Война Смотрителя

Она вышла из толпы. Бледно-серая, переливающаяся, стоит вглядеться, сотнями цветов мантия с лёгким полупрозрачным капюшоном. И лицо, дрожащее, точно морок, то и дело переходящее в другое, то радостное, то грустящее, то вдохновлённое, то отчаявшееся. Гласом, в котором переплелись сотни интонаций, она молвила:

— Я расскажу вам историю, дамы и господа, — Эвите показалось, точно все иилги на Фестивали (или в мире?) увидели её. Магистр, но кто? Не угадать. Идеальная маскировка, чего и следовало ожидать.

Она подняла руку — и пала тьма. Только её фигурка в ореоле нежного светло-серого сиянья. Иллюзия — верхний её слой? — спала, а она чуть улыбнулась, спокойно-вдохновлённо начала:

— То было давно, и тысячи лет минуло с тех пор, — снова вскинула руку — и растворилась во мраке, кой, в свою очередь, пропал в разгорающемся свете. — А может быть это, — голос бесплотный шепнул, — происходит прямо сейчас?

Он шёл...

Тенью тихой скитался он по земле,

И земля та бесплодна была.

Единственный, выжил в великом огне,

Он шёл безотрывно вперёд.

Сгорбленная фигура бредёт по трескавшейся от жара земле. Тенью от живого кажется он. Кожа его потрескалась, плоть его точно просохла, но он идёт и идёт — неумолимо, чеканит шаг за шагом.

Имя забыто его, точно сон,

У пояса флажка пуста уж давно,

В дырах и платках комбинезон,

На внешность ему — всё равно.

— Ты умеешь мечтать.

Обернулся Странник одинокий.

Она была эфемерна и нереальна. Словно шелест бумаги под сухим жарким ветром, трепетали её очертанья. И не мог он сказать, высока она или низка, сильна или слаба, жива или мертва. Облик её был преломлением мыслей его и души, и подумалось ему, что видение это, а не реальность.

— Ты умеешь мечтать, — улыбнулась она. — Так бывает, Странник. Мечта не имеет границ. Ты позвал, ты воплотил, и здесь я, плоть от мыслей твоих и дух от духа твоего; идея и цель, горы движущей веры крупицею воплощённая.

Улыбнулся Странник. Надежда в нём точно очнулась ото сна. Распрямился он. Словно сила незримая — подхватила его. Подхватила и понесла вперёд. Бред ли, глюк ли — но он был жив. И должен был... что?

Безумья свет спустился на людей,

И тьма воцарилась спустя пару дней.

Взлетали ракеты и падали бомбы:

Бункера лишь остались да катакомбы.

Но смерти лучи не знали преград -

Выжил один, тому сам не рад.

Усталый Странник брёл вдаль, чтобы мир возродить. Источника знаний Странник не знал, но точен он был. Бродяга искал подземный комплекс — без людей, но рабочий. Доверенным лицом некогда стал и допуск к секрету тому был положен ему.

Не помнил Странник, сохранил он не всё. Глубоко похоронили тайну комплекса и надёжно. Был он последней надеждой и верным путём. Знанья о нём были стёрты, почти все о них — позабыли. Остались лишь избранные Хранителями Будущего они назывались.

Странник — не Хранитель, но был их снабженцем. Высшего класса снабженцем, ответственным, в определённом смысле, за все внешние связи. И даже он о Фабрике знал — исчезающе мало. Но он имел широчайшую аналитику и острый ум. Потому вычислил, где, и теперь искал — три точки, раскиданные по миру. Три места, что могут быть целью.

Он шёл, а бесплодные пески

Бурей вздымались — не видно ни зги.

Он шёл под белым пеплом небес,

Он верил, и ангела свет — не исчез.

Он шёл средь пустыни, он шёл по лесам,

По мёртвым и тихим шёл он местам.

Скелеты деревьев он миновал,

Пустые дороги и зданий завал.

