Да, зачастую в этих домах не было никакой отделки, а поскольку не только Максимыч оказался таким умным, что попросил меня приказать снять в домах все стеклопакеты и заложить их на хранение, не говоря уже о том, что огромное их количество, а также несколько десятков по изготовлению стеклопакетов были упакованы в бетон, народа ведь в последний месяца работало немало, то хоть в этом плане мы не испытывали острого дефицита. Зато в дефиците был цемент и особенно сварочные электроды, не говоря уже про арматуру. Правда, последнюю строители "выбивали" из панелей старых пяти, семи и девятиэтажек. Так что и она тоже не была в таком уж жутком дефиците. Постепенно таяли наши запасы топлива, но уже очень многие автомобили были переведены на газ. Максимыч распорядился везде, где только можно, наладить выпуск газовой аппаратуры, да, и без того сталкеры первым делом разыскивали именно её, а они уже поднаторели в своём деле. Тем не менее самой главной нашей проблемой было всё-таки жильё, но она, худо-бедно, постепенно решалась. Со дня Апокалипсиса прошло сорок дней, а люди уже успели свыкнуться со своим положением, а потому не ныли и изыскивали любые способы для того, чтобы обустроиться.
Да-а-а, русские, несомненно, это особый народ. Фактически оставшись без правителей, себя я к их числу, как и своих коллег, военных комендантов, не относил, они проявляли просто дьявольскую изобретательность. Впрочем, не одни только русские, но всё же мы давали очей тридцать форы из ста возможных всем остальным народам. Ещё в Минске я узнал очень много интересного. Так вовсе даже не учёные, а какой-то химик-самоучка, научился так лихо бурдючить из смеси метана, пропана, спирта, бензина и лёгких фракций соляры топливную смесь, что на ней очень даже неплохо могли летать большие самолёты и при этом если жидкие фракции топлива помещались в кессонах, то установка по производству газа помещалась в багажном отсеке и занимала не так уж и много места. В общем то, чего я так боялся, произошло, правда, срать в бензобак автомобиля не было нужды. Чёрт знает из чего, во что входил также угольный порошок, изготавливались гранулы, которые зелёные слизни пожирали с каким-то дьявольским аппетитом, выделяя при этом огромное количество газа. Гранулы эти, конечно, немного пованивали тухлятиной, но этот запах не был смертельным. От автомобилей, глушители которых были снабжены катализаторами, и то больше несло сероводородом. Именно этот запах я учуял, когда мы подошли к вертолёту и ничего, дурно мне не сделалось.
По моей просьбе пилот вертушки полетал немногим более часа над Москвой и сердце моё всё же сжалось от боли. Если сравнивать этот город с тем, что он представлял из себя до Апокалипсиса, то выглядела столица просто ужасно, но если вспомнить, какой она была в самый первый день, то изменения к лучшему уже были заметны невооруженным глазом. Самое главное, что я отметил для себя, так это то, что как на протяжении всего полёта от Минска до Внукова, так и от Внукова до Москвы на земле царило настоящее буйство зелени. Лишь местами волна смыла верхний слой почвы, но и там уже появилась зелёная продрись. Наверное из земли попёрли какие-нибудь сорняки, но это всё же лучше, чем вообще ничего. Новое Заречье порадовало меня тем, что несколько десятков домов в нём уже были освобождены от железобетонных рубашек. В том числе и тот, в котором меня поселил Скиба. Этому я порадовался больше всего. Ничего, пройдёт время и мы наведём полный порядок не только в Москве, но и на всей планете. Может быть после этой чудовищной катастрофы люди научатся ценить жизнь и перестанут безумствовать, а заодно научатся ещё и беречь природу, ведь ей досталось даже больше, чем людям, но и она должна оправиться от нанесённого ей Кометой ущерба. Я верил в это.
В Москву мы вернулись в половине одиннадцатого утра, хотя во Внуково прилетели в девять. Домашние знали, что мы возвращаемся, и потому ждали нас. Поэтому Алёнку и Дженни даже не отправили в детский летний лагерь. Увидев меня, девочка очень обрадовалась и истошным криком "Папка приехал!", повисла у меня на шее, хотя, как тут же выяснилось, всё утро хныкала из-за того, что её оставили дома. Дженни и ещё двое мальчишек Алёнкиного возраста, тоже были рады нашему приезду, вот только Алёша и Вова слегка робели. С малышкой на руках я вошел в квартиру и даже ахнул, так как давно уже привык — если в комнате яркий свет, то это горят все лампочки, а тут большая часть комнат была залита солнечным светом, да, ещё и все окна распахнули настежь. В общем всё выглядело очень необычно, я ведь уже стал забывать о прежней жизни. Нас сразу же потащили за стол, но на него выставили только большой, ярко надраенный самовар и сладкое к чаю. Тётя Зина стала нахваливать умницу Дженни, помогавшую ей печь сдобу. Алёнка вся пошла в маму и потому к кухне даже близко не подходила, зато в её комнате стоял верстак, на нём лежали маленькие инструменты, паяльник, а рядом стояло несколько коробок со поломанными, нет, не игрушками, а разными бытовыми приборами. Как мне с гордостью сказал Чак, днём Алёнушка играет с другими детьми в сталкеров, а по вечерам они ремонтируют разные вещи.
Всё правильно, для детей всё это была лишь игра. За чаем мы разговаривали в основном о домашних делах. Друзья Чака уже съехали из его квартиры, найдя себе отдельное жильё в нашем районе, так что у них стало просторнее. Мой американский друг ещё до моего отбытия на поиски Вали увидел однажды двух мальчиков-близнецов, оставшихся сиротами и, не раздумывая ни секунды, моментально усыновил их. Имена у них остались прежние, а вот фамилии слегка изменились и они теперь были Черепановы-Мелвилл. Чак уже немного балакал по-русски, но куда лучше него на русском языке разговаривала Дженни, а близнецы говорили по-английски. Чак по-прежнему совмещал две должности, был комиссаром по делам иностранных граждан и одновременно командиром роты в отряде "Ночной дозор". Чтобы не разрываться на две части, он реквизировал для своих нужд большой двухэтажный автобус "Неоплан" и превратил его в офис, который постоянно находился рядом с нашей базой. В нём работали те его сотрудники, которым требовалась подсказка, а весь остальной штат комиссариата находился на трёх этажах в здании бывшего банка. Оно было полностью отремонтировано и для меня в нём уже подготовили огромный кабинет.
Сегодняшний день был полностью посвящён печальным и очень тягостным мероприятиям — наступили сороковины. С утра на кладбище пришло множество людей, на могилы были возложены венки, а на тех из них, в которых упокоились президент страны и премьер-министр со своими ближайшими соратниками, были установлены красивые надгробья. Вдовы этих людей жили неподалёку, в Рублёво, но в этот день все они приехали в Новое Заречье вместе с детьми и членами семей. С ними я должен был вскоре встретиться на кладбище. Поэтому наше чаепитие было недолгим и вскоре мы вышли из дома, где уже построился попарно, с венками в руках и автоматами за спиной, "Ночной дозор". Мы со Скибой и Чак с Васильком, взяв венки, тоже встали в строй и, держа венки в руках, строевым шагом отправились на кладбище. Там нас ждали вдовы руководителей страны, трагически погибших на своём посту, и члены их семей. В скорбном молчании мы дошли до кладбища и с парадного шага перешли на траурный, медленный и чуть слышный. Конечно, в своих полевых мундирах с разноцветными беретами, да, и сами мундиры благодаря тому, что в "Ночной дозор" влились иностранцы, тоже были разными, мы выглядели не очень импозантно, но ничего не поделаешь. Возложив венки, мы построились и тишину трижды разорвали автоматные залпы.
До гипермаркета, также частично освобождённого от бетона, мы дошли пешком. Я шел, держа на правой руке Алёнку, а левой поддерживая под руку вдову президента, голова которой была повязана чёрным гипюровым платком. По пути мы разговаривали и она, разглядывая здания, удивлялась, как быстро идут работы в нашем районе. Я в свою очередь поинтересовался, как обстоят дела в её собственном, доме, всё ли в нём наши рабочие привели в порядок и как они вообще живут. Мой приказ был простым и ясным, обеспечить семьи погибших всем необходимым даже в том случае, если они вообще ничего не захотят делать и предоставить им надёжную охрану, а вместе с ней помощников по хозяйству. Вдова президента улыбнулась и ответила:
— Батя, это в той, прежней жизни я была женой президента, а сейчас я точно такая же вдова, как и сотни тысяч других. Вы зря нас так усердно опекаете. Мы живём и работаем, как и все.
Кивнув, я негромко сказал:
— Да, вы трудитесь не меньше других и потому я приказал всем тем людям, которые вам помогают, исполнить свой гражданский долг до конца, но при этом стать ещё и вашими добрыми соседями. Там находятся одни только добровольцы.
Перед тем, как войти в гипермаркет, мы зашли в церковь и находились в ней около получаса, пока мне не сказали, что можно уходить. Вот в чём я не понимаю ни бельмеса, так это в церковных делах, но, глядя на то, как крестятся другие, делал то же самое вслед за ними. Наконец поминальная служба закончилась и мы направились к гипермаркету, где поднялись на второй этаж и сели за стол. Поминальный обед был недолгим и прошел в скорбном молчании, зато после него мы поднялись на третий этаж, где свои соболезнования вдовам руководителей страны и их близким принесли президент Франции и канцлер Германии, теперь уже скорее всего бывшие, а также некоторые члены их кабинетов, которые нашли в себе мужество остаться с теми французами и немцами, которые решили пережить катастрофу в своих странах. Пережить-то они её пережили, но вот жить в большинстве стран Западной Европы было практически невозможно. Очень уж велики были разрушения, носившие просто тотальный характер. Для того, чтобы эвакуировать оставшихся в живых людей, из Москвы туда сначала была направлена добрая половина всех вертолётов "Ми-26" с бульдозерами на борту, а теперь ещё и самолёты военно-транспортной авиации, который могли совершать посадку на построенных с нуля нашими строителями грунтовых аэродромах. Самолёты летали туда ежедневно.
Туда они летели не пустыми, а с грузом гуманитарной помощи. Назад возвращались с детьми и женщинами. Это длилось почти две недели, но президент и канцлер прилетели в Москву только позавчера, окончательно убедившись в том, что русские люди не бросили их в беде. Да, где-где, а вот в Западной Европе волна свирепствовала даже похуже, чем танковые колонны Гудериана, но и там люди смогли выжить, построив убежища не только для себя, но и для того, чтобы сохранить самые главные реликвии Западной цивилизации. Мне очень понравилось, как сказал обо всём, что сейчас происходило и о своём прилёте в Россию президент Франции, который не требовал никаких привилегий:
— Франция теперь там, где находятся французы.
Отдав ему в ответ на это честь, я приободрил его:
— Господин президент, во Франции устояли ваши самые главные соборы, символы государства, — Собор Парижской Богоматери, Руанский, Страсбургский и многие другие, французы выжили не смотря ни на что, а раз так, то возродится и Франция, но она к тому времени будет не отдельным государством, а одним из регионов нашей единой, планетарной цивилизации.
Глава 9
Страшная находка под землёй
Близился к концу август, уже не за горами была осень, а мне так и не удалось разыскать Валю. Это лишь говорило о том, что она не отцепила парус и волна унесла её очень далеко от Москвы. Правда, если пораскинуть мозгами, то она ни в коем случае не должна была этого делать. Именно парус был её единственной надеждой. Пока я отсутствовал, Максимыч вместе с несколькими учёными самым основательным образом расспросили Алёнку о том, какую кабинку для себя приделала к подводному кораблику её мама, как та выглядела и что она взяла с собой в пилотскую кабину. Хотя моей приёмной дочурке не исполнилось ещё и семи лет, девочка она была очень смышлёная, уже умела читать и писать, не говоря о том, что вся пошла в маму, инженера-автомобилестроителя, и была юным Самоделкиным. Ну, а у Валюши в Невеле имелся свой собственный автосервис, один из лучших в городе. Мои друзья самым тщательным образом изучили её спасательный батискаф, который Скиба приказал отбуксировать к нашему дому и запретил даже пальцем к нему прикасаться, а не то что разбирать его. Он так и сказал: — "Как только твоя мама найдётся, Алёнушка, я полечу на вертолёте туда, где приземлилась её кабинка, привезу её в Москву и поставлю, как памятник, на том месте, где ты приземлилась, ваш подводный кораблик, чтобы все знали, какая умница твоя мама."
Собрав всю информацию, Максимыч со своими ребятами всё посчитал, смоделировал ситуацию на компьютере и сказал сначала Алёнке, а потом уже мне, что скорее всего наша мама доплыла на волне аж до Урала, так как единственным шансом спастись, для неё было только одно — ни в коем случае не отстреливать парус. Только он при той конструкции спасательной капсулы, которую она избрала, мог держать её на гребне гигантской волны. Опустись она вниз и толща воды моментально раздавила бы её капсулу. Ну, как раз в том, что Валюша об этом догадается и сама, я нисколько не сомневался, как и не сомневался в том, что она знала уже о том, что её дочь спасена и находится в Москве, причём не у кого-то, а у того парня, который в неё влюбился с первого взгляда и даже признался ей в этом. Когда мы открыли люк и я достал из гондолы Алёнку, мне некогда было рассматривать её спасательное средство. После этого Скиба первым забрался в неё, чтобы достать вещи девочки, но и он не заметил, что в гондоле находится мощная радиостанция, которая работает сразу в четырёх диапазонах, а на поплавке установлены четыре антенны. Зато он приказал немедленно отбуксировать батискаф к нашему дому и потом один из моих бойцов руководил её разгрузкой. В общем Валюша могла услышать рассказ Петрухи Нестерова о том, какое чудо сотворил Господь Бог, принеся командиру "Ночного дозора" дочь его возлюбленной.
По всей видимости Валюшу занесло волной в такую глушь, откуда просто так не выберешься и к тому же она, по всей вероятности, осталась ещё и без бензина для мотоцикла. Сейчас её батискаф по-прежнему стоял неподалёку нашего дома, как памятник уму, мастерству, мужеству и воли к жизни простой русской женщины-матери. Ещё в прошлом году Валя, едва узнав о надвигающейся катастрофе, перебралась жить на хутор, расположенный в двадцати километрах от Невеля. Это был крепкий кирпичный дом, который она немедленно огородила высоким забором и когда уезжала рано утром в город на работу, то оставляла в нём Алёнку на весь день, но не одну, а вместе с Аргоном — пятилетней немецкой овчаркой из числа тех, которые будут пострашнее автомата "Калашникова". С ним она и села в свою пилотскую капсулу с моторчиком. Алёнка не смогла толком объяснить дядям, что же за моторчик установила на ней Валя, но работал этот двигатель на сжатом кислороде, которого она загрузила в капсулу целых четыре баллона. Максимыч пришел к выводу, что Валюша изготовила или приспособила небольшой, турбореактивный двигатель, который вместе с парусом, оснащённым дополнительными поплавками, наполненными бензином.
