться в Сургару не будет. Наоборот, он, пожалуй, становился помехой. И будь Стенхе здоров или болен — в расчет необходимо принимать его как здорового.

Надо было искать случая, и случай этот подвернулся Саве, совсем нечаянный случай.

В монастырь, где они со Стенхе остановились, приехала целая кавалькада молодых людей; они совершали паломничество по святым местам и пригласили "мальчика Кароя" поехать с ними, потому что в Атулитоки юноши должны путешествовать, устраивать шествия ряженых, петь и плясать, веселиться, а не торчать привязанными около больных стариков.

Сава растерянно оглянулась на Стенхе; тот кивнул — езжай, мол.

— Кто ж тебя бальзамом натирать будет? — тихо спросила она.

— Монахов попрошу. Езжай, Карой. — И Стенхе обратился к предводителю кавалькады юному принцу Твирани: — Прошу тебя, господин, присмотри за моим Кароем, он чужеземец в Миттауре и немного робок. Будь ему покровителем, прошу тебя.

Твирани, который и был-то на пару лет старше Савы, ответил учтиво по-майярски:

— Не беспокойся, мы присмотрим за твоим сыном.

Сава побежала седлать коня; Стенхе приготовил ей припасы в дорогу; его развлекал в это время один из юношей, рассказывающий о том, какой путь они собираются совершить.

Сава сразу поняла, что другого такого случая не подвернется, но нельзя было показать Стенхе, что она задумала.

— Выздоравливай побыстрее, — шепнула она на прощание. — Как только я вернусь, поедем домой.

И Стенхе поверил ей, и стал ждать, когда она вернется. Вообще-то, ему полагалось бы следить за ней неотступно, прячась согласно правилам хокарэмской науки невидимости, но Миттаур — плохая страна для шпионов: глаза у миттаусцев слишком придирчивые, и чужаков здесь не очень любят; к тому же в праздник на дороге было слишком людно. Бросить все и скрываться, следя за Савой, означало совершить серьезное преступление против законов Миттаура. А шпионов, пойманных с поличным, вешают. Конечно, Стенхе не сомневался, что повесить его для миттаусцев задача непосильная, но такое положение создавало лишние сложности, а Стенхе этого не хотел. Поручив же Саву покровительству принца Твирани и его компании, Стенхе мог быть уверен, что с принцессой не случится ничего дурного — разве какой-либо несчастный случай; но несчастному случаю и хокарэм не помеха...

А Сава, едва отъехав от него, начала изыскивать повод избавиться от горячего гостеприимства миттаусцев. Она нашла его на первом же привале, когда веселые паломники остановились перекусить.

Сава, случайно споткнувшись о трухлявый пень, увидела, как из-под коры выскочил огромный паук. Сава и сообразить ничего не успела — действовала, как по наитию: быстро, но, как оказалось, верно. Она упала на землю, как будто потеряла равновесие, вскрикнула и принялась колотить по мечущемуся пауку подхваченной с земли палкой; делала она это как будто неуклюже, но не давала пауку прыгнуть на нее и укусить.

Кто-то из подскочивших парней раздавил паука сапогом.

— Что там? — спросили у него подбежавшие спутники.

— Ануури, — ответил парень, разглядывая паука. — Он тебя не укусил, Карой?

— Укусил, — заявила Сава, показывая подходящую царапину на руке. — Кисть судорогой сводит. Это яд, да? — и лицо ее было таким испуганным, что миттаусец начал успокаивать ее.

— Ничего, не умрешь, — сказал он. — Только к вечеру рука распухнет, и жар, может быть, поднимется... Что делать-то будем? — обернулся он к остальным.

— Надо его к отцу отправить, — предложил Твирани. — Это совсем недалеко, и к тому же монахи противоядие дадут. Лармир, Тивэ, проводите его, а потом нас догоните.

— Не надо, — ответила Сава. — Я дорогу помню, мы же всего ничего проехали. Не беспокойтесь, господа.

— Да уж нет, Карой, — проговорил Твирани. — Больно ты невезучий. Это надо, в такую пору на ануури наткнуться. Кто тебя знает, в какую историю ты попадешь по дороге...

Теперь перед Савой встала проблема: как избавиться от провожатых, а не то через пару часов они сдадут ее прямо в отеческие объятия Стенхе. На ее счастье, миттаусцы вовсе не горели желанием сопровождать укушенного пауком майярского подростка в то время, как их приятели развлекаются. Примерно в полулиге от монастыря Саве, наконец, удалось их убедить, что она не настолько плохо себя чувствует, чтобы вывалиться из седла. "Укушенная" рука, покрасневшая от тайных щипков и массажа, выглядела правдоподобно, но не очень опасно. И миттаусцы решили, что яда попало не так уж и много, и согласились, что майярский паренек может доехать и один; они распрощались и помчались догонять своих друзей.

Удачно получилось и то, что Стенхе перед отъездом отвлекли, и Сава успела подменить и спрятать сверток с арзрауским мечом. Теперь ей предстояло забрать его и отправиться в Сургару. Она опасалась лишь того, что Стенхе все же следит за ней, но, во-первых, прошло слишком мало времени с ее отъезда, а во-вторых, подъехав к монастырю поближе и прячась за кустами, она рассмотрела, как хокарэм степенно беседует с настоятелем —

Стенхе ничего не знал и, надеялась Сава, не узнает на протяжении всей недели Атулитоки. Неделя форы — это было бы великолепно, но Сава разрешила себе думать только о двух днях и, как оказалось, не очень ошиблась.

Стенхе узнал о ее побеге на четвертый день.

В монастырь, где Стенхе усердно симулировал радикулит, приехала очередная компания юных паломников, и среди них оказался молодой человек, который несколько дней назад ездил с принцем Твирани.

— Добрый день, сударь! — поздоровался он учтиво со Стенхе, греющемуся на солнышке. — Как здоровье Кароя?

Стенхе замер.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он медленно.

— Ты не узнаешь меня? — юноша снял маску.

— Узнаю, — ответил Стенхе. — Но последний раз я видел Кароя, когда он уезжал с компанией принца Твирани.

— Его в тот же день укусил ануури, и он отправился обратно, — недоуменно рассказал юноша. — Он не доехал? Как же так? Мы выделили ему двоих в сопровождение, и они донесли, что доставили его на место.

Стенхе, мгновенно позабыв о простреле, побежал к себе в комнаты, распотрошил сверток, в котором, как полагал он, находился арзрауский меч...

"Обманула! — понял Стенхе (что тут было не понять?!). — Три дня... Ничего, до Сургары еще догоню!"

Он нимало удивил миттаусцев и монахов невесть откуда взявшейся прытью — на все сборы у него ушло меньше получаса.

Конь его не выдержал и пал за несколько лиг до Интави — эти лиги Стенхе бежал; в Миттауре коня чужаку просто так никто не продаст, он знал это.

Вот когда он понял, что уже старик. "Глупый старик, глупый старик..." — твердил он себе, теряя дыхание.

Он был так уверен, что по крайней мере до конца Атулитоки сумеет удержать принцессу; он приказал Маву быть в Интави и только после праздника уходить караулить на перевал. Теперь же окажется, что Сава минует перевал раньше них.

Когда он был уже около Интави, Сава опережала его не более чем на день — это он установил, расспросив ирауского купца. Ей приходилось беречь коня; если Стенхе знал, что Павутро даст ему другого, то Саве на это рассчитывать не приходилось.

Когда до Интави оставалось не больше лиги, Стенхе остановился. Город лежал перед ним как на ладони; с крутого склона горы можно было смотреть как с высоты птичьего полета.

Было утро, а если вспомнить, что это было утро последнего дня Атулитоки, то и вовсе можно было сказать, что утро было ранним. Жители еще не проснулись после ночного веселья; город был тихий и сонный.