Он люк неприметный в руинах нашёл — то склад был вторичный проекта. Но данных там не было — данных не сыщешь нигде; улики, однако, найти всё же реально.

За шагом лишь шаг. Сквозь тени и смерть. Сквозь боль и надежду. Он не знал, почему погибли все до единого. Но безжизненными были и глубочайшие бункера, что нашёл он во тьме настоящего. Туда не достали ведь бомбы. Склад за складом, места, что сокрыты в тени он искал — и находил. С каждым фрагментом он понимал. Понимал он замысел долгий и тонкий, годами, веками начатый назад.

Осколки складывались воедино. Фабрика была автономна. Автономна и забыта руководством. Хранители Будущего были малозначимой группой Организации. Финансируемой. Плохо финансируемой. Постепенно перешедшей на самофинансирование. Забытой неспроста. Забытой намеренно. Тогда же и пропало прошлое руководство. По одному, но за десяток лет сменилось. Исчезло. Ушло на Фабрику?

Старанья его вознаградились с лихвой. Анализ финансовых потоков прошлого дал примерную область. Логистической анализ сузил её. Но этого не доставало. Он знал теперь, что Фабрика скрыта. Он не знал, как. Но способ определённо уходил за пределы понимания науки. Нечто, с чем имела дело Организация. Фабрика была закрыта на Ключ. И Ключники были мертвы.

Сквозь ледяные пустоши — льдинки пара изо рта — он шёл. Через хладные дебри ледников прорывался он. Казалось, сама Леди Удача хранила от смерти. И надежда. Его надежда. Она шептала на ухо. Подсказывала и поддерживала. Её сила переполняла его. Он дошёл.

Сквозь покров льда пробился вниз. Очистил вход. Использовал раздобытый в жарком, мёртвом граде код. Прошёл тамбур. Ледяная база Ключника — тишина и мрак. Заглох уж генератор, и тело Хранителя нашлось за пультом управленья. Разобраться было просто. Несколько тумблеров, несколько сенсоров — комбинацию уж заучил — и Ключ активен. Можно идти.

От тени он к тени по солнцу шагал,

От печки он к печке по хладу волокся.

Молился, чтоб в пустоши встретился хоть бы шакал,

Во льду не один чтобы был бы он тёплым.

Но тщетно.

Странник Фабрику миру явил, но место её оставалось ещё неизвестным. Из точек же трёх две остались вариантами цели.

Прошёл через север, прошёл через юг:

Развалины, горы, руины и мгла.

Восток обошёл, и на запад, в закат.

А мгла, между тем, всё застила вокруг,

И мир умирал, попрощавшись.

Он не знал, что было началом катастрофы, но мир словно блек и гас, точно нереальным вдруг стал. А сверху, так ярко, так реально...

Расколото небо над твердью земной,

И в трещины льётся ничто.

Кривы просторы над головой;

Алое солнце взошло

На закате планеты пустой

В тишине.

Одна точка оказалась обманкой, искусной, но не Фабрикой, нет. Отчаялся он уж почти, но надежда, ангел, верой явлённый ему, утешила, направила и поддержала. Порою — физически он на неё упирался. Как? Он не знал, как иллюзия разума обрела материальность.

Он шёл в пелене, что клубилась по шею,

И руки когда он наверх поднимал,

Их образ казался всё дальше, чужее,

А ангел же казалась всё реальней ему.

Кто знает, сколько он брёл? Кто знает, мог ли он сгинуть в тумане? Но вот она, цель! И туман от неё-то — отхлынул. И точно светились старые символы Врат, что вели за пространство, привычное людям. Туда, откуда возможно людей возродить.

Он коснулся Ворот, и они отворились. И Фабрика радость ему принесла. Рабочие все механизмы. Здесь можно людей воссоздать и память вложить, здесь можно предметы собрать, и техники, и обихода. Но стоило ему вновь вернуться к Вратам, как увидел, что в них проник уж туман. И что за Вратами нету уж мира: расколото небо да дымка пуста. Тогда вопросил он надежду, облачённую в плоть. И услышал:

— Величья молчанье, отчаянья свет...

Но дымка надежды хранит твой ответ.

Весь мир — пыль и прах пред божественным взором.

Возьми, и взойди к Демиургу престолу!

Вздохнул, осознав её мысль:

— Кто я, а кто он, — стиснув зубы, спросил он. -

Вот ты показала себя исто сильной!

Ступай, где Его находится трон.

Сделай, чтоб это — стал сон!

И бросил усталый взгляд за Врата, закрывая их — навсегда? А ангел его кивнула серьёзно:

— Приму я тяжёлую, долгую ношу.

Но ты, мне поверь, ты совсем не ничтожен!

Твой свет для меня как маяк и опора,

Слабак ведь ничтожный меня не призвал бы так скоро.

В пустыне бы сгинул слабак.

Но прощай! И удачи.

— Мечту воплоти!

— Помню я о задаче. Верь в меня. Каждый миг.

Он шёл...

Он шёл меж ржавых конструкций и улыбался тьме в своей душе. Бумаги чистый лист, очередной, наполнился лишь скорбью и усталостью, царящими в его душе. Свежий, прохладный, снежный ветер омывал его лицо, а он всё шёл и шёл вперёд. Туда, в пелену. Он знал: бураны что когда-нибудь да стихнут. Они всегда стихают, правда?

...так и должна была закончиться, эта история. Воплощение мечты уйдёт, оставит безумца — гибнуть одному, гибнуть медленно, тоскливо. Как заканчивается всё, закончится и жизнь того мира. Жизнь его мира, например. Фабрика в истории — аллюзия на его Лаборатории. Лаборатории пока ещё живы... ведь так? Погодный имитатор работает как надо, неотключаемая сволочь. Ещё немного, и...

Раньше это зрелище поразило бы его величественностью. Теперь же вздымающиеся в мутные небеса высотки, ограждённые снежной пеленой, сияющие неоном фонарей, грустную лишь вызвали усмешку. Строили, строили — и, наконец, построили. Сперва Лаборатории — на кровавые деньги спонсора, давно мёртвого, втайне от него самого. Затем и установку, в далёкие те годы надеясь изменить уклад сам жизни.

Идея была довольно банальной, но социологи дали добро. Пред внешней угрозой человечество сплотиться и станет чем-то лучше, чем мрачное общество, описанное в киберпанковских книгах прошлого. Установка изменения климата призвала Холод. Лаборатории закрылись куполом метелей, исчезнув ровно на полвека, надеясь застать новый, лучший мир.

Подозрения высказывались сразу, но лучшие умы, инженеры и физики, просто пропали через десять лет, пока мир только сознавал наступающий Холод. Лаборатории стояли в оке снежных бурь, снабжённые запасами продовольствия чуть ли не на века вперёд. Тогда же обнаружилось, что Холод — уже автономное явление, равно как и купол метелей вокруг. Отключение установок ничего не дало. Экспедиции чрез метели пройти просто не могли, а кабельная связь с внешним миром однажды просто перестала работать. А потом они умерли. Один за другим, в основном — от старости. Остался лишь он. Киборг. Не лучший, нет, просто человек, родственники которого обеспечили набор имплантов "Вечность". Хорошо иметь родственников-миллиардеров. Плохо остаться одному. Навечно одному.

Когда умер последний, он всё же решился и прошёл сквозь метели, едва не погибнув. И обнаружил пустынный и мёртвый мир, скованный льдами. Парочка ещё рабочих спутников, до которых он достучался, не нашла радиопередач. А затем накрылись и они. Он остался один. Навсегда.

Рука привычно отворила толстые прозрачные створки с осыпавшимися буквами "Main Laboratory". Главный исследовательский корпус. Там, на первых подземных этажах, он устроился теперь. И там же комп, забитый историями смерти и забвения. Он безумец? О да... что это? Звук! Новый, отличный от привычных цветов, свет, новый, отличный от привычных цветов звук. Он обернулся.

Он шёл...

Он шёл по тесному коридору, на ходу касаясь сенсоров планшета. Красные лучи мрачно светили в окно; холодные, зловещие, привычные лучи. Он закончил писать и отдал команду. Через три целых пять сотых секунды на планшете появилось "Записано в основное хранилище". Интересно, зачем он дублирует? Да, основное хранилище — механическое, банальные чёрточки и точки на твёрдом теле — какой там материал? — охлаждённом почти до абсолютного нуля. Да, главхран продержится дольше него, дольше планшета, возможно, он переживёт убежище — кто знает... Но что ему до этой и прочих историй? Их никто не прочтёт. Некому. Он один.

Вздохнув, он поёжился. Холод. Помещение максимально изолировано, он держит наиболее оптимальную температуру, но всё равно как-то зябко. Впрочем, эти пару градусов подарили ему пару сотен лет жизни — в отличие от остальных. Теперь их корабли вращаются около умирающей звезды склепами, а он мёрзнет, но пока жив. Ненадолго.

Иногда ему казалось, что холод не настоящий. К физическому — давно уж должен был привыкнуть, но как справиться с живым воображеньем? Холод смерти. Холод угасания. Совсем как тот Холод, о котором он написал. Скоро он допишет, и очередная история ляжет в архив, что переживёт, возможно, и этот затухающий гигант. Холодная вечность...

...что увидит тот выживший, наивно надеющийся, что он не один? Возможно, конструкции Лабораторий не выдержат и обрушатся вниз? Или это лишь его галлюцинация? Постойте, что это? Он обернулся.

Он шёл...

Сквозь тьму и тьму шёл он вперёд. И надежда была утеряна. И свет — лишь на кончике палочке. Волшебной, чёрт бы её побрал, палочки. Инструменте чародея. Он жив, пока горит сей свет, но много ли ему осталось? Когда он не сможет шептать заклятье вслух, раз за разом зажигая огонёк? Когда хищные тени прыгнут на него и заберу, как остальных?

Он не помнил, сколько шёл. Он немного жалел, что оказался магом. Обычные люди погибли быстро, волшебников тьма тронула не сразу. Возможно, потому что была вызвана одним из них? Что это? Демон? Заклятье? Воплощённая Смерть? Он не знает. Он знает лишь, что темнейший из магов однажды решился на ЭТО. Он был среди тех, кто видел место ритуала. Тогда его вырвало. Ритуал "Кроатоан". Говорят, все знающие маги пришли в ужас.

А потом в мир пришла тьма. Дни становились короче. А ночью спасти мог лишь свет, неважно, электрический ль, магический ль. Впрочем, через дня три электрический свет отказал. Тьма как-то смогла испортить генераторы — все до единого. Возможно, потому что она была колдовской тварью, а колдовство легко портит незащищённую технику?

Теперь только заклятье света на волшебной палочке отделяло его от смерти. Палочка занята светом, и, значит, он больше ничего не может колдовать. Хотя нет. Он мог бы телепортироваться — палочка здесь не нужна. Вот только телепортация перестала работать тоже. Почему? Он не знал.

Теперь остался он, палочка с дрожащим светом и тьма да бессмысленные шаги. Свет выхватывает из тьмы пустые здания. Он остановился возле скамейки. На удивление, тьма не трогала растения, но без света трава жухла. Это вход в сквер, да? Он присел. Нет, было кое-что ещё, кроме света, тьма и палочки. Была свободная рука и тетрадь. Зачем он пишет о писателе в мёртвом корабле, что в пустоте глубокого космоса? Проекция, сублимация или как там оно? Не любил психологию. Он любил научную фантастику.

Одной рукой он достал тетрадь, одной рукой открыл, расположил на поудобней, раскрыл на нужном месте, достал ручку. Что же случится с космическим писателем? Возможно, разгерметизация? Он огляделся. Тьма продолжала зовуще шептать голосами людей и зверей, знакомых и нет, ею поглощённых. Хищная, влекущая тьма. Он повторил заклятье света, и тени отступили.