Меч Господа нашего ч2

— Меня зовут Алиссон Моррис, это репортаж с залитых кровью улиц Каира. Мы находимся на проспекте Исламской революции, всего в миле от площади Тахрир. Как вы уже знаете — египетские военные начали государственный переворот. До сих пор точно не известно, какие именно части поддержали переворот — однако, можно сказать, что элитные части армии, расквартированные вокруг Каира и большая часть полицейских, как бывших, так и действующих поддержали переворот и сейчас ведут войну против народа Египта.

Алиссон бросила короткий взгляд на оператора, тот не прекращая съемку, показал большой палец — все отлично. Учитывая чрезвычайную опасность — запись шла не только на карту памяти, камера была запрограммирована так, что весь видеоряд автоматически сбрасывался в банк данных через спутниковый канал. Даже если отнимут камеру, разобьют ее и сожгут карту памяти — то, что отснято уже невозможно будет уничтожить.

— ... За моей спиной — можно видеть баррикады из машин, горящие покрышки. В городе идут грабежи, погромы, убийства, действуют снайперы, стреляя в людей без разбора. Боевые вертолеты атаковали исламский университет Аль-Азхар, осведомленные источники сообщили о нескольких тысячах убитых. Боевые вертолеты нанесли удар по Гелиополису, бои идут в районе посольских компаундов. По неподтвержденным данным — уже к вечеру можно ожидать штурма города египетскими моторизованными...

Ее оператор, которому прекрасно было видно, что творится за спиной — вдруг выпустил камеру, бросился к ней.

— Валим!

— Ты что!?

Загремели автоматные очереди, она обернулась и увидела — грузовик. Самосвал с высокими бортами, полный вооруженных молодых людей с зелеными и черными повязками на головах. Она увидела прыгающих на мостовую людей, пламя, пульсирующее на срезе пулеметного ствола. Дик вцепился ей в руку, рванул в сторону, машина была совсем рядом, она побежала... но тут Дик тяжело упал на мостовую — и она упала вместе с ним, сильно ударившись. Разодрала локоть, лицо, сильно ушиблась. Она видела, как к ней бегут вооруженные, бородатые молодые люди...

— Я журналистка! Я журналистка!

Один из подбежавших боевиков ударил ее ногой в живот, второй схватил за волосы и сильно рванул, пытаясь тащить за собой — было больно до визга. Она брыкнулась, пытаясь сопротивляться — но сопротивляться молодым, крепким, вооруженным людям было практически невозможно. Ее тащили за волосы, она чувствовала, что еще немного — и эти... просто снимут с нее скальп. Потом — кто-то тяжело упал рядом, совсем как Дик... и еще... и еще... и со всех сторон загрохотали автоматы. Ее больше никто не тащил и не держал за волосы, она повернула голову — и с ужасом увидела... боевик, тащивший ее теперь лежит на асфальте, вместо половины лица кровавое месиво, автомат лежит на асфальте... а чуть дальше еще один боевик, и тоже мертвый. Пулемет с самосвала уже не стреляет... молодые бородачи куда-то стреляют, укрываясь за машинами и деревьями. На ее глазах погиб один из них — вот он стреляет, и вот... стоп-кадр, от головы отлетает какой-то кусок, бурое месиво... и вот он валится навзничь на тротуар, в сторону отлетает автомат... снайпер!

Снайпер!

Загребая руками, она поползла по окровавленному, грязному асфальту. Потом — как-то встала на ноги, бросилась бежать, сама не зная куда.

Незнамо где ее и взяли...

Она выбежала на какую-то улицу... метались люди. Заполошно оглядевшись, она увидела троих у большого фургона с антенной на крыше и яркими надписями — фургон телестудии! В панике она бросилась хоть к чему-то, что было знакомо.

— Помогите! Помогите мне!

Двое обернулись — потом один схватил ее за руку. Она поняла все, запоздало, правда. Попыталась вырваться — но второй ударил ее прикладом по голове. Последнее, что она слышала — это выстрелы и крики "Аллах Акбар"!

Четверо друзей — Али, Хамза, Джебель и Шари, что было сокращенное от "Шариат" — выросли в Эзбет аль-Хаганна — это был плохой, очень плохой район, полиция лишний раз не осмеливалась там появляться и в более спокойные времена. Заводилой и авторитетом среди них был Шари — потому что его брата повесили за джихад. Это когда на Мубарака совершили покушение... точнее, пытались совершить, сорвалось в самый последний момент. Мухабаррат тогда гребли всех подряд... судьба их была разной. Кого выкупили — тех отпустили. Кого некому было выкупить — тех повесили, и отчитались, что с терроризмом покончено. Парадокс был в том, что в основном задержанные террористы вышли на свободу, в террор в Египте шли не самые бедные люди. Тот же Айман аль-Завахири, сын врача, у которого хватило денег послать сына учиться в университет. Но ненависть аресты и казни породили...

Впрочем, ненависть в Египте была всегда. Ее загоняли внутрь пытками и расстрелами — но она никуда не девалась.