И в городе наверняка был слышен звонкий хокарэмский свист Стенхе. Этим свистом он приказывал Маву немедленно выезжать за ворота, имея еще одну лошадь для него.

Слышал ли Маву? Ответного сигнала Стенхе не получил, но к Интави уже не бежал, а шел быстро — не было сил.

Выехал за ворота города всадник, ведущий за собой оседланную лошадь, заворочал головой, высматривая.

Стенхе коротко свистнул, привлекая внимание к себе.

— Сбежала? — поинтересовался Маву, подъезжая.

— Сбежала, — устало подтвердил Стенхе

Он вскочил в седло и уже на ходу рассказал, как было дело.

— Догоним, — легкомысленно ответил Маву. — Кони у нас свежие, а обогнала она нас не более чем на сутки.

— Ох, — проговорил Стенхе. — Не говори "гоп"...

— Ты пока отдыхаешь, я — скачу во всю прыть, — предложил Маву. — Так? Я ее догоняю, задержу и поеду тебе навстречу.

— Да, — согласился Стенхе. — Но если ты ее пропустишь...

— Ну что ж, — рассмеялся Маву. — Тогда ты с меня три шкуры спустишь, я знаю.

Он пришпорил коня и вскоре скрылся вдали.

"Он догонит, — думал Стенхе устало труся на лошади вслед умчавшемуся Маву. — В этой части Миттаура нравы не такие строгие, прохожие не откажутся подсказать, выдели ли они подростка-майярца..."

Действительно, встречные помогали Маву определить, далеко ли ускакал "его братишка", и он довольно много выиграл у беглянки.

На развилке Тавинирона, у часовни, монах указал не дорогу в Майяр, и далее на перевал Твалли — на почти непроходимую в это время года тропу к верховьям Ландры.

"Так, — сообразил Маву. — Значит, она думает, что Руттул будет у озера Праери. Может быть, может быть..."

Он двинулся по тропе и очень скоро обнаружил, что перед головокружительным ветхим оврагом Сава бросила коня и пошла пешком.

Пожалуй, она поступила правильно, избавившись в опасном месте от уставшей лошади, но в этом случае шансы Маву ее догнать повышались, и он наверняка догнал бы ее, если бы на скользком обледенелом склоне лошадь его не поскользнулась и не упала с тропы.

На его счастье, склон здесь был сравнительно полог; разбиться он не разбился, но в результате падения он лишился всех преимуществ перед Савой: лошадь его пропорола себе брюхо на остром осколке скалы и ее пришлось прирезать; сам он был изрядно помят при падении, и хотя переломов и вывихов как будто не было, ступать на правую ногу стало больно. Вдобавок он довольно много времени потратил на карабканье до тропы, так что в долину Праери он добрался, когда совсем стемнело.

Савы в долине не было. Маву настойчиво прислушивался к каждому звуку; в ночной тишине он услышал бы любой шорох, но ничто не тревожило его чуткие уши. Он проковылял к обычному месту стоянки Руттула.

Здесь стояли шатры, но не понравился их вид хокарэму; не было в этих шатрах ни единой живой души. Заиндевевшие холсты были порезаны в клочья, шатровые шесты завалились кое-где, в неглубоком снегу валялись окоченевшие трупы. Маву стер снег с лица одного из мертвых, навзничь лежащего у шатра и узнал конюха Тарву. Судя по всему, резня произошла уже давно, по крайней мере недели полторы назад.

Где же искать Саву?

Хокарэм понял, что ночью искать бессмысленно. До Сургары, если она пойдет туда, еще далеко; Маву сумеет перехватить ее. Была, конечно, опасность, что она попадет в беду, пока одна, но Маву знал, что Сава, предупрежденная страшным зрелищем, будет настороже. Поэтому он счел себя вправе отдохнуть и устроился на ночлег в одном из наиболее уцелевших шатров, завернулся в меховой плащ и заснул, ничуть не тревожась мыслью, что тут же рядом лежат мертвецы.