Гамаль Абдель Насер, египетский Ленин — был оболган и не понят. А ведь именно он — пытался тащить Египет в современный мир. При нем — строили Асуанскую плотину, в Египте работали скрывающиеся от возмездия нацисты, пытались построить реактивный истребитель и многое другое. Увы... не удалось.

С Анвара Саддата впервые начался сильный раскол между государством и армией... несмотря на то, что Саддат имел титул маршала, высший в армии — он предал армию. Катастрофой, весь масштаб которой мало осознают посторонние, стала война семьдесят третьего года. Прорвав линию Барлева с потерями в двадцать процентов от запланированных, египетские войска встали, давая Израилю возможность подготовить и реализовать контрудар, который привел к катастрофическому поражению египтян. Вся правда об этом не известна и поныне, сейчас уже появились свидетельства того, что Саддат сговорился с США и Израилем, и когда война пошла не так, когда Израиль показал себя много более слабым, а собственная армия много более сильной, чем планировалось — он запаниковал. Вероятно, было от чего — у Израиля тогда было ядерное оружие — и Саддат не сомневался, что Израиль способен его применить. Скорее всего, израильские посланники и довели это до Саддата — вот почему он в панике звонил королю Иордании и умолял его не наступать, хотя удар Иордании мог стать смертельным. Результатом предательства семьдесят третьего стал Кэмп-Дэвид семьдесят девятого — впервые арабское государство, да еще такое крупное — признало существование Израиля. Ни армия, ни исламские экстремисты не простили Саддату предательства — в восемьдесят первом он был расстрелян на параде солдатами собственной армии.

Президентом страны — стал вице-президент при Саддате Хосни Мубарак, ним страна прожила долгие четверть столетия. В отличие от двоих своих предшественников — Мубарак не пытался ни сделать Египет большим, чем он есть, он никому не угрожал военной силой и старался маневрировать между центрами силы, чтобы сохранить себя и свою страну. Эта политика почти удалась — президенту почти удалось умереть на своем посту.

Почти...

И за всеми этими перипетиями — жили простые, бедные и мало образованные люди. Жили как могли... жизнь проносилась мимо них подобно экспрессу мимо полуночного сельского полустанка. Никто не задумывался о них, об их нуждах и чаяниях, об их интересах. Они просто существовали — в параллельной реальности, существующей за заборами дорогих отелей.

В отличие от Насера, делавшего ставку на развитие промышленности — Хосни Мубарак сделал ставку на развитие в стране индустрии туризма. Недорогого и массового туризма. На территории Египта, который удачно имеет выходы и на Красное и на Средиземное моря были построены сотни туристических отелей, в которых можно было отдыхать круглый год. Второй по значению темой, разрабатываемой для туристического бизнеса — была Долина пирамид, пирамида Хеопса, Сфинкс и тому подобное. В Каире тоже были построены отели для тех, кто приезжал полюбоваться на пирамиды, они были столь громадными, что Мубарак шутил по поводу некоторых стран Лиги Арабских государств — их население можно было разместить в каирских отелях целиком. Туристы оставляли в стране деньги, неплохие деньги. Но мало кто задумывался о том, какое впечатление производят туристы на местное население.

Отправляясь на отдых, человек обычно берет с собой намного больше денег, чем обычно, рассчитывая потратить их на развлечения. И тратит их — в не такой уж богатой стране, где дети в бедных кварталах умирают от голода. Это заставляет местных чувствовать себя беднее, чем они есть — а это злит. Находясь на отдыхе, туристы позволяют себе всякие выходки и уж определенно ведут себя как "кум королю, сват министру" — особенно туристы из бывшего СССР и стран восточной Европы. И это в мусульманской стране — но ответить нельзя, туристическая полиция на страже. Наконец, бывают такие неприятные вещи, как экономические кризисы — и тогда поток туристов резко иссякает, а жить то надо, верно?

Египет добили три вещи. Экономический кризис 08-09 годов, из-за которого сократились туристические потоки. Жаркое лето одиннадцатого года в России, приведшее к падению урожая зерновых, запрету на экспорт и большим проблемам — как раз самые бедные страны Востока и севера Африки ориентировались на российское зерно. И позиция богатого как Крез катарского эмира со своей аль-Джазирой — именно он профинансировал арабскую весну. Его потом окоротили, но было уже поздно.

В одиннадцатом году Али, Хамза, Джебель и Шари были на площади Тахрир. А где им еще быть — из-за беспорядков, туристов не стало совсем, и чем им заниматься? Хамза и Шари имели машины, возили туристов, Али был гидом, но без машины. В их районе — в мечетях раздавали деньги, по десять долларов за каждый день на площади Тахрир, за каждое конкретное действие, типа перевернутой машины — платили отдельно. Это ерунда, что все было стихийно, на самом деле на площади были люди, которые все замечали и координировали. Армия не вышла против народа, потому что не вполне доверяла Мубараку как политическому лидеру. Ну кто будет всерьез доверять человеку, которому восемьдесят четыре года, и который вот-вот может умереть? Мубарак запоздал с передачей власти... если бы президентом к тому моменту был Омар Сулейман, бывший начальник Мухабаррата — армия, скорее всего бы вмешалась. Но увы... Мубарак тянул... точнее не он, его семья, которая делала дивиденды. А Сулейман видел возможность, наконец-то стать первым, произвести передачу власти — но не получилось.

Единственное, что Али, Хамза, Джебель и Шари, а так же многие другие собравшиеся на площади сделали по собственной инициативе — это сожгли и разгромили здание налоговой инспекции. Налоги платить никому не хотелось.

Потом — стало получаться все хуже и хуже. Джебель даже не успел переспать с женщиной — Али, Хамза и Шари успели, потому что работали с туристками, а Джебель не успел — когда он вырос, не стало туристок. Работы тоже не стало. Цены росли.

Нет, их ни в коем случае нельзя было считать исламскими экстремистами — какие они к чертям исламские экстремисты? До одиннадцатого года они вполне нормально жили и без Корана и без джихада... жили и не тужили. Ну, скажите — в стране за женщину полагается платить выкуп, а туристки, если знать подходы — отдаются бесплатно. Теперь, выступает по телевизору мулла и говорит, что это харам, а вам двадцать пять лет. Будете вы слушать муллу и то, что он говорит? Да нет, конечно.

Другое дело, что жрать нечего и работы нет — а в мечети раздают деньги. Но только ты должен, по крайней мере, носить бороду и являться в пятницу на намаз. Где вам доступно разъяснят, кто виноват, и что желать — а надо помнить, что такого цинизма как на Западе здесь нет, здесь привыкли верить.

И тут же, в мадафе, вон если подойти к тому человеку — то можно завербоваться на джихад. Да и вообще. Один ты не выживешь. Тебя ограбят, убьют, над тобой будут издеваться полицейские. Но если ты член Братьев-мусульман...

Исламская мафия. Отличие от сицилийской в том, что здесь есть идеология. И желание поработить весь мир.

Али, Хамза, Джебель и Шари зарабатывали, как могли. Когда раздавали деньги за то, чтобы пойти на митинг — они шли. Когда раздавали деньги за то, чтобы идти громить и жечь — они громили и жгли. Они не верили в Аллаха — если бы он был в этом мире, не было бы столько зла. Но нельзя было считать их и простыми наемниками. Они стремились к справедливости — и примыкали к мусульманам только потому, что они единственные — кто в этом мире еще говорил о справедливости. Остальные просто делали деньги... было такое ощущение, что политики всего мира сговорились против своих народов, чтобы выкачивать из них побольше денег, лгать... они были против этого. Они не хотели — чтобы вернулось полицейское государство Мубарака. Это и было их понимание свободы и справедливости, какую они хотели.

Они не были радикальными фанатиками и салафитами — и потому избегли бойни у университета Аль-Азхар, остались в живых. Но на улицу они вышли — мулла их мечети сказал, что богатые и военные подняли мятеж против народа и против ислама. Раз они так сделали — теперь их жизни разрешены, их имущество разрешено, их женщины разрешены... теперь они вне закона. Али, Хамза, Джебель и Шари, а так же другая молодежь, собравшаяся в мечети, поняли все правильно — теперь можно безнаказанно насиловать, грабить и убивать. Несмотря на то, что они были бедными, несмотря на то, что в их государстве за последнее время много чего плохого происходило — они все же не могли просто так броситься на улицы творить беспредел... могли, но немногие. Мулла своим коротким выступлением сделал из них грабителей, насильников и убийц, сказал — можно. А раз можно...

У них были две машины и автоматический карабин. Только один и еще один револьвер — оружие продавалось, но у них не было средств на то, чтобы купить его. В мечети им выдали автомат и немного патронов. И они отправились в город ...

Не повезло британской журналистской группе. Они наткнулись на них и попытались взять интервью. Причем журналистка — англичанка была молодая и красивая. И еще — она верила в то, что местные молодые люди из трущоб — просто хотят немного больше свободы. Что они такие же люди, как и сами англичане, просто им не повезло жить в плохой, несвободной стране. И если она возьмет у них интервью и донесет их бесхитростные слова до каждого жителя Великобритании — то окажет им и Египту услугу, а они будут благодарны. Это было ошибкой. Оператора они зарезали сразу, отобрали камеру и зарезали. Затем — они захватили фургон, вышвырнув из него местного водителя — убивать его не стали, потому что своих убивать чревато. Отогнав фургон подальше, они набросились на журналистку: их было четверо, и только у одного из них за последний год была женщина. До того, что происходит вокруг, им было плевать: они насиловали попавшую им в руки журналистку несколько часов. Под утро — перерезали горло и выпихнули из машины. Фургон им понравился, там было много какого-то оборудования, которое, наверное, дорого стоит. И которое, наверное, можно дорого продать. Надо было отогнать фургон куда-нибудь в пригород, чтобы пули не повредили его. Но это оказалось не так то просто сделать